Аннэ Фрейтаг - Мне не жаль [litres]

Лене все время говорила ему, как сильно она ненавидит прятаться. И что она почему-то чувствует себя обязанной это сделать. Из-за ее матери. И из-за того, что могут подумать другие. Леонард никогда бы не признался в этом, но он был рад, что она так делает. Прячется. В первую очередь потому что ей так будет лучше, да и у него проблем поменьше. Леонард потрясен осознанием этого. Своей поверхностностью. Он не думал, что он такой. Он никогда не давал себе понять, никогда не признавался себе, что он был бы смущен, если бы другие узнали правду о его сестре. Что такая идеальная Лене не так уж и идеальна. Как будто это могло как-то негативно повлиять на него самого.

Леонард стоит в дверях, испытывая отвращение к себе и к ней. И к Юлии, которая все это написала. И которая была права. Она была права во всем.

Взгляд его сестры пустой и разочарованный. Может, она говорит правду, а может, и нет. С другой стороны, она же не сказала, что это не она, не так ли? Опять просто спрашивает, просто между строк выясняет, как она всегда делает.

Поэтому он снова спрашивает:

– Ты публиковала записи?

И звучит этот вопрос спокойно и странно, как тон его отца. Как угроза, что его настроение вот-вот изменится.

– Ответь мне, – холодно приказывает он.

А потом он замечает, что Лене плачет. Тихие слезы, которые можно только увидеть. Слезы, которые могут означать либо молчаливое признание, либо разочарование.

– Мне нужно знать, – говорит Леонард.

Затем Лене подползает к краю кровати и встает. Она вытирает слезы со щек и медленно приближается к нему, высокая и уверенная. Как будто она призналась. Как будто ей наконец не нужно прятаться после всех этих выходок. Потому что все все знают. Как подло ее мать обращалась с ней годами, какая лживая жизнь у них дома и что она на самом деле совсем другая. И это все. Лене нежная и чувствительная, если ей позволить такой быть. Она всегда хотела быть такой, он это знает. Но она не знала, как. Как быть, если она уже загнала себя в тупик, из которого не могла найти выход самостоятельно. А потом каким-то образом у нее оказались записи. Она прочитала их, и тогда Лене поняла, что это ее выход.

Ее выход из тупика.

Леонард сглатывает.

Он вспоминает, сколько раз Лене говорила ему, что Юли не относится к нему серьезно. Что она его не любит. Лене уже знала? Она уже читала записи? Или сообщения Юлии – лишь подтверждение ее слов? Если бы они не были опубликованы, Леонард все равно поверил бы лжи. Он был бы счастлив. Счастлив с девушкой, которая о нем даже не думает. Эти записи сэкономили ему пару месяцев. С девушкой, которая сегодня шла рука об руку с другим до автобуса после школы. Как будто Леонарда никогда и не существовало.

Затем Лене встает перед ним. Он чувствует ее теплый аромат. Он знаком только ему, никому больше. Как воспоминание, которое длится дольше, чем он сам. Взгляд Лене сердит, выражение ее лица говорит о том, что она готова даже ударить его.

Она спрашивает:

– Ты серьезно думаешь, что это я?

Ее голос вибрирует, и от слез не остается и следа. Только злость. Как будто одна эмоция превратилась в другую.

– Ты думаешь, это была я? – снова этот вопрос.

Лене смотрит на Леонарда напряженным, тревожным взглядом, проницательными глазами, мерцающими и влажными. Она делает полшага к нему, как будто хочет дать ему пощечину. Или пнуть. Совершенно тихо, как будто комната наполнена тишиной от пола до потолка. Это тишина, которая медленно давит на его легкие.

Затем Леонард кивает.

И Лене говорит:

– Да пошел ты. Убирайся из моей комнаты.

Все думают, что это была Марлене Миллер. Ну, может, не все. Но большинство. И те немногие, кто в это еще не верит, скоро поверят. Почти все, с кем вы разговариваете или переписываетесь в школе, в групповых чатах, почти все ее подозревают. Все настолько уверены, что это была Марлене, что я иногда забываю, что это неправда.

Мой план сработал. Я выбрала ложный путь – от Эдгара до Линды и Марлене, и идиоты последовали по этой дорожке. Один за другим. Они думают, что сами догадались, но я им помогла. Они шепчутся за спинами и с нетерпением продолжают рассказывать истории, которые они где-то услышали, истории, которые кто-то якобы им рассказал, – они даже не знают, кто именно. Они не знают, что это была я.

На самом деле люди верят в то, во что хотят верить. Вот так мы и живем. Мы – обыкновенные животные. Если в одном направлении побежит достаточное количество людей, остальные побегут за ними. Мы ориентируемся на то, что делает или думает большинство. Ни на себя, ни на наши ценности или на то, что мы считаем нравственно правильным. Это то, чему нас учили. Коллектив – наш ориентир. Но в том, в чем нельзя обвинить косяк рыб, нельзя обвинять и людей. Теперь мы восприимчивы к лжи, которая соответствует нашему мировоззрению. Итак, Марлене облегчила мне задачу. Я не могла даже и мечтать о более надежном преступнике. О ком-то, кто способен на что-то настолько предосудительное с моральной точки зрения, кто также достаточно умен, чтобы спланировать и осуществить такое дело, и у кого, и это особенно важно, есть мотив. Предательство.

Предательство любит заставлять людей поступать неправильно. А Марлене предали. И не один раз. Ее мать, Юлия, а затем и ее брат. Замечательное совпадение.

По сути, это не должно было иметь ничего общего с Марлене. Это побочный бонус. Но если серьезно, она сама выбрала эту роль. Если бы в прошлом она была немного лучше, никто бы не поверил, что она способна на такую ужасную вещь. Причина, по которой они так легко верят в это, заключается в том, что они знают, что это она. Потому что Марлене доказывала им это снова и снова на протяжении многих лет. Она – причина, по которой меня никто не подозревает, хотя у меня была такая же мотивация публиковать записи Юлии, хотя повод был абсолютно другим. Очевидно же. В противном случае я бы вряд ли это сделала.

Ошибка, которую совершают все, заключается в том, что они считают, что целью является Юлия. Вот где они все ошибаются. Их вводит в заблуждение одна деталь, а именно то, что человек, опубликовавший записи, хочет отомстить автору. Но ни на секунду целью не была сама Юлия. Она имеет к делу только второстепенное отношение. Потому что он рассказал ей о нас. Он рассказал ей. Все. А потом он показал ей фотографии. Я не думала, что он сделает то, что сейчас кажется мне довольно наивным.

Но, может быть, так казалось только мне. Я имею в виду наивность. Потому что каждый раз, когда он спал со мной и потом говорил, что я не такая, как другие девушки, я почему-то думала, что это его способ сказать мне нечто настоящее. Что я важна для него. Пока он не просил меня уйти на следующее утро, иногда словами, но в основном невежеством. Он вел себя так, как будто меня там не было. Пока я наконец не ушла окончательно. Как будто я была школьной тетрадью на его столе, которая мало его интересовала, или парой изношенных носков на полу. Пока он не написал снова через несколько дней. « Мы можем встретиться ?» или « Я думаю о тебе» или « Что ты сейчас делаешь?» Отдельные предложения, которые в моей голове интерпретировались как « Я люблю тебя» .