Никола Хотель - Это всегда была любовь [litres]

У меня сейчас рука отмерзнет, и не только рука. Мое тело по ощущениям больше напоминает сосульку.

– Ты где сейчас конкретно? На Мейн-стрит?

– Нет, на Хановер-стрит, а затем поверну на Лебанон.

– Хорошо, скоро буду.

Я убираю телефон и засовываю руки под мышки, чтобы согреть их, но это не работает. Какая же я идиотка! Почему не взяла с собой куртку? Или хотя бы кепку Ноя? При мысли о нем у меня щемит в груди. Я скучаю по нему. Я скучаю по нему так сильно, что становится больно.

Понимая, что я совершенно одна на темной улице, где нет ни одной машины, решаю взять в руки на всякий случай ключ от входной двери. Сделав это, слышу позади какой-то шум. Шаги? Ускорившись, я немного согреваюсь, и холод отступает. Теперь я веду себя осмотрительнее и постоянно оглядываюсь назад, но там никого нет. Внезапно совсем близко слышу шум и начинаю панически бежать. В этот момент рядом со скрипом тормозит Ной на своем велосипеде. Свет велосипедной лампы призрачно мерцает над асфальтом.

– Черт подери, Ной! – кричу я.

Ной спрыгивает с велосипеда.

– Почему ты идешь пешком? У тебя что, машина не завелась?

Мое сердце бешено бьется от испуга.

– Нет, мне нравится бегать под дождем. Это же так приятно. – Я хочу продолжить бег.

– Подожди. – Ной роется в спортивной сумке, закрепленной на багажнике, но, похоже, не находит того, что искал, потому что в следующую секунду стаскивает с себя толстовку и стонет, когда она задевает его лицо. – Вот, надень ее, – говорит он, держа толстовку у меня перед носом.

Я удивленно смотрю, переводя взгляд с его мускулистой груди в обтягивающей футболке на обнаженные руки, забитые татуировками, и потом на толстовку. Ох, как же это мило с его стороны, в этом весь Ной. Толстовка пахнет им. Я вздыхаю.

– Тогда замерзнешь ты, – говорю я, игнорируя его протянутую руку.

– Мне все равно.

Совершенно безобидная фраза, но я начинаю злиться. Ему что, действительно так наплевать на себя?

– В этом вся проблема?

– Обри, это только толстовка, а я хочу быть вежливым, ясно?

– Если ты в самом деле хочешь быть вежливым, начни с себя, Ной Блейкли, или со своего отца.

– Ч… что? – с недовольным фырканьем Ной опускает руку. – Я не хочу сейчас говорить о своем отце. Дело вовсе не в нем.

– А в ком тогда? Не о нас же речь.

– Конечно, речь идет о нас. О тебе. Ты думаешь, я позволю тебе вот так просто уйти, после того как ты узнала об этом чертовом видео? Обри, я ударил тебя этой новостью, как обухом, не думая о последствиях и твоих чувствах. Прости.

Видео. Я быстро откидываю мысль о нем в сторону, прежде чем в моей голове снова появится эта всплывающая фишинговая ссылка и я не смогу больше ни на что реагировать.

– Только для того, чтобы ты знал: я подала на него заявление в полицию. В Нью-Йорке я выяснила, кто это был, и написала заявление в участок. – Бросив взгляд на Ноя, вижу, как у него на лице отображаются противоречивые чувства – облегчение и боль.

– Почему ты рассказываешь мне об этом только сейчас?

Мне хочется закричать на него.

– Когда? – шиплю я. – Когда я должна была тебе сказать? Когда ты так восторженно отреагировал на мое сообщение? Когда ты не подошел к телефону? Ах нет! Надо было сказать в тот момент, когда тебя колотили на ринге!

– Прости. – Ной ставит велосипед на подставку и делает движение, будто хочет взять меня за руку, но потом останавливается. – Прости, я вел себя как полный идиот.

