Сон Хёнгён - Потомки солнца. Признание Моён

Моён не понимала, сколько времени прошло с того дня. Она взяла больничный, закрылась дома и спала дни и ночи напролет. Когда ей надоедало спать, она садилась на диван и отсутствующим взглядом смотрела в пустоту. Она ничего не замечала. Ни о чем не думала. Даже не открыла завещание, которое лежало на столе перед ней. Время шло, но девушка не видела никакой надежды.

Плотные шторы на окнах не пропускали свет, и было непонятно, какое сейчас время суток. Тишину в квартире нарушало лишь тихое гудение холодильника. Как вдруг раздался звонок в дверь. Моён показалось, что он прозвенел из другой вселенной. Она продолжила сидеть на диване, как статуя, лишь изредка моргая. Снова раздался звонок в дверь. Девушка посмотрела на дверь, но не могла сфокусировать взгляд. Звонок прозвенел в третий раз, и она наконец поднялась.

За дверью стоял подполковник Пак с несколькими солдатами, которых Моён уже видела. Девушка равнодушно на них посмотрела и отошла в сторону. Подполковник Пак с тяжелым сердцем поздоровался с Моён и прошел в дом.

— Через неделю будет официальное объявление, — осторожно начал подполковник Пак, присев на диван.

Моён села на стул напротив него и молчала, в ожидании следующей реплики.

— Капитан Ю Сичжин и старший сержант Со Тэён погибли в автокатастрофе по пути на тренировку.

Моён продолжала молчать.

— Вам нужно поставить подпись в соглашении о неразглашении военной тайны. Надеюсь на ваше содействие.

Стоявший рядом с Моён офицер протянул ей документы. Давно она не слышала про неразглашение военных тайн. Эти слова доставляли ей столько беспокойства, пока она встречалась с Сичжином…

Подполковник Пак терпеливо ждал, пока она прочтет документы.

— Его смерть… помогла спасти чью-то жизнь? — наконец заговорила Моён.

— Так точно.

— Его смерть… помогла защитить где-то мир?

— Так точно.

— Его смерть… была ради родины?

— Так точно.

— Однако его родина… просит меня сейчас подписать этот документ?

— Простите… — ответил подполковник Пак, склонив голову.

— Почему… почему до последнего твоя жизнь полна тайн? Почему даже твоя смерть — военная тайна?.. Надеюсь, сейчас я делаю то… чего бы хотели вы, Ю Сичжин… — бормотала Моён, как будто Сичжин был рядом. В уголках ее глаз начали собираться слезы. Девушка медленно взяла ручку и подписала соглашение.

В тот вечер Моён не зажигала света. Она разложила перед собой все то, что напоминало о Сичжине: рентгеновский снимок, вода, камень с Навайо, вино, подвеска, диск с фильмом, пиво, свечи — и позволила воспоминаниям полностью захватить себя.

Моён зажгла свечи, и по комнате расползлись тени. Одна из теней была похожа на Сичжина, будто он стоял, прислонившись к стене.

— Как я? Красива в этом освещении? — грустно спросила Моён у тени.

— Вы всегда прекрасны, — услышала она его голос.

— Я скучаю.

— Я тоже.

— Но почему вы не пришли?

— Потому что защищал мир.

— А как насчет обещания, данного мне? Оно было бессмысленным?

— Я собирался прийти. Я приложил все усилия… чтобы прийти.

— Но ведь не пришли. Вы не пришли…

Моён обняла колени и упала, сжавшись в комок. Ее плечи задрожали. Пламя свечей затрепетало, словно пытаясь утешить девушку, а тень медленно приблизилась к ней.

Любимой Кан Моён

Перед каждой операцией мы пишем завещание.

Я надеюсь, что это письмо до вас не дойдет, но если вдруг вы читаете это, значит, я не сдержал обещания. Обещание, что не заставлю вас переживать, обещание, что не пострадаю, обещание, что не умру, обещание, что обязательно вернусь. Ни одно из них я не смог сдержать. Простите.

Там, где были вы, всегда было светло.

Простите, что встретил вас, что любил вас, что расстался с вами так.

Бессовестно просить вас об этом, но надеюсь, что вы не будете долго горевать.

Я забираю свои слова, чтобы вы не были счастливы с другим.

Вы должны быть ярче и счастливее кого бы то ни было.

И не помните меня слишком долго. Прошу вас.

Для Мёнчжу

Моей стратегией всегда был побег.

Даже в коротких снах я оставлял тебя.

Я плакал от счастья, когда понимал, что это всего лишь сны.

Спасибо и прости, что такая смелая ты так сильно любила такого никчемного меня.

Если ты читаешь это завещание, значит, никчемный я до последнего причиняю тебе боль.

Не прощай меня. И надеюсь… что ты будешь счастлива настолько сильно, сколько времени я провел в мыслях о тебе. Я горячо тебя люблю, Юн Мёнчжу.

Жив я или мертв, этого не изменить.

Рассекая воздух с рокотом и свистом, самолет пошел на посадку. Приземлившись, он мягко покатил по полосе. Моён взглянула в иллюминатор, но отразившийся от стекла солнечный луч заставил ее зажмуриться. Прикрывшись рукой от солнца, она смотрела на протянувшуюся в бесконечность посадочную дорожку. Далеко-далеко впереди земля сливалась с небом.

По радио из кабины пилотов сообщили местное время в Албании. Невероятно долго скользивший по полосе самолет наконец остановился. Отстегнув ремень безопасности, Моён пригладила и собрала в тугой узел рассыпавшиеся по плечам волосы. Она чувствовала себя так, словно только что очнулась после долгого сна.

Путь из аэропорта Инчхон в Албанию с пересадкой в Абу-Даби занял два дня. Все это время Моён провела в бездействии. Она не смотрела фильмы и не читала, как поступали другие пассажиры, не пыталась скоротать дорогу при помощи снотворного. Она просто сидела, расслабившись так, что не чувствовала веса собственного тела, пересекая пространство и время подобно космонавту в состоянии невесомости. Она не стремилась сосредоточиться на чем-то одном, но и не заставляла себя ни о чем не думать. Если в голову приходила какая-то мысль, Моён следовала за ней; если всплывало какое-то воспоминание, Моён думала о прошлом. Это была ее первая передышка с тех пор, как она потеряла Сичжина.

После того как откуда-то с края света пришло его прощальное письмо, Моён не давала себе ни минуты отдыха, беспрерывно кочуя между больницей и телестудией. Плотный график операций и телезаписей лишил ее досуга. Она взвалила на себя почти всю работу в отделении неотложной помощи, чтобы не оставалось времени на слезы. Моён очень старалась не думать о Сичжине. Её казалось, стоит поддаться один раз, и она рассыплется на куски. Поэтому Моён подавляла отчаяние, пряча его глубоко в сердце. Доктор Пхё, с трудом выносившая все это, в конце концов накричала на Моён, сердито хлопая подругу по спине и требуя выплакаться. Но в итоге расплакалась сама, тогда как Моён не проронила ни слезинки. Порой грусть все-таки захватывала ее, с этим ничего нельзя было поделать. В такие минуты Моён с силой вдыхала воздух, вытирала непрошеную слезу, катящуюся по щеке, и заставляла себя улыбаться.