Виктория Мальцева - Вечность после…

Закрываю глаза, прижимаю её тело к себе покрепче и пою… Чушь какую-то, несуразицу без музыки и без рифмы. Обрывки давно забытых песен, припевы в основном.

— Не пой! — выдыхает, но в её голосе я слышу смех.

Пусть он сквозь слёзы, но, всё же, это смех. Немного неуклюжей радости для моей Евы. Единственной женщины, которую я когда-либо любил, люблю или смог бы полюбить.

— Ты — мой Ооопиууум… — тяну нараспев. — Моя единственная любииимая… Моя Еееваааа — моя дееевочка…

Сегодня плохо, завтра хорошо. Тот же берег, тот же пляж, дом и песок. Но Ева другая: мягкая, счастливая, топящая меня в своей улыбке. Она на песке, я нависаю над ней, и моя правая неутомимая рука ласкает её нежное бедро. Я хочу целоваться в губы, но у неё сегодня игривое настроение — тянет меня за волосы в обратном направлении, не давая приблизиться. Я ей подыгрываю, но хочу доказать, что боль меня не остановит. И когда наши губы, наконец, соприкасаются, это уже не просто поцелуй, это — наша жизнь. И пальцы в моих волосах больше не тянут, они прижимают меня к ней, к моей Еве.

Я знаю, как заставить её дышать чаще, как вымолить «тот самый взгляд», и делаю это:

— Любимая…

Мы могли бы никогда об этом не узнать. И, наверное, в жизни так и случается: многие истины оказываются открытыми лишь по воле случая. Как это было у нас.

Итак, мы могли бы никогда об этом не узнать, если бы не болезнь.

Евина болезнь.

Мы в Ванкувере, приехали впервые за последний год. С тех пор как Мел согласилась привозить ко мне Дариуса сама, надобность в перелётах отпала.

Ева лежит в госпитале на обследовании. У неё обнаружили опухоль в почке, но нам повезло — стадия начальная и шансы на полное выздоровление максимальны.

Ева ни на что не жаловалась, жила как обычно. Так же с аппетитом ела, так же хорошо спала, так же радостно улыбалась по утрам. И вечерам. И во всё остальное время. Я только раз заметил, как она склонилась над столом, уперев руки в столешницу. Только один единственный раз. Но этого хватило, чтобы почувствовать, просто ощутить каждым фибром своей души, что моя девочка в опасности. Купил билеты. Собрал чемоданы. Схватил Еву за руку, и вот мы здесь.

Диагноз врезал по нашему хрустальному миру тяжёлой бейсбольной битой. Тесный кабинет врача, проводившего диагностику, завертелся, поплыл, растворился в пульсации страха в моих ушах, висках, груди. Больно слышать приговор, страшно смотреть в её глаза. Отчаянно сжимаю её руку своей, и в силу этого жеста вложено всё, что я хотел бы сказать словами, но в данную секунду не могу — ком в горле. Ева сжимает мою в ответ — она всё поняла: нельзя уходить навсегда, когда тебя любят так, как я люблю. Нельзя бросать свою половину в одиночестве, обрекая на ожидание собственного конца, потому что жизнь больше уже не будет жизнью.

Я вспомнил, Лера как-то рассказывала, что у неё с давних пор больные почки. Позвонил ей всего лишь спросить совета, а вышло так, что уже через сутки Алекс перевёз Еву в клинику в Штатах — туда же, где годы назад вылечил свою Леру. И я, конечно, рядом. Мне больше нигде не нужно быть, моё место там, где моя Ева.

Мы с другом стоим в больничном коридоре и делаем то, чего я никогда бы не мог себе вообразить — спорим о деньгах.

— Ну продашь ты свой дом в Доминикане, сколько выручишь? Копейки. А жить-то вам где-то нужно, когда всё закончится!

— Не известно, КАК ещё всё это закончится. Ева подавлена, как будто всё решила для себя. А без неё эти дома мне не нужны.

— Во-первых, никогда! Слышишь? Ни на секунду не переставай верить, что это — временная трудность. Испытание, беда, с которой вы вместе справитесь. Во-вторых, о каких домах ещё ты говоришь?

— О родительском. Доминиканский ничего не стоит, но родительский и Евин — растут в цене.

— Вот именно! Сейчас не время продавать. Это было бы глупейшим решением! Но не это главное: я бы никогда не продал родительский дом, если бы мог им распоряжаться. Но меня в шесть лет никто не спрашивал!

— Не продал бы? Не верю! Если бы в ситуации, подобной нашей, не дай Бог, оказалась твоя Лера, ты бы себя продал, не только свои дома! — спорю.

Алекс вздыхает и, помолчав, совершает последнюю попытку:

— Я понял тебя. Но просто послушай: я хочу помочь этой девочке. И не потому, что она твоя сестра… жена, любимая, нет, не поэтому. Я могу это сделать, и я хочу это сделать. Больше того: мне это ничего не стоит! Подумай, каким стрессом будет для неё новость, что всё, что у вас было, ушло на её лечение?

— Да, ты прав. Но придётся пережить. У меня ещё есть три ресторана в Ванкувере, голодать не будем.

— Голодать не будете, это так, но ресторанный бизнес сейчас не тот, что прежде. Сам знаешь. Моя команда выкупила два заведения у твоей бывшей жены — кандидаты на банкротство. Люди стали лениться, заказывают еду на дом, ты посмотри, компании доставки растут как грибы после дождя!

— Алекс, я не возьму твои деньги.

— Давай так: сейчас мы оставим этот вопрос. Мои фонды уже оплатили всё, что нужно, тебе ни о чём не надо беспокоиться. И чтобы ты не чувствовал себя должником, давай просто договоримся, что ты снимешь для меня хороший фильм. По книге моей жены, — подмигивает.

Не могу не улыбнуться:

— Алекс, я…

— Иди к своей женщине. Успокой, поддержки и не оставляй. Будь с ней. Придёт время, поговорим обо всём ещё раз. Да! Кстати… я свою версию пишу.

Мне кажется, или этот человеческий великан засмущался?

— Я знаю, — улыбаюсь. — Лера мне говорила.

— Ну вот… Я хочу хорошее кино, понимаешь? Очень хорошее! Не для рейтингов и продаж, а во имя смысла.

С этими словами он уходит, заглянув ещё раз к Еве. О чём они говорят, я не знаю: Алекс попросил несколько минут наедине. Этот парень не просто успешный бизнесмен — он умеет чувствовать людей, особенно женщин. Но не всех к себе подпускает, далеко не всех — в последнее время таких счастливчиков единицы. Люди любят сплетничать о нём, много говорят, много придумывают. Я никогда их не слушал, потому что имел редкую возможность знать его лично: это самый достойный человек и мужчина из всех, кого я встречал в жизни. И он целиком и полностью зависим от любимой женщины — Валерии, водрузил её на алтарь своей жизни, и, не боясь осуждения, молится. Об этом знают все. А он знает, кому молюсь я, поэтому, отложив дела и семейные заботы, приехал сюда.

Еве предложили лечение по «стандартной» схеме: химиотерапия и последующая операция по удалению опухоли.

— У меня выпадут волосы? — первое, что её интересует.

— Да, на время, — отвечает врач.

Её глаза наполняются слезами, и она бросает один короткий, но о многом говорящий взгляд. Я не успеваю ответить, вовремя найти те самые «правильные слова», и вместо меня это делает Алекс.