Ричард Брук - Охота на носорога

«Аааах… все…»

– Ну, Юпитер, вперед! – она сжала бока коня, и тот, привычный к этому сигналу, сразу же пошел рысью – и в середине аллеи поднялся в галоп.

Эдвард, Эд. Любовь всей ее жизни, как бы ни сентиментально это звучало. Упрямый, гордый мальчишка. Мечтатель, искатель приключений, проникнутый духом романов Стивенсона, Верна и Дюма – они читали эти книги вместе, вместе строили планы, как изменят свою жизнь, как сбегут от обыденной скуки, уедут на край земли… и в конце концов Эд уехал искать сокровища. Уехал один, далеко-далеко, а она обещала ждать. И ждет уже четыре года, несмотря на горечь, бессонную маету будней, соблазны праздников, ухаживания других мужчин, скрытое недовольство отца. Все это можно было перенести, если бы не отсутствие вестей, долгое, слишком долгое, даже для черепашьей скорости южноафриканской почты.

Мэг сломала голову, гадая, почему Эд, после трех лет бурной и страстной переписки, настолько частой, насколько это вообще было возможно для людей в разных концах света, сперва стал писать мало, редко и сухо, и наконец полностью замолчал…

Что могло случиться? Что изменилось между ними?.. Может, она в чем-то ошиблась, или, сама того не заметив, сумела серьезно обидеть Эда, и растравить старую рану, связанную с ее отказом от побега в последний момент?

В глубине души Маргарет предполагала, что могло пойти не так, но думать об этом было так же неприятно, как спускаться без фонаря в темный сырой подвал. Она гнала горькие мысли, находясь рядом с отцом или в окружении друзей, занимаясь привычными домашними делами или танцуя на празднике… зато на верховой прогулке, где никто за ней не приглядывал, и можно было самой не следить за выражением лица, не держать фасон, печали слетались со всех сторон, как голодные вороны, начинали кружить над головой, садиться на плечи и терзать сомнениями и вопросами без ответа.

Последнее письмо Мэг получила прошлой осенью, из рук компаньона Эдварда, Джейкоба Штерна, приехавшего в Англию с ежегодным визитом, приуроченным к важному семейному празднику.

Внутри толстого конверта оказалось несколько карандашных рисунков, сделанных с натуры – дикий пейзаж с холмами и рекой, семейство львов на водопое, диковинные цветы, растущие на вершине водопада, и картинка, изображающая объятия любовников на лесной поляне…

Мэг без труда узнала и поляну, и любовников, и этот намек на их совместное прошлое погрузил ее душу в рай, и обжег тело знакомым влажным жаром. Она жадно развернула само письмо – всего один листок – отчаянно надеясь, что Эдвард сообщает о завершении очередной алмазной экспедиции и скором возвращении, но увы…

Послание начиналось словами: «Моя любимая!», и от них тоже веяло африканским жаром, однако дальше Эд в очень сдержанных выражениях сообщал, что дела идут «неплохо», у них с напарником появилась «обоснованная надежда», и, если она оправдается, а расчеты подтвердятся, то через год, максимум через два он наконец-то вернется, и не с пустыми руками – «но пока еще рано делать выводы».

Дальше следовала просьба «хорошенько помолиться за успех нашего начинания», и вместо пылких любовных слов, какими Эд обычно завершал каждое письмо, стояла подпись: «Эдвард Лэндсбери, эсквайр».

Это дурацкое «эсквайр» стало последней каплей в чаше терпения Маргарет. Она не спала всю ночь, и наконец позволила себе выплакать все слезы, накопившиеся за долгие месяцы ожидания, снова и снова перечитывала письмо, пыталась представить, как Эд писал его в африканской хижине, при свете коптящей масляной лампы, или на краю заляпанного деревянного стола в какой-нибудь сомнительной харчевне для старателей, а порой видела любимого как наяву – худого, загорелого до черноты, в залатанной рубахе, потертых штанах из парусины, с отросшими волосами, выгоревшими под беспощадным солнцем, с отпущенными усами и бородой, что делали его на несколько лет старше…

Этот образ мучил ее, вызывал томительное желание, и вместе с тем – страх, и острый протест из-за того, что они так далеко друг от друга, что Эд постоянно рискует собой из-за призрачной надежды, бездумно тратит время их общей молодости ради иллюзии богатства… и дольше безропотно выносить разлуку сделалось попросту невозможно. Следовало что-то предпринять.

Наутро Маргарет поехала в Гилфорд (3), в гости к Пиа, и, разумеется, застала у нее мистера Штерна. Она не стала играть в ритуальные игры – «ах, какая удача, что я вас встретила здесь!» – по отношению к Джейкобу и Пиа это было бы просто глупым ханжеством, отбросила условности и сразу перешла к делу. А дело заключалось в том, чтобы уговорить, попросту заставить щепетильного и неуступчивого Штерна принять от нее довольно крупную сумму денег… и передать их Эдварду от своего имени, с какой-нибудь благовидной легендой насчет происхождения этой небесной манны.

Мэг знала совершенно точно, что Эд никогда не примет от нее ни шиллинга, ни пенса, не примет, даже если будет умирать от голода или лихорадки. Джейкоб, надежный напарник и верный друг, «старина Джейк», как Эд называл его в письмах, был единственным шансом обеспечить гордеца Лэндсбери средствами для возвращения домой. Приданое, брачный контракт, непримиримое предубеждение лорда Гилфорда против кандидатуры жениха, двойное чувство вины – перед отцом за свое любовное упрямство, перед Эдом за чрезмерную привязанность к отцу и отказ от совместного побега – все, что выглядело таким сложным, пугающим, непреодолимым четыре года назад, сейчас словно потеряло в весе. Перестало казаться хоть сколько-нибудь важным, по сравнению с тем, что Эдвард так долго оставался на краю света. Только бы он вернулся, только бы они снова оказались рядом, телесно, во плоти, а не в одних мечтах, на зыбкой и туманной территории писем… и все решится, все утрясется, все образуется.

Мэг была в этом совершенно уверена. И на сей раз ее уверенность, подсказавшая и нужный тон, и нужные слова, сумела преодолеть возражения Джейкоба, проломить стену его сводящей с ума деликатности, а точнее – нежелания лгать другу и хоть как-то вмешиваться в чужие интимные тайны. Он почти согласился, но находил все новые и новые препятствия для тактического исполнения замысла.

Пиа не участвовала в том горячем споре. Она тихо сидела в уголке, покусывала карандаш, что-то записывала в потрепанном блокноте, и лишь когда Маргарет и Штерн немного выдохнули, и сделали паузу, чтобы глотнуть чаю, подала голос:

– Джейк, я прошу тебя… я очень прошу тебя: возьми эти несчастные деньги, отдай их Эду, пусть возвращается домой. Он очень нужен Мэг… так же, как и ты нужен мне, Джейк. А я не могу без тебя жить. Пожалуйста, Джейк, пусть Эд вернется, и ты тоже. Вам обоим пора вернуться домой…