Галина Башкова - Моя исповедь

© Галина Башкова, 2021

ISBN 978-5-0051-4361-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Я безумно люблю жизнь и не хочу умирать.

Что останется после меня?

Кто будет помнить обо мне кроме моих сыновей?

Меня эти вопросы мучают уже много лет. Я не хочу исчезнуть бесследно. Наверное, поэтому решила написать книгу о себе, о своей жизни.

«Пока живет память обо мне – живу и я!»

Ваша Галина Башкова.

С чего начать свое повествование? Начну, наверное, со своего отца. Почему с него, а не с матери?

Наверно, потому, что именно он дал мне имя, когда увидел меня маленькую и черноволосую.

– Вылитый галчонок! – сказал он тогда.

Так я и стала Галиной, а для него Галчонком – его Галчонком. А для мамы Галькой, в лучшем случае Галкой. Хотя, наша мама всех называла: Танька, Маринка, Валерка.

Мама считала, что я – любимица у отца. Возможно и так. Но иногда эта любовь проявлялась очень странно.

Отношения моих родителей нельзя назвать идеальными. Отец много пил, мама много работала и воспитывала четверых детей. Нас у нее три дочери и один сын.

Старшая сестра Таня – плод первой маминой любви и первого ее брака. А мы с другой сестрой Мариной и братом Валерой – дети второго брака и, возможно, не по любви. Наш отец не очень-то и старался завоевать эту любовь, а может быть перестал стараться. Наша мама очень красивая женщина: среднего роста и в меру полная, как говорится «кровь с молоком», но главное ее украшение – это ее волосы, которые были очень густыми и слегка завивались. А как поет наша мама! Мы любили слушать в ее исполнении русские народные песни, особенно когда она пела вместе с отцом. Мама чаще всего пела первым голосом, а папа подпевал ей своим мужским тенором. Но это случалось очень редко, а потом они и совсем перестали петь вместе.

Отец наш красотой не отставал от мамы: стройный мужчина, черные, мягкие волосы и светло-голубые глаза. Одним словом, пара была на зависть другим, но не счастливая.

А глядя на все, что происходило между ними, и нас делало несчастными. Ведь отец не только пил, он и изменял нашей маме. Она от нас этого не скрывала, хотя нам – детям, знать об этом не надо было. Наверное, она таким образом хотела защитить себя. От чего? От обвинений. Ведь мы знаем, что когда такое происходит в семье, виноваты двое: муж и жена, мужчина и женщина.

Однажды терпение мамы лопнуло и она подала заявление в суд на алименты. Нет, на развод она не подавала, только на алименты. В те времена остаться разведенной женщиной с четырьмя детьми просто неприлично, а так она хотела хоть какие-то деньги получить на содержание детей.

Все случилось в день после суда. Я сидела за столом, рисовала модели платьев и мурлыкала под нос какую-то песенку. На улице была прекрасная погода, по-летнему тепло и солнечно. Настроение у меня было отличное, пока я не увидела маму. Она пришла расстроенная и вся на нервах.

– Эта скотина решил меня опозорить. Пришел в суд в рваной рубашке и грязный, как-будто только что слез с трактора. Это он хотел показать, какая я плохая жена и плохая хозяйка. Не мог как нормальный человек придти в суд.

Высказала она это и ушла на работу.

У меня, у девочки – подростка все внутри закипело, ведь я знаю, что мама много работает, как надрывается, чтобы заработать на всю семью. А кормить надо было не только нас, но и скотину, которую они держали. Поэтому мне было жаль маму, очень жаль, а на отца я сильно разозлилась.

Через некоторое время, после того, как мама ушла на работу, в дом заявился отец. Я посмотрела на него, он действительно был грязный и в рваной клетчатой рубашке. И черт меня дернул ему сказать:

– Ну, что? Выпендрился на суде?

И тут все началось.

Я стояла, облокотившись спиной о стол, когда почувствовала удар по лицу. Можете себе представить девочку, которой отец врезал своей мужской ладонью?

Следом за ударом последовал вопрос отца:

– Ну? Что? Еще хочешь?

– Давай. Бей, – ответила я.

И снова удар по лицу. Отец был зол и не контролировал свои эмоции, видно после суда он уже выпил.

– Ну, что? Еще хочешь?

– Давай.

Последовал еще один сильный удар.

– Еще? – он повторил свой вопрос.

– Давай.

И снова удар.

Сколько раз он меня так ударил? Я даже и не помню. Но мне бы замолчать, так нет показываю свой упертый характер. Да, характер у меня еще тот!

Остановился он только тогда, когда у меня пошла носом кровь. Прикрыв нос рукой, я выбежала из дома. Слезы и кровь смешались на моем лице и текли сквозь пальцы.

Недалеко от дома был небольшой пруд, где мы обычно летом ловили головастиков, а зимой катались на коньках. Я добежала до этого пруда и, присев на берегу, стала смывать кровь с лица. А в голове была только одна мысль: «Я ему этого никогда не прощу. Я ему этого никогда не прощу».

Я сидела на берегу и плакала навзрыд. Мне было больно? Да. Но больше всего болело мое самолюбие. Я уже немного успокоилась, когда на дороге я увидела своего парня Олега – мое душевное спасение. Он не поверил своим глазам, когда увидел меня с опухшими глазами и с опухшим носом.

Выглядела я, конечно, неважно, но я не думала об этом, мне было плохо и мне нужна была защита. Я хотела, чтобы меня кто-то пожалел и успокоил, я прижалась к Олегу, и слезы полились с новой силой. Так, обняв меня за плечи, он повел меня домой. По дороге я рассказала ему все, что произошло между мной и отцом. Олег слушал меня и молчал. Мы вошли в дом.

Заикаясь и трясясь, я прилегла на кровать, Олег присел рядом и продолжал меня успокаивать. В это время в комнату вошел отец. Вошел он медленно, поглядывая на меня. Присев на край кровати, отец стал гладить меня по ноге. Я с презрением поджала ноги. Я не хотела, чтобы он до меня дотрагивался, мне было противно его видеть.

– Доча, прости меня. Я не хотел, – сказал он тихим и спокойным голосом. Отец уже успокоился и явно жалел о содеянном.

– Не трогай меня. Я не хочу тебя видеть.

– Прости, Галчонок! – он продолжал меня гладить по ноге.

Злоба и обида во мне так и кипели, и бесполезно было тогда просить у меня прощения.

– Я тебя никогда не прощу, – вот и все, что я могла ему тогда ответить.

Отец, с поникшей головой и с блестящими глазами от слёз, вышел из комнаты. Увидев его в таком состоянии, у меня что-то кольнуло в груди, но я тогда не поняла, что это.

– Галя, ты должна простить отца, – говорил мне Олег.

Но я еще не готова была к прощению, абсолютно не готова:

– Нет. Никогда. И не проси.

Олег понял, что со мной сейчас бесполезно об этом говорить и не стал настаивать.

Что было потом я уже не помню. Наверное, успокоившись, я уснула, а Олег ушел.