Светлана Гребенникова - Мерцание зеркал старинных. Глаза судьбы

Словно на уроке, мы с Лизой уселись перед Катериной и приготовились ее слушать. Минуту она молчала, собираясь с мыслями и предоставляя мне время полностью успокоиться.

– Я так понимаю, Наташа, в твоих чувствах к Федору мало что изменилось. По твоему выпаду я поняла, что ты по-прежнему любишь его. И ты, моя бедная, глупая дочь, тоже вляпалась! Попала в тот же самый капкан. – Она смотрела на нас как на душевнобольных, медленно качая головой. – О, Боже мой! Что же вы обе в нём нашли? Что в нём такого особенного, чего нет ни в одном другом мужчине более высокого сословия? Хотя… я, наверно, догадываюсь. Ваш общий отец тоже сделал странный выбор… кровь не вода.

Катя ненадолго умолкла и, видя мое удивление и неосведомленность, слегка ухмыльнулась, но, так же как и Лиза, ничего не пояснила. И я поняла, что в этом доме появилась еще одна тайна, но пытаться раскрывать ее сейчас совершенно не хотелось. Меня больше волновал Федор. Вздохнув, Катерина продолжила.

– Ваша молодость и неопытность застят вам глаза, затмевают разум, не позволяя распознать истинное лицо столь недостойного избранника. Девочки мои, я могу понять вас, но это никак не оправдывает ваших поступков. Вы не ровня ему! Барышни вашего сословия и положения обязаны вести себя осмотрительнее.

Я встала и запальчиво произнесла:

– Знаете что, Екатерина Павловна: не нужно меня ни понимать, ни поучать. Ведите задушевные беседы с вашей дочерью, только, пожалуйста, без меня. Мне сейчас важно только одно: спала она с ним или нет, – и с трудом сдерживаясь, чтобы не вцепиться Лизе в космы, я выкрикнула: – Мне что, признание из нее клещами вытягивать?! Что тут произошло?! Может, вы мне об этом расскажете, а затем поведаете, где были ваши глаза, Екатерина Павловна?! Ведь вы же знали, до чего он меня довел! Как вы допустили, чтобы ваша родная дочь попалась на тот же крючок? Что с вами, Екатерина Павловна, я вас не узнаю?! Где ваша бдительность и прозорливость, где ваша мудрость, наконец?

Катя махнула на меня рукой и устало произнесла:

– Да сядь ты уже, угомонись, Наташа. Со своей дочерью я разберусь сама, помощники не потребуются.

Я было открыла рот, намереваясь с ней поспорить, но она строго и безапелляционно приказала:

– Сядь, говорю!

В ее словах прозвучало столько холода… казалось, они были стальными, я не смогла не подчиниться. Катерина внимательно посмотрела на дочь.

– Лиза, тебе есть что сказать Наталье Дмитриевне? За что ты просила у нее прощения? Насколько мне известно, между вами ничего не было.

Лиза потупила взор и тихо произнесла:

– Не было, маменька, вы правы, – она наклонилась еще ниже и вдруг, резко выпрямившись и гордо вскинула голову, сказала, словно бросая вызов: – он… не захотел, мама…

У Кати расширились глаза, но она осталась безмолвной, давая дочери возможность сделать то, на что она решилась. Лиза вполоборота повернулась ко мне.

– Я отвечу вам, Наталья Дмитриевна. Возжелай он меня, так ни минуты бы не сомневалась, и мне ни капельки не стыдно в том признаться. Совершенно не заботилась я о том, возьмет он меня после этого замуж или опозорит. – Лиза вновь повернулась к матери. – Вы, наверное, хотите спросить меня, маменька, за что я его полюбила? – Лиза медлила, собираясь с силами. – Да за глаза его и речи жаркие, за разговоры, за которыми мы провели много часов, за чувства, которые он во мне открыл…

Я слушала и недоумевала: «О, Господи, чего же такого он сумел ей наплести, что эта девочка так влюбилась?» И тут же усмехнулась: «Ну да… чему я удивляюсь: ведь я могу наизусть повторить все его сладкие речи».

Как только я поняла, что близости меж ними не было, то мгновенно успокоилась. Больше меня не терзали ни гневные чувства, ни ревность, в душе всё вмиг стихло. Умиротворенно прикрыв глаза, я грелась у огня, и это не ускользнуло от Катиного взгляда. Она улыбнулась краешком рта и перевела взгляд на Лизу. Лицо ее опечалилось.

– Что ж, дочь моя, коли ты поведала нам главное, рассказать всё остальное, я думаю, труда не составит. Продолжай!

Катя сидела, словно статуя, практически не шевелясь и устремив взгляд в одну точку. Лиза смотрела на мать в надежде, что она изменит свое решение, но та даже не шелохнулась. После непродолжительной паузы, вздохнув, Лиза продолжила рассказ.

…Был вечер. Федор, как и раньше, сопровождал меня во время прогулки. На прощание я попыталась обнять его. Он позволил мне это сделать, но, к сожалению, не обнял в ответ. Прижавшись к его огромной груди, я вся дрожала. Заглядывая в его темные как ночь глаза, я пыталась разглядеть там хоть искорку любви ко мне. Шептала, какой он прекрасный и умный, что ему совсем не требуется никакого образования, он и так умнее и прозорливее многих. Говорила, что он лучший из всех, кого я встречала на своем недолгом пути. Он стоял словно каменный, казалось, я была ему совсем безразлична, и это больно ранило меня. Наконец он молвил:

– Права ты, Лиза, только в одном: совсем мало ты еще прожила на свете и не встретила пока на своем пути никого достойного, потому и сравнить-то меня тебе не с кем. Впервые столкнулась ты со взрослым мужчиной, и, возможно, тебе кажется…

Я порывисто закрыла ладошкой его рот и, встав на цыпочки, попыталась поцеловать. Он не противился и, осторожно держа меня за талию, ответил на поцелуй. Но даже при всей своей неопытности душой я почувствовала: он остался холоден, его глаза смотрели сквозь меня, я не зажгла в нём огня. Холодно попрощавшись, он ушел в домик. Я едва не заплакала от обиды и бессилия. Медленно бредя в особняк, пыталась придумать, как переломить ситуацию. И решилась! Мысли о близости не вызывали во мне ни страха, ни отчуждения…

– Да! Я хотела, чтобы он был моим первым мужчиной! – вскричала Лиза, видя чуть побледневшее лицо матери и мои сверкающие гневом глаза. Я открыла было рот, пытаясь что-то возразить, но Катерина резким жестом остановила меня. Лиза продолжила.

…Утвердившись в своем решении, я тем же вечером решила исполнить задуманное. Приготовилась. Спускалась ночь, едва дождавшись темноты, я пошла к нему. Тихонько постучав в дверь, я топталась на крыльце, но мне никто не открыл…

При этих ее словах я вскочила и закричала:

– А сейчас-то он где?! В том домике?! – до меня только сейчас стало доходить, что он может быть совсем рядом, и это сильно будоражило.

Катя подошла и, надавив мне на плечи, усадила на место.

– Послушай, Наташа, прояви хотя бы немного терпения и уважения к моей дочери. Ей нелегко говорить, но уж коли ты подняла этот вопрос, посиди, пожалуйста, молча и послушай.

Неохотно сев, я сложила руки перед собой, от нетерпения ерзая на стуле. Лиза всё медлила.

– Лиза, ну сколько можно, что ты тянешь и мучаешь меня? «Пошла-а-а-а она, видите ли, постуча-а-а-ла». Хватит с меня твоих душевных излияний, говори!