Григорий Жадько - Страна расстрелянных подсолнухов

«Нестор Нестор. Большой, но наивный. Так было всегда!»

Отправили не всех, – нас троих, заводчан: Пашу Новикова, Димку Гаврилова и меня отобрали отдельно. Полковник Шпичук – толстый постоянно потеющий мужчина – лично ходил, опрашивал, кто что умеет. Ему мы понравились.

– Чрезвычайная ситуация! Чрезвычайная ситуация! – через слово с трудом повторял Шпичук, ломая язык, и сморкался в несвежий платок размером в простыню. – Надо помочь в ликвидации последствий паводка.

Мы упросили его присоединить к нам еще Моню Лопушинского – нормировщика с 14-го цеха, бывшего одессита. Так создалась наша маленькая группа.

– Было у мамы два сына, – самокритично говорил Лопушинский и улыбался обеззараживающей доброй улыбкой, – один умный, а второй – Моня! Это я.

Человек, который может так пошутить над собой, вызывал невольное уважение.

Утром, вчетвером, на черной Волге, которая была нагрета как душегубка, мы отправились в дачный кооператив «Синие дали». Багажник доверху набили консервами и сухпайками со склада. Полковник командовал погрузкой и махал пухлой ручкой:

– Еще! Еще хлопцы!

– Господи! Да рессоры выдержат ли?! – сомневались мы.

– Они привычные. Им не впервой, – успокаивал полковник и протирал лысину грязным платком.

– Я вас умоляю, – «трендел» Моня, – он таки, правда, самый настоящий полковник? А я бы ему больше майора не дал. Хотя такой амбал, мог бы и поработать.

– Он не амбал. Просто у него живот на шестом месяце, – заметил я. – А это легкий труд по КЗоТу.

– «Кзоту-моту»?! Не делайте мне беременную голову. Зачем я с вами согласился.

– Все ******расы, – я отпустил непечатное словечко, – а один ты Д’Артаньян?!

– Разве я говорю, нет?!

– Да. Только поздновато родился, – усмехнулся я.

***

Дорога петляла. Лещина, калина, боярышник перемежались с ольхой и вербой. Вода только сошла, а местами еще стояла в низинах. Местные называли эти дачи «Прокурорскими». Это больше соответствовало действительности. Контингент был соответствующий старорежимный с семидесятых, с апломбом. Как туда затесался полковник, оставалось только гадать.

Северский Донец в этом месте отрезал часть берега, образуя небольшой остров и протоку, заросшую серебристым тополем. Кооператив располагался на самом острове. В результате разлива вода прорвала нижнюю дамбу, размыла мост и пошла в обратном направлении, затопляя дома, дороги, остатки горелого осинового леса, но пик половодья уже прошел.

– Эх! Разве это волны? – высокопарно восклицал Моня, показывая на снующие буксиры и подтопленные берега. – Вот до войны были волны! … Разве это река? Вот до войны была река – «брульянт» чистой воды. А теперь в нем плавает не меньше говна, чем в канализации.

По сути, он был прав. Очистные в связи с войной, работали кое-как.

Дача Шпичука была построена с размахом, но по совковым стандартам. Мансардная шиферная крыша повергала в уныние. Бросалось в глаза, что кирпичную кладку вели не квалифицированные каменщики, а, скорее всего такие же, как мы специалисты в погонах. Пляшущие кирпичи, по низу, пришли в негодность, а отмостка отстала от стен.

– Так себе «халабуда»! – «заценил» Моня, скривив на бок рот. – Фазенда трудящихся времен окончательного построения социализма.

– Не парься, – усмехнулся я, – мы тут ненадолго.

– И здрасьте вам! – поднял палец Моня. – Куда рыпаться?!! Зачем спешить?!

Моня был прав. Ведь где-то там шла война. Спать нам отвели на полу, на втором этаже. Мы подстилали солдатские ватники, которых тут было запасено на три войны, и готовили еду на летней кухне. Сухие пайки не отличались разнообразием: печеