Рия Литвинова - Лето в январе

Девчонка слышит знакомый голос и наконец понимает, что бояться-то, в принципе, нечего, после чего широко улыбается и, раскинув руки, со всех ног мчится к Адаму и с размаху впечатывается в него, обвивая маленькими руками шею.

– Ты приехал, – бубнит в шею мужчине Реджина, прижимаясь к нему сильнее и зажмуривая глаза. – Папочка, я так по тебе соскучилась.

И Адам понимает каждое слово, хотя говорит девчушка не совсем понятно. В груди разливается бешеное тепло, и он прижимает к себе девочку с невозможным трепетом, закрыв глаза.

– Папа теперь всегда будет рядом, – шепчет в мягкие волосы дочери Адам. – Папа больше никуда не уйдет.

Меган смотрит на это и непроизвольно улыбается. Может, не все так плохо с этим делом семейства Уайт? Теперь женщина видит, что на самом деле за ребенка боролись, потому что взгляд падает на сияющего парня в красной толстовке, у которого глаза на мокром месте.

За девочку боролись двое.

– Я приеду к вам с проверкой через два месяца, – подает голос Меган, протягивая распечатанный и еще теплый договор Адаму. – Посмотрю, как вы справляетесь.

Адам ее голоса не слышит. Он покачивается, с невозможным трепетом обнимая девчонку, по которой ужас как скучал. Настолько сильно, что у него внутри все скулить начало от возможности снова ее обнять. Адам Уайт любит свою дочь. Он пока никогда никого не любил так, как ее. Даже собственную жену.

Арчи протягивает руку и принимает договор у Меган, понимая, что Адам сейчас слишком рассеян. Женщина коротко кивает, сдержанно прощается и снова скрывается в своем кабинете.

Адам поднимает голову, глядя на Арчи, и, шумно выдохнув, широко улыбается, а в глазах у него стоят слезы. Парень улыбается в ответ, и внутри у него все плавится от осознания того, что сейчас происходит в его жизни.

Девочка. Дочка. Блин, дочка.

Арчи смотрит на малышку, которая, наконец выпустив папу из объятий, берет за руку Адама, цепко сжимая ручкой его указательный палец. И они выходят из адвокатской конторы вместе. Втроем, словно так было всегда. Будто так все и должно быть.

На сковороде готовятся в собственном соку румяные кусочки белого мяса, и Дженни безучастно их помешивает, чуть сдвинув брови и полностью погрузившись в себя. Арчи стоит рядом с ней, пытается мелко рубить салат в будущий «Цезарь» и искоса поглядывает на отреченную подругу. Не нужно быть экспертом, чтобы понять, что с ней происходит, ведь Арчи ее лучший друг и не заметить состояния девушки попросту не мог.

Дженни последние несколько дней сама не своя. Она сутками напролет полностью погружена в себя. Стала страшно рассеянна и забывчива, даже умудрилась забыть о встрече с одной невестой, и теперь ее перенесли на две недели, за что Дженни пришлось миллион раз извиниться за совершенно не свойственную ей некомпетентность, но девушка оказалась отходчивой и была рада даже тому, что ей просто удалось к Дженни попасть.

Арчи все это видел, но завести разговор все никак не решался. Отчасти все это случилось по его вине. Ведь в последнее время Арчи времени уделял Адаму больше, чем лучшей подруге, забив здоровенный такой хрен на окружающий мир и собственную девушку. Это ему тоже аукнулось, не просто же так пятничный вечер Арчи проводит не в компании своей любимой, а помогая подруге готовить ужин.

«Ужин на одного». И как бы ужасно это не прозвучало, Дженни привыкла к сочетанию этих слов, будучи в браке.

После съемок Арчи, как обычно, поехал домой, потому что, позвонив Адаму и услышав, что помощь пока не нужна и приезжать не надо, парень искренне расстроился. Реджина жила у Адама уже три дня, и Арчи пока ни разу к ним не наведывался. Адам только повторял: «Хорошо все, все хорошо, не приезжай, порядок.»

И Арчи не приезжал, но все равно был весь на нервах, телефона из рук не выпускал, и, пожалуй, как раз на этой почве они с Одри и поругались. Просто другого объяснения Арчи найти не мог. Брук завязала скандал из воздуха, кричала так, что соседи наверняка по всей улицу слышали, и в итоге все свелось к тому, что «Этот Адам тебе дороже меня!» И Арчи даже ответить было нечего, потому что какая-то тихая часть его сознания тихо сказала: «Да, так оно и есть».

Грин дома находиться уже просто не мог, стены давили на него, атмосфера в комнатах стала какая-то чужая, и пах весь дом по-другому. В воздухе витало одиночество и что-то еще. Запах, который был Арчи не знаком. Парень даже окна нараспашку открывал, проветривал всё, но ничего не поменялось. Обои, казалось, тоску и этот запах в себя впитали полностью.

Арчи вылетел из дома пулей, оставив Одри без ответа на ее ругань и, тут же набрав номер Дженни, – потому что больше некого, – получил добро, чтобы приехать. Харрис-Портер снова проводила свой вечер одна.

– У тебя что-то случилось? – не поднимая головы, задает вопрос Дженни, убрав рукой длинный, густой хвост за спину.

Арчи часто моргает, стараясь снова влиться в реальность и разговор, но получается не сразу.

– Что? – качает головой он.

– Ты потерянный, – жмет она плечами, – а три дня назад сиял, как новенький пятак, – достает из холодильника сыр девушка и снова подходит к другу. – Я даже подумала, что ты Одри предложение сделал и решил это от меня скрыть.

Арчи кашляет, поперхнувшись, казалось бы, обычным воздухом.

– Полегче, Портер, – он часто называет ее девичьей фамилией. – Давай поаккуратнее на поворотах, – снова чуть кашляет Грин и качает головой. – Не делал я никакого предложения. Да и не особо собирался.

Дженни про ссору Арчи с Одри не знает, он решил ей не говорить. У нее своих проблем по горло, и Арчи не видел никакого смысла загружать ее бытовыми ссорами других людей.

– И не надо, – аккуратно нарезая кубиками сыр, негромко говорит Дженни. – Гиблое это дело.

Арчи непонимающе смотрит на то, как девушка все так же безучастно нарезает в большую глубокую миску ингредиенты, отрешенно глядя перед собой.

– Ты про что? – не совсем понимает он.

Она сбрасывает с доски кубики сыра и, на мгновение замявшись, переводит взгляд на парня. И в глазах у нее отчаяние. Столько отчаяния, что в нем можно было бы утопить всех людей мира.

– Про брак, – наконец произносит она и снова отворачивается, тут же жалея о том, что решила об этом заговорить.

Она проплакала всю ночь после того, как уехала Одри, и Дженни чувствовала себя от этого ужасно. С утра глаза ее были красные и опухшие, так что пришлось повозиться с макияжем, чтобы на работе не задавали вопросов. Дженни расклеилась по всем параметрам и делать так больше не хотела. Она собрала всю волю в кулак и взяла себя в руки.

Пола она за три дня видела два раза, и оба раза были мимолетными, как, впрочем, и всегда. Девушка все сильнее ощущала ту самую пустоту, про которую рассказала Одри, и от этого ей становилось хуже. Она почти не спала, полностью погрязла в работе. Бралась даже за то, что откладывала в долгий ящик, или хваталась за проекты, которые будут еще очень и очень нескоро.