Георгий Мо - Эровый роман. Книга первая

Она верила, что однажды вечерняя заря превратится в прощальный свет. А сердце, которое безропотно просило счастья, наконец-то сбросит свой туман, впустит и телесную любовь, выстраданную почти столетием. Лишь бы только этот Рустем был тем, каким она его знала. Лишь бы только он сам дождался ее. Лишь бы он сам оказался настоящим и достойным мужчиной. Именно таким, каким она его и помнила в привычном бытие своих предсмертных лет, когда плакала сердцем и прятала приступы одиночества в ночи, забыв про сон.

Она жила в предвкушении перехода в обитель теней. Ей уже просто было не о чем мечтать. Только смерть ее привлекала. И она, под сумраки тишины, внимая грустные песни птиц с открытого окна, утопала в мечтах о расторжении уз с землей и встрече с неизведанным. И эта мысль была ей уже ближе той любви, что по итогу не случилась. Усталость от жизни и мудрый холод, струящийся по изъезженным жилам, листал бабушке ее старость. Она жила, считая дни до финала. Коварные недуги и слабость белых рук, мрачные дни и смрадное солнце вокруг старой плоти. Но не душа. Душа у нее не была дряхлой. Она была чиста и невинна. Замерший бутон до лучших времен. Чтобы однажды под мерцающий свет свечей когда-то еще распуститься.

Ее хрупкое худощавое тело было уже похоже на вопросительный знак, но она все также продолжала красить губы в красную помаду и начесывать редкие рыжие волосы в кокон вокруг головы. А потом, наведя марафет, садилась смотреть телевизор, проживая очередное шоу через себя. Последние годы она все-таки осмелилась включить ящик, который столько лет простоял в виде интерьера.

Закат жизни бабули принес ей особую сентиментальность. Всматриваясь в мое лицо с уже давно отсутствующим взглядом, она говорила мне, что я красив и даже слишком, чтобы быть таким правильным, каким она меня хотела воспитать. У нее даже хватало сил привстать, чтобы дотронуться до давно возмужавшего лица своими морщинистыми сухими руками. В идеальной тишине истомленные ноги медленно делали вокруг моего тела целый круг. В эту минуту ее безмолвие давило на меня тяжестью свинца, потому что я ждал после осмотра – ее приговор. Но она лишь кривила бессмысленную улыбку и тяжело вздыхала. Кажется, что ей было горько, но изменить ничего она не могла. Я давно уже не был правильным… Однако, я каждую минуту своей уже давно неправильной жизни помнил самые главные слова из ее уст, что именно любовь – самое ценное, что есть в мире.

– А с чего Вы взяли, что у Вас есть проблемы сексуального характера? Вы – молодой мужчина. Тяга к множественным сексуальным контактам – норма. Вы не обременены постоянными отношениями, тем более без каких-либо обязательств, штампов.

– Пожа-алуй, – протянул я несколько загадочно.

– Тогда почему Вас это так волнует?

– Вы меня, кажется, не понимаете. Это даже обидно. Меня не беспокоит как таковой сексуальный контакт, и проблем с мужским здоровьем, как Вы понимаете, я не имею. Меня также не интересуют проблемы, которые бывают от множественных связей в виде болезней. Я умею пользоваться средствами защиты. Поверьте, уделяю этому много времени и не жалею денег. Сдаю анализы. Меня волнует абсолютно друго-ое, – бесился я.

– Что же?

– Скажите, а Вас устраивает, что в этой вазе всегда стоят только эти цветы?! Вам не хочется внести какой-то новый акцент?! – я кивнул головой в сторону огромной вазы с искусственными цветами.

– Никогда не думал об этом, – доктор немного насторожился.

– Для меня девушка подобна цветку. После того, как его сорвать или срезать – время его сочтено. Меня все время тянет менять букеты. Иногда я даже устаю от этого.

– Устаете любить женщин? Секс – приятное времяпрепровождение, тем более если есть на это время и возможности.

– Разве это можно назвать любовью? – я усмехнулся. – Секс… Вы, конечно же, правы. Секс – он прекрасен. Любопытство от новых впечатлений с разными женщинами подстегивает на новые приключения.

– Тогда, что же Вас смущает? Я не понимаю Вашу мысль.

– Я боюсь, что это никогда не закончится. Но, предугадывая Ваши доводы, я скажу, что дело не в моем возрасте, а в том, что девушки быстро становятся мне неинтересны. Я боюсь, что тяга к новой женщине прекратится не от того, что я начну стареть и мои физические возможности, как мужчины, ослабнут. Нет, совсем не так. Я боюсь, что не захочу больше пробовать. Боюсь устать от постоянных поисков.

– Рустем. Сказать честно?

– Конечно. В чем смысл разговора, если юлить? Честность, тем более врача, – это то, за чем я и пришел.

– Я не уверен, что за этим. Я вообще не уверен, что Вам нужен психотерапевт. Ведь когда ко мне приходит человек за помощью, он всегда охвачен тревогой, навязчивой идеей. Его мучают фобия, бессонница. Он зависим от чего-то или очень устал. В Вас я не вижу ни того, ни другого, ни третьего.

– Который раз Вы желаете от меня отделаться. Неужели я такой сложный пациент? – несколько с иронией спросил я.

– Не-ет. Кажется, что помощь Вам не нужна. Вы очень уверены в себе. Допускаю, что очень успешны по жизни. Женщины…

– Беседа ради беседы. Как Вам такой ответ?

– Даже так? Тогда зачем психиатр? Почему не психолог? Я – врач. Я лечу людей. От чего мне Вас лечить?

– Хы, – улыбка все сильнее наполняла меня.

– Снова я попадаю в точку. Не так ли, Рустем?

– Так ли. Только выговариваться мне не хочется каждому встречному. Я не готов выворачивать свою жизнь, свою подноготную у человека, который работает психологом. Просто болтает о том, о сем. Я не могу довериться любому. Вы – врач. Вы – профессионал своего дела.

– Вновь вопрос о доверии. Ну, конечно!

– Зачем мне рисковать? Прыгать в пропасть с неизвестным дном? Я не такой человек.

– Вы боитесь того, что откровения, услышанные от Вас, уйдут куда-то?! – доктор сильно встревожился.

– Меня приучили к тому, что не стоит рассказывать то, чем потом тебя могут ранить.

– Разговор о семье. Разве этим можно ранить?! – беспокойство в голосе врача все больше выдавало напряжение, охвавшее его по какой-то непонятной причине.

– Ошибаетесь.

– П-почему? Почему-у?

– Потому что семья – это всегда очень близко к сердцу. Как не этим можно сильнее ранить человека. Причинение вреда семье – всегда наивысшее надругательство. А уж над памятью о любимых – тем более. Потому что у любви не бывает старости. Она всегда молода. Она не умирает по естественным причинам. Ее смерть – всегда трагедия. Она либо есть и остается навсегда, либо умирает резко, – вздох. – Да, я не раскрываю тайны космического масштаба. Но для меня лично это очень важно. То, что мне дорого.

– Вы про предательство.

– В том числе. Врачу довериться как-то сподручнее. Не считаете? Меня очень устраивает, что Вы даете клятву. Пусть это все и несколько…