Светлана Гребенникова - Мерцание зеркал старинных. Глаза судьбы

– Что-о-о-о простить-то? Говори немедленно! Иначе получишь пощечину, быстренько придешь в себя и не станешь более терзать меня. Рассказывай немедленно!

Но она лишь качала головой, как болванчик.

– Наташа, простите меня, я ничего не могу с собой поделать, никак не могу от него…

Я оборвала ее на полуслове:

– А-а-а-а! Добро пожаловать, и ты туда же?! Да-а-а? Ну что ж, давай, рассказывай о своей безумной любви! О том, как спать по ночам не можешь, как с каждым вздохом произносишь только его имя… Ну, говори-говори! Какой он прекрасный, великолепный… Ну? Чего молчишь, подруга по несчастью? Говори! Я готова это услышать!

Но Лиза посмотрела на меня и тихонечко сказала:

– Ну что вы такое говорите, Наташа. Я прошу у вас прощения не за это.

– А за что тогда, Лиза?! Не томи!

Лиза печально смотрела в одну точку и горько улыбнулась.

– Вы правы, Наташа, но только в одном! Я действительно испытываю к нему чувства…

То ли от холода, то ли от страха услышать то, что подтвердит мои опасения, к горлу подступала тошнота, дрожь в руках предательски выдавала волнение. «Ох, мамочки, я ведь знаю, за что ты, мерзавка, хочешь попросить у меня прощения». Мысли накладывались одна на другую, сжимая и скручивая жгутом каждый орган. Меньше всего я хотела, чтобы Лиза видела мою слабость, но никак не могла справиться с собой. «Господи, зачем я вообще сюда приехала?! – в ужасе подумала я. – Надин еще притащила… С Катей поговорить хотела? Но я могла сделать это у себя, могла послать за ней… да что угодно! Кто опять подтолкнул меня к столь необдуманному поступку? Та неведомая темная сила, что управляет мной и заставляет совершать глупости?»

Я смотрела на Лизу и ждала, когда она наконец наберется смелости и озвучит мне то, о чём я, к своему тяжкому сожалению, уже догадалась.

– Как же я устала… мне холодно. Поднимайся, Лиза, пойдем в дом.

Она, будто не слыша меня, ответила:

– Наташа, он меня не любит… Он никого не любит, кроме вас. Ах! Как бы мне хотелось хоть каплю его любви, только бы быть с ним рядом! А он меня не любит… Вы представить себе не можете: он бредит только вами, он болен какой-то странной, неизлечимой любовью…

Я достаточно грубо прервала ее:

– О, Господи, свалилась ты на мою голову. Лет-то тебе сколько, пятнадцать уже сровнялось?

– Нет, – едва прошептала Лиза.

– Почти дитя… Тебе бы в куклы играть, а приходится подобные разговоры вести. Про любовь неизлечимую она мне толкует. Всё я, Лиза, про его любовь без тебя знаю. И про то, что он болен мною, тоже осведомлена! И что тебя не любит, догадаться могу. Прощения-то ты за что попросить хочешь?!

В это «прощение» я вцепилась мертвой хваткой. И мне, и ей было больно. Ведь Лиза еще совсем девочка, такая юная и неопытная, павшая жертвой жестокой игры опытного искусителя. Я продолжала терзать бедняжку, вытягивать из нее слова признания. Федор намеренно сыграл с ней злую шутку, желая досадить мне. Но чем же я была лучше? Я так же не щадила ее! Из сестры она превратилась в соперницу, и я убирала ее с дороги… Взяв Лизу за руку, я сказала:

– Так, дорогуша, вставай! Сейчас мы пойдем в дом. По дороге прихватим еще и вон ту болящую, – я показала на Надю, – которая ожидает меня, упиваясь своими горестями. Согреемся, выпьем чаю, и ты мне всё расскажешь. Маменьку твою позовем… И почему она, интересно, мне сама ничего не открыла? – Это злило меня больше всего.

Лизонька покорно встала. Я ухватила ее за руку и размашистыми шагами подошла к Надин, которая, понурив голову, сидела на лавке. Закипающая в душе злоба перекинулась и на нее:

– Ну, что ты как ослица башку повесила, вставай!

Надя встрепенулась от резкого окрика, вскочила и нервно задергала носиком.

– Это кого ты ослицей назвала? Кобыла ты неотесанная. Что за недостойное обращение?! Подруга называется… А почему вы мокрые?..

Негодуя, я процедила сквозь зубы:

– Заткнись сейчас же! Дай мне руку и пошли! У-у-у! Как вы меня все достали! Как же я от вас устала!

Надин обиделась, но спорить не стала, и мы двинулись в сторону дома.

Я тянула их за руки и ругала себя последними словами: «Зачем я сюда приехала! Только вот успокоилась – и на тебе, снова-здорово! – Но в душе шевельнулись угрызения совести. Не от них я устала, а от своих глупых поступков. Не соверши я их, возможно, ничего такого и не было бы». От несогласия с собой и с происходящим мысли метались и путались: «Для полного комплекту только папаши-графа не хватает. Если и он сейчас нам встретится, да в своем обычном „развеселом“ состоянии, то я окончательно поверю, что этот дом для меня – просто адова яма. Все здесь только и мечтают лишить меня рассудка! Не дождетесь! Не поддамся я вам, никогда! С достоинством выслушаю тебя, Лиза, с графским высокомерием буду взирать на происходящее!»

В холле было по-прежнему тихо, и я вздохнула с облегчением: «Есть все-таки Бог на свете!» Распоряжаясь по-хозяйски, я усадила Надин и Лизу на диваны. Девушки безропотно подчинялись. Надя, оглядываясь, растерянно крутила головой.

– Сиди здесь и никуда не уходи.

Подойдя к Лизе, я вновь схватила ее за руку.

– Пойдем-ка, голубушка, в твою комнату, переоденемся и поговорим.

Она покорно подчинилась.

Усадив Лизу на кровать, я накинула на дрожащую и стучащую зубами бедняжку покрывало, чтобы она хоть немного согрелась. Мне не терпелось услышать ее признание, эмоции переполняли меня, и я без толку ходила из угла в угол, совершенно не чувствуя холода. Я бы даже сказала, мне было необычайно жарко, так что я не обращала никакого внимания на мокрую одежду. Казалось, исходящий от тела жар в два счета высушит на мне платье. Я ждала, когда Лиза начнет говорить, но она никак не могла решиться. Потеряв терпение, я больно ущипнула ее за руку.

– Ну, долго ты меня мучить будешь, Лизавета? Говори скорее, что у вас произошло! Да не томи-и-и! – я слегка прикрикнула. – Объясняйся скорее! И прощения больше не проси, я не злюсь на тебя вовсе. И еще попрошу, говори мне «ты», от твоего «вы» с души воротит, мне это совсем не нравится.

Лиза вздохнула, поняла, что деться ей от меня некуда, и начала говорить – очень тихо, опустив голову.

…Как только ваш экипаж покинул дворец, Федор вернулся в гостевой домик. Он никуда не ушел и остался там проживать. Его никто не трогал. Все делали вид, будто не знают о нем ничего, даже граф о нём не вспоминал и не пытался его выдворить.

В один из вечеров я гуляла по саду, размышляя о прочитанных книгах. Матушка не сопровождала меня, в это время она, по обыкновению, была с графом. У его сиятельства, сейчас другие печали, кажется, он жениться надумал…

Я удивленно взглянула на Лизу: эта новость несколько отвлекла меня от собственных страстей. Но Лизонька не удовлетворила моего любопытства и неспешно продолжила рассказ.