Рия Литвинова - Лето в январе

Девчонка – истинной крови семейства Уайт. На людях может поспорить с солнцем, а в глухом одиночестве – выпустить на волю эмоции. И это проявилось у Реджины уже в этом возрасте. Она умна не по годам. И вся в отца.

Телевизор шипит на маленькой громкости, потому что Адам вслушивается в любые звуки из детской. Он так сильно надеется, что ничего не услышит, но его ожидания не оправдываются. Уайт кусает губы: из детской доносится тихий плач. Адаму самому хочется плакать вместе с дочкой, потому что он копается в себе, стараясь понять причину слез ребенка.

Днем она активна, улыбается и заливисто смеется, а ночью выпускает из себя вот такого рода эмоции. И непонятно: то ли она не говорит, что ей что-то не по душе, то ли это ритуал у нее такой перед сном, чтобы спалось лучше, то ли она старается держать эмоциональный баланс, что маловероятно, учитывая ее возраст, либо…

Либо по матери скучает.

И такое объяснение кажется Адаму самым разумным. Он встает с места, потирая лицо ладонями, и идет в детскую, дверь которой всегда приоткрыта. Реджине спокойнее, когда комнату прорезает полоса света, она так чувствует себя в безопасности, зная, что кто-то рядом. Адам входит в комнату, и девчушка тут же прижимает игрушку к глазам, будто стараясь скрыть эмоции от папы.

Адам же, в свою очередь, чувствуя, как что-то ноет в груди, присаживается на кресло рядом с постелью и, чуть откинув одеяло, берет девчонку под мышки на руки, прижимая к себе. Джи цепко обнимает одной рукой шею папы, из другой не выпуская диснеевского Тигрулю, и опускает голову на плечо родителя, тихо всхлипнув.

– Тише, девочка моя, – поглаживает ее по спине Адам, стараясь успокоить. – Все будет хорошо.

Малышка всхлипывает, и это в щепки рвет грудную клетку мужчины.

– Папа у тебя так старается. Солнышко, так старается, – покачивается он, закрыв глаза. – Может, ты кушать хочешь?

Она поднимает голову и, убрав рукой с лица волосы, трет глаза. Выглядит это в полутьме ужас как мило, если не знать, что трет глаза малышка не потому, что хочет спать, а потому что соленые слезы щиплют.

– Не хочу, – мотает она головой.

– А что ты хочешь? – старается понять дочку Адам.

Уайт ответ услышать боится. Очень боится. Ведь он правда старается. Он так старается, Господи. И ему не хватает в данной ситуации только одного человека. Арчи. Он страшно нуждается в Арчи.

– К маме.

У Адама в груди что-то взрывается. Взрывается и болит, причиняя почти физическую боль. Как объяснить трехлетней девочке, что от нее отказалась мать? Как дать понять ребенку, что маму она больше не увидит? Адам не может подобрать слов, чтобы сделать это. Он не знает, как сказать ей.

– Мама уехала, принцесса, – убирая ей за ухо волосы, наконец произносит Адам, слегка запнувшись.

– А куда? – склонив голову вбок, интересуется она.

Любознательная, блин. И такая красивая девочка. Реджина почти слепит Адама синевой своих глаз.

«Малышка, ты заслуживаешь знать, что случилось у мамы с папой, но ты пока совсем не готова».

– Далеко, – негромко отвечает он.

– А скоро вернется?

Если бы Адаму дали выбор: отправиться в тур и быть в дороге целый год по всему миру, без возможности видеть родных, или объяснить дочери, где мама, он бы выбрал первое. Дважды выбрал, потому что ему еще никогда и ни от чего не было так сильно эмоционально больно, как от таких, казалось бы, обычных вопросов трехлетней дочери.

– Не знаю, принцесса, – признается Адам. – Я правда не знаю.

Крошка Джи снова прижимается лбом к слегка колючей щеке Адама и тяжело вздыхает, перебирая пальцами хвост Тигрули.

– Я скучаю по маме, – открыто и честно говорит девочка.

– Это пройдет, – машинально выдыхает мужчина, глядя на то, как на темных стенах и потолке медленно ползут синеватые пятнышки аналога звездного неба, встроенного в лампу, которую выбрал Арчи.

Он укладывает девочку обратно в постель и садится рядом, хватая с полки еще новую, ни разу не открытую книжку про какую-то принцессу с длинными светлыми волосами. Ребенка нужно отвлечь, и Адам начинает читать. История оказывается на удивление долгой, но малышка слушает внимательно, рассказ не прерывает, завороженно слушает голос отца, чуть ли не в рот ему заглядывая – так хорошо он рассказывает – и не забывает рассматривать картинки.

Дело уже близится к финалу, когда в дверь внезапно звонят. Адам смотрит на наручные часы, которые показывают четверть одиннадцатого. Гостей он не ждет, определенно.

– Кто это? – приподнимается на локтях Реджина, глядя в сторону двери.

– Без понятия, – трет глаза Адам, поражаясь заряду жизненной энергии девочки, и уже в данную секунду принимает решение гулять с ней вечером подольше.

– Это мама?

Адам останавливается, поджимая губы. Он не учел, совершенно не учел, как может быть сложно.

– Нет, Джи, – отвечает он. – Это не мама.

Уайт откладывает книгу, поднимается на уставшие ноги и заставляет тело функционировать, очнувшись ото сна. В области затылка пульсирует от усталости и неопределенности. Он совершенно не знает, как себя вести с ребенком. Задумавшись, Адам даже забывает посмотреть в глазок, просто открывает дверь и…

– Грин?..

Он полноценно вдыхает., кажется, впервые за долгое время, и измученный организм насыщается желанным кислородом.

«Господи, ты пришел».

– Т-ты чего пришел? – заикнувшись, моргает Адам.

«Спасибо. Боже, спасибо».

– Точка в твоем сообщении меня смутила, – наигранно серьезным тоном заявляет Арчи, и Адам шлепает себе ладонью по лицу.

– Ты нормальный вообще? – не может он сдержать улыбку.

Приехал. Он сам приехал. Арчи ему улыбается и только сейчас окончательно понимает, как сильно скучал. Это же просто уму непостижимо. В груди разливается приятное тепло, и каждый уже готов ринуться вперед, чтобы обнять, руку пожать, прижать к себе или что угодно, но что-то невидимое останавливает их обоих, и они только неловко переминаются с ноги на ногу.

– Заходи, – наконец кивает Адам, стараясь сменить тему.

Приветствие действительно скомканное, и они оба не понимают, почему так выходит. Парень снимает кепку, бросает ее на вешалку и поправляет пальцами челку, отчего по просторному коридору раздается звон браслетов. Адама это успокаивает, он начинает чувствовать себя лучше.

– Она еще не спит? – кивает в сторону детской Арчи, и глаза у него при этом горят так, что с ума сойти можно. Парень себе места не находил все это время: он страшно хотел познакомиться с малышкой. Адам улыбается, глядя на то, как Арчи почти умоляюще ждет ответа мужчины, явно рассчитывая на то, что он положительный.

– Не спит, – кивает Адам, и Грин вскидывает руки, чуть ли не подпрыгивая на месте. Звон его браслетов уже граничит с колоколами в воскресных церквях.