Мне кажется, Ной стоит очень далеко от меня. Я хочу быть рядом с ним, хочу протянуть руку и прикоснуться к нему. Только вот он не доверяет мне.

– В этом-то и дело. Неужели ты не понимаешь, что почти ничего не рассказываешь о себе? Обо мне ты знаешь все. Я доверила тебе самое худшее, что случилось со мной, а ты обо всем молчишь.

– Это не одно и то же, – грубо прерывает он, – ты не виновата в том, что произошло, а я… я виноват, черт подери.

– Расскажи мне. Расскажи, чтобы я могла хотя бы немного понимать тебя. Что случилось с твоей лошадью? Что случилось с Эбони? – Я жду ответа, но Ной молчит и прячет лицо. Мои руки непроизвольно сжимаются в кулаки. – Почему ты больше не заботишься о ней?

– Она должна принадлежать тому, у кого есть больше времени, которое он сможет уделять ей.

– Ной, что случилось? Почему ты думаешь, что не заслуживаешь ее? Что ты сделал, Ной? Что? Ты не ухаживал за ней, бил ее, кормил не так или что еще?

– Я поранил ее, понятно тебе? – взрывается он. Его лицо, кажется, состоит из света и тени. В нем столько боли и раскаяния, что у меня подгибаются колени. – Я причинил ей боль, – повторяет он, – я безответственный придурок и ничего не могу с этим поделать. Ты хоть представляешь себе, какая она ценная? Я имею в виду даже не деньги, Эбони – чертовски умная, в отличие от меня. На нее можно положиться, она смелая и абсолютный профессионал.

– Как ты поранил ее? С ней все в порядке, она выглядит совершенно нормально…

– Она могла быть мертва, Бри. – Его брови сдвинулись, и теперь его лицо – одна большая мрачная тень. Мне больно видеть его таким. Я не задумываясь делаю шаг и осторожно обвиваю руками его шею, потому что у него наверняка повсюду синяки. Я чувствую, что Ной расслабляется, а мне хочется плакать. Он не отталкивает меня, может, начал хоть немного доверять. Я крепко обнимаю его, и, хотя легкий дождь уже успел намочить нас, мне становится тепло.

– Пожалуйста, расскажи мне о ней, – шепчу ему, – я не буду осуждать тебя. – Нежно прижимаюсь носом к его шее, ощущая исходящий от него жар.

Я чувствую нежелание, с которым Ной отвечает мне:

– Она… она упала, – тихо произносит он, не разжимая своих объятий.

– С вами произошел несчастный случай?

– Нет. – Ной напрягается, его объятия становятся еще крепче. Я запускаю пальцы в его волосы, продолжая обнимать, и не хочу торопить, чтобы он снова не пошел на попятный.

Я слышу его напряженное дыхание.

– После папиной первой операции… я на самом деле пытался учиться там, где он хотел. Я хотел быть образцово-показательным сыном, только вот меня тошнило от лекций. В один из таких вечеров я пошел на ферму. Я был зол и совершенно пьян, я… – Его голос срывается, но я продолжаю обнимать его и держать голову, как делал это Ной во время моего нервного срыва в общежитии. Глубоко внутри я боюсь, что он сейчас скажет.

Из горла Ноя раздается хрип:

– Я решил прокатиться на Эбони за городом. Там был небольшой ручей, а за ним – забор, не очень высокий. Наверное, я слишком приблизился к нему или темп был слишком быстрый, не знаю… но Эбони доверилась мне. Она всегда доверяла мне… – Ной прижимается ко мне. – Она оттолкнулась задними ногами и потом врезалась передними копытами в забор, хотя он был для нее легкой задачей. Это полностью моя вина, я был пьян, не помогал ей и не обратил внимание, что почва слишком мягкая, а Эбони не знала местности. У меня даже ушиба не было, я просто оказался в воде, но Эбони…