Наталия Арчер - Любовь НЕ с первого взгляда

Проходя мимо нового здания уборных и раздевалок, построенного лишь в прошлом году, от которого всё ещё пахнет свежей древесиной, я слышу, как меня окликают.

Обернувшись, вижу Диму, который бежит ко мне, улыбаясь во весь рот. Ему невозможно не улыбаться в ответ.

Он останавливается прямо передо мной и, немного отдышавшись от бега и глубоко набрав полную грудь воздуха, эффектно приосанивается и включает улыбку на полную мощь, заставляя этим сильнее и быстрее стучать моё сердце. Но этот факт и его сознание меня немного настораживают, и мне становится отчего-то не по себе.

– Иди сюда, – говорит Дима, оборачиваясь туда, откуда прибежал, и осторожно тянет меня к зданию, чтобы нас не было видно с дороги. – Привет! Мне кажется, что я уже очень скучал по тебе, – признаётся он и сразу закусывает нижнюю губу, очевидно осознавая, что сболтнул лишнее.

– Привет! – отвечаю коротко.

Успокойся, Катя! Это ничего не значит, кроме того, что ему было скучно.

– Катюша, – начинает Дима, – умоляю. Придумай что-нибудь, чтобы меня спасти. Меня вчера угораздило пообещать сегодня целый день семейного отдыха, но мне с утра уже хватило его до следующего года, наверное. Это ещё не считая того, что я с ними и вчера вечером время проводил, раз тебя не было. Я с ума сойду, если не найду возможность избежать этой пытки, – выглядит он при этом, и вправду, как будто немного не в себе. – Мы с утра хотя бы в бассейн ходили, было терпимо, там всё же пять дорожек и мужское отделение есть, но сейчас…

Я не сдерживаюсь и начинаю смеяться, зарабатывая за это от него осуждающий взгляд.

– Извини, Дим, но ты так говоришь, как будто тебе надо провести время в клетке со львом, а не с родной семьёй. Неужели всё может быть так плохо?

– Ты просто не знаешь мою мать. Поверь, это невыносимо. Это выглядит примерно так: "Феденька, сладкий мальчик, какого цвета ты хочешь новую машинку на свой день рождения?". Федя – это мой младший брат, – поясняет он своим нормальным голосом, – А потом мне опять: "Дмитрий, если ты сейчас же не возьмешься за ум, то поставишь крест на своём профессиональном образовании и тебя будет ждать низкооплачиваемая работа с минимальным уважением от общества", – далее следует фейспалм века с наигранным стоном отчаяния, лишь вызывая у меня смех. – И всё снова и снова в разных формулировках. Я уже всё пробовал от препирательств до угроз, мой следующий шаг будет скандал, но я пока изо всех сил пытаюсь найти менее кровавый выход, так как нам тут ещё больше недели проводить без возможности уйти в интернет.

– Мне очень жаль, – пытаюсь его поддержать. Мне хотелось бы добавить "Как я тебя понимаю", но я являюсь именно тем, кто этого не может понять. Я была бы счастлива выслушивать нотации моих родителей, если бы только они были рядом… Надо срочно отвлечь себя от накатывающей волны саможаления. – А ты пробовал имитировать солнечный удар или пищевое отравление? – как можно веселее спрашиваю. – Нападение бешеной белки или какой-нибудь приступ?

– Актёр из меня никудышный, к сожалению. Но я уже на переломном моменте, то есть на грани сломать себе что-нибудь, если это спасёт меня, не заставляя меня разорвать отношения с родителями, – грустно усмехается Дима.

“Break a leg…” – всплывает в памяти, стоит мне взглянуть на свой учебник по английскому, что я держу в руках, так как я читала на ходу до встречи с моим новым, впрочем единственным, другом. И меня внезапно посещает великолепная, как мне кажется, идея.

– Мне тут в голову пришла идейка, связанная со сломанной ногой… – начинаю, но не договариваю, снова засмеявшись, видя его испуганное выражение лица. – Не в прямом смысле, не бойся, – успокаиваю Диму, дотронувшись до его руки. – Это идиоматическое выражение, своего рода рабочий слэнг, у работников театра в англоязычных странах. Break a leg, что дословно переводится, как "сломай ногу", образно является пожеланием удачи. Мы можем разыграть сценку, что родители простят все твои обещания.

– Фьюх, тогда я согласен на что угодно, только скорее, мои уже через пять секунд будут тут, – говорит он, выглядывая из нашего укрытия на дорогу. Он подходит ближе к зданию, притягивая меня к себе, чтобы мы, очевидно, как можно дольше оставались незамеченными.

– Окей, – я всё ещё не уверена в том, что делаю, но какой-то азарт занимает место осторожности. – Твоя задача – держать рот закрытым, понял? – серьезно ставлю условие.

– Всё, что ты скажешь.

Да, почему бы и нет, это даже интересно.

Бросаю свою сумку на землю и кладу книгу сверху. Распустив свои собранные в узелок волосы, взбиваю их руками, чтобы они как можно лучше нас скрывали за объёмом, и подхожу вплотную к Диме. Он же смотрит на меня, не сводя глаз, как если бы он был под каким-то заклинанием, подчиняющим чужой воле, не меньше. Я с удовольствием смотрю в его потемневшие красивые глаза и еле слышно произношу, то ли ему, то ли себе:

– Это будет маленькое театральное представление, не принимай слишком близко к сердцу.

Беру его лицо в свои ладони, стараясь не волноваться.

“Это просто так, ничего серьёзного” , – повторяю про себя, как мантру.

Положив большой палец левой руки ему на губы, и слегка провожу по ним пальцем. Они мягкие и гладкие на ощупь. От моего прикосновения, он приоткрывает рот, на что я ему напоминаю шепотом:

– Рот держать закрытым. Буквально.

А потом я встаю на цыпочки и крепко целую… свой большой палец, лежащий на его губах.

Я стараюсь думать о чём-то постороннем: об английском, который мне надо учить; о сослагательном наклонении, что тяжело мне даётся; о тёте Алле, бабушкиной лучшей подруге, артистке труппы Александринского театра, которая мне и рассказывала про этот трюк, которым пользуются актёры, которым предстоят сцены с поцелуями; о том, что надо иногда поворачивать голову в разные стороны для полного эффекта, это ведь не для фотографии.

Но меня постоянно что-то отвлекает от этих увлекательных мыслей. То приятный запах его кожи, видимо, с нотками средства после бритья, то горячее частое дыхание, которое я ощущаю на своём лице и губах, то его блуждающие руки по моей спине, то частый стук его сердца, что я могу чувствовать своей грудью в том месте, где мы соприкасаемся. А может это моё сердце так бьётся? Когда его правая рука ложится мне на поясницу, я застываю, но когда она начала опускаться ещё ниже, я едва отстраняюсь, убрав свой палец, что был нашей единственной преградой, чтобы остановить его намерения. Шепчу ему в губы:

– Твои уже ушли?

– Да, – еле слышно выдыхает он в ответ, так и не убирая никуда свои руки.

Его дыхание пахнет сладостью, которую хочется выпить… или вдохнуть, скорее, но почему-то мне вдруг хочется именно пить.