Ирина Сергеевна Молчанова - Искусство слов

– Ты не разнообразная, – изрек мужчина, откинувшийся на спину после занятия сексом.

Ей ничего не хотелось отвечать. В свои девятнадцать лет она и в самом деле, не обладала опытом в сексе. Он был первым, кто проник в её лоно, но не смог этого понять из-за повреждения девственной плевы. Она и сама догадалась об этом самостоятельно, поскольку никто из близких людей не удосужился поставить её в известность о незначительном инциденте, произошедшем в детстве.

Она была девственницей, от которой требовались умения опытной любовницы. Она опять не соответствовала чужим ожиданиям.

Кира молчала. Она жалела только о том, что поехала с этим мужчиной на съемную квартиру. Но самое ироничное заключалось в том, что она не предполагала, чем завершится предложение прокатиться. Дефицит знаний множился на нерасторопность.

Мужчина не удержался от сетования по поводу не желания девушки совокупиться нетривиальным способом. Она и этого не умела. Она ничего не могла предложить в постели, в которой и не нуждалась.

Его сетования отпечатались в памяти и в теле. И ей отчаянно хотелось смыть не только следы прикосновений, но и сопряженную с ними обиду. Подобные инциденты пачкали душу. Кира сожалела о содеянном. Она все сильнее отдалялась от себя самой.

– А я вас уже ждала, и у меня имеется положительная информация.

– Вы меня приятно порадовали.

– В школе ещё работает педагог, который может попытаться вспомнить разыскиваемую вами натурщицу, – администратор школы искусств демонстрировала прежнюю доброжелательность, и та не выглядела наигранной.

– Я смогу с ним побеседовать? – Кира опасалась, что на данном этапе могут возникнуть препятствия.

– Конечно, только он выйдет из отпуска через неделю.

– Столько времени я смогу подождать.

– Если хотите, можете пройтись по музею, функционирующему при школе, но там представлены лишь избранные работы. Возможно, на одной из картин изображена та самая натурщица, – администратор источала неподдельно позитивный настрой, и складывалось впечатление, что она из любой ситуации видела выход.

Кира улыбнулась девушке, полагая, что в её словах присутствует рациональное зерно, и просто увидеть произведения искусства никогда не было лишним.

– Как пройти в музей?

– О, я вас провожу, чтобы не пришлось блуждать по коридорам. Понимаете, здание хоть и новое, но строилось по эскизам архитектора старой школы.

– Вы разбираетесь и в этих вопросах? – Кира восторгалась людьми, обладавшими познаниями в различных сферах.

– Во многих понемногу. Пойдемте, я вас быстро приведу, куда следует, – администратор, будто не могла дождаться момента, чтобы ненадолго покинуть рабочее место и пройтись.

– Когда ты уже женишься, а то завидно становится?

– Только в том случае, если встречу женщину, способную меня восхитить.

– Мало красоток в ночных клубах и барах? – мужчина, одетый довольно небрежно при кричащей дороговизне одежды, сохранял насмешку на лице.

– Много, – собеседник, явно следивший за своим внешним видом, не пытался оценить чужой юмор.

– Что не так? – Максим продолжал иронично усмехаться, зная, что приятеля это выводит из себя.

– Там нет моей, – Раймонд пытался казаться безучастным.

– Я вот не понимаю тебя, уже сорок пять, ещё немного и будет полтинник, а ты все в поисках.

– Это мои поиски.

– А вдруг не найдешь? – Максим представлял себя на месте приятеля, и ему становилось некомфортно.

– По крайней мере, я пытался найти, – Раймонд отвернулся от друга, ловя себя на мысли, что тот переступает грань дозволенного.

– И что будешь один век куковать?

– С вами, друзья мои, когда утомитесь от жен и разведетесь.

– Я не решусь на такой шаг.

– Привычка нередко сильнее чувств.

– Вот давай не будем ковыряться в моей жизни, – Максим убрал с лица усмешку, превратившись в человека с обычным взглядом.

– Приемлю взаимность, – Раймонд же напротив, получил повод для улыбки, пусть и фальшивой.

– Понял намек.

– Куда уже прямолинейней.

– Достали тебя, прости.

Ночные пляжи принимали её так, словно становились с ней чем-то единым. Она ощущала природу, как саму себя, а та вторила ей. Накатывавшие одна за другой волны умиротворяли, впрочем, нервная система Ольги в успокоительном средстве не нуждалась. Тем не менее, от дополнительного источника умиротворения не стоило отказываться. Вдохнув полной грудью воздух, насыщенный особенным ароматом, она ощутила непреодолимое желание остановить время.

Ольга сбросила с себя почти прозрачный халат и направилась к океану, позволяя тому наслаждаться обнаженным женским телом. И ласки следовало принимать с достоинством, не отказывая себе в этом. В такие моменты она не думала ни о чем, кроме наслаждения. Вся жизнь бывшей натурщицы превратилась в получение желаемого.

Мир принимал её с восторгом. В молодости любовались её телом, в зрелости – достижениями. Впрочем, и фигура Ольги оставалась достойной восхищения. Определенно жизнь ею проживалась с толком. Персональным. Она не тяготела жить на показ, куда больше заботили ощущения. Их хватало, но она предвкушала получение новых. Все новое манило так, будто внутри неё жил маленький ребенок, не ожидавший подвоха и балованный любящими родителями. Она сохранила ребенка, но научилась его баловать самостоятельно. Ольга в семнадцать лет покинула отчий дом и ни разу об этом не пожалела.

Пустая квартира пестовала тишину, а он ею дорожил. В этом заключалось его персональное противоречие. Осознание этого факта не умаляло значимости последствий. Он желал достигнуть нереального – сохранить прежнее и получить новое.

Кофеварка издала противный звук, по крайней мере, ему он досаждал, но доводилось терпеть, ибо вещь не способна идти на консенсус. А люди? В этот момент он примерил на себя образ бездумной и бесчувственной кофеварки. Он редко шел на уступки кому бы то ни было. То ли не научился, то ли просто демонстрировал упрямство. Только в бизнесе он проявлял лояльность, отчего считал себя лицемером. Но он прощал себя, как и надлежит поступать человеку, способному быть собой.

Кофе обдало его ароматом. По квартире стал распространяться сияж. К его огромному сожалению, принадлежал он исключительно бодрящему напитку. Он жаждал заполнить тишину ощущениями, способными проникнуть в кровь и разнестись по всему телу. И жаждал он не столько секса, сколько квинтэссенции, включавшей и его, и чувство любви. В неё он никогда не верил. В борьбе с цинизмом победила сентиментальность, заручившаяся поддержкой возраста.