Рита Харьковская - Миры и судьбы. Книга четвёртая

– Откуда вы узнали о Регине?

… и Ванда, ничего не скрывая и не приукрашивая, все рассказала своей кузине.

О том, как увидела Регину впервые: маленькую, перепуганную девочку, которая только что потеряла самого близкого человека и не могла найти ни в ком ни поддержк, ни сочувствия.

О том, как встретилась с Региной во второй раз, всего неделю тому назад, и о том, как прошла встреча девушки с матерью.

Александра горестно вздыхала:

– Я знала, что там все плохо, но не думала, что настолько. Ведь это я уговорила Регину поехать к матери.

– Зачем?– в голосе Ванды сквозило недоумение.

– Ну как зачем? А вдруг Анна давно пожалела, что так необдуманно оттолкнула дочь? Вдруг изменила свое к ней отношение? Ведь люди меняются.

– Знаешь что, сестричка, – усмехнулась Ванда, – Я старше тебя, и намного. Я прожила долгую и непростую жизнь. И за эту жизнь я поняла, что с возрастом люди если и меняются, то только в худшую сторону. С возрастом у человека создается иллюзия мудрости и вседозволенности, и человек начинает этим пользоваться. Особенно, если он изначально обладал не самыми лучшими чертами характера. Так что внучке нашей ты оказала медвежью услугу. Как бы не сломалась девочка, не затаила на тебя обиду.

– Регина не такая. Она и поймет и простит.

Дато, замерев, слушал разговор сестер.

Он махнул рукой, когда Александра захотела снова заварить чаю:

– Сидите. Разговаривайте. Я сам справлюсь.

Юноша давно не видел бабушку такой оживленной.

На ее щеках заиграл румянец, глаза блестели, казалось, что она за считанные часы сбросила пару десятков лет.

Дато заваривал чай, делал бутерброды из найденных в холодильнике продуктов, а беседа сестер все не кончалась.

Они рассказывали друг-другу о том, какую жизнь прожила каждая, говорили откровенно, как может быть ни с кем никогда в жизни. Словно прорвало плотину тайн и недомолвок. Словно вот только сейчас каждая обрела родственную душу, которой можно без страха рассказать все.

Никто и не заметил, как за окном сгустились сумерки.

Ванда, словно очнувшись, спросила:

– А где же Регина? Как она прожила все эти годы?

Александра замялась:

– Регина очень закрытая девочка. Я не могу ничего о ней рассказывать, так как не знаю, что бы она сама вам доверила. Не обижайтесь.

– Какие могут быть обиды. Но где она? Когда вернется домой? Скоро ночь, не гоже молодой девушке одной по ночам гулять.

– Регину я завтра привезу, а сейчас вам отдохнуть не помешает. Располагайтесь в доме, а я пойду у соседки переночую.

Застелив постели свежим бельем, Александра пожелала гостям спокойной ночи и отправилась в соседний домик, проситься "на постой" к сотруднице, которую считала если и не подругой, то приятельницей.

Соседка не отказала, но засыпала Александру, которую прошедший день эмоционально вымотал и измочалил, ворохом вопросов.

Ей все было интересно: кто, откуда, зачем, надолго ли…

Александра падала с ног, ей хотелось быстрее лечь и уснуть, а потому отвечала она односложно и расплывчато, не вдаваясь ни в какие подробности. Сотрудница обиделась на скрытность соседки, и вскоре из смежной комнатушки послышалось сопение, изредка прерываемое всхрапами.

Уснула и Александра…

***

На следующее утро, накормив гостей завтраком, женщина засобиралась в город. Просьбу взять родственников с собой, она отвергла сразу, попросив их дождаться приезда Регины именно здесь.

Александра просидела весь день у на скамейке у фонтана.

Сергей и Регина приезжали только позавчера, как раз накануне визита Ванды, куда они отправились и надолго ли, Александра даже не могла предположить. Возвращаться без Регины, женщина не хотела: мало ли как воспримет это Ванда. Вдруг решит, что Регина не хочет с нею видеться?

Допустить этого Александра не могла, а потому продолжала упорно ждать в тени раскидистых платанов, решив дождаться, во что бы ни стало.

Наконец-то, уже ближе к вечеру, во двор въехала машина Сергея.

Регина выпрыгнула из автомобиля чуть ли не на ходу. Испуганно подбежала к Александре, обняла ее:

– Что случилось, тётя Аля.

***

Совсем скоро, через час с небольшим, автомобиль мчал по направлению к клинике.

Высадив женщин у калитки позади дома, Сергей поехал к главным воротам, чтобы припарковаться на территории клиники.

Ванда и Дато, изнывающие от ожидания и неизвестности, встали из-за стола, когда в дом вошли Александра и Регина.

– Здравствуйте тётя Ванда, – Регина замерла на пороге, не делая попытки ни обнять пожилую женщину, ни даже подойти поближе.

– Здравствуй Региночка. Вот, решила приехать, навестить тебя. Познакомься, это твой брат, Давид. Дома мы его зовем Дато.

– Здравствуй Дато.

Александра засуетилась, переводя взгляд с одного на другого:

– Региночка, что же ты замерла у порога? Ты у себя дома. Проходи, сейчас чаю попьем.

Регина не сдвинулась с места:

– Подождем.

Наконец-то из маленькой прихожей послышался звук открывающейся двери и в комнату вошел Сергей.

Регина обернулась к нему:

– Сережа, познакомься, это мои родственники. Моя двоюродная бабушка, если я не ошибаюсь, Ванда, и мой троюродный брат, Давид, – и тут же представила своего спутника:

– Знакомьтесь, это Сергей.

Дато удивленно смотрел на мужчину, который только что вошел и которого, похоже, ждала Регина, не желая без него даже входить в дом.

Мужчина, если и не годился его сестре в отцы, то был явно намного ее старше. Брови юноши влетели вверх. На лице застыло недоумение:

– Сергей?

Глаза Регины стали прозрачными и холодными, как паковый лёд. В них вспыхнула жесткость и злость:

– Для тебя, Дато, Сергей Владимирович, если тебе так будет угодно. У кого-то есть еще какие-то вопросы по этому поводу?

Ответом было общее молчание. Регина усмехнулась:

– Значит, вопросов нет. И это хорошо. Проходи Сережа, я сейчас чайник поставлю, очень пить хочется, – девушка вышла в кухоньку, а все свидетели и участники разыгравшейся сцены продолжали, молча, смотреть друг на друга.

Александра засуетилась, доставая чашки и блюдца. Дато взял со стола сигареты. Сергей достал папиросы. Мужчины переглянулись и вышли на перекур.

Ванда в оцепенении сидела за столом.

Таким тоном, не терпящим возражений, такими фразами, вежливыми и отточенными, но бьющими по самолюбию и ставящего того, к кому были обращены, на отведенное ему место, когда-то, очень давно, ее мать разговаривала с нерадивыми арендаторами.

Ванда была ребенком, когда та, светлая и беззаботная жизнь, закончилась в один момент, но из глубины памяти, из самого подсознания, возник образ Ольги, спорить с которой не решался даже Людвиг, ее муж.

Но откуда все это в девушке, выросшей и воспитывавшейся в совершенно других условиях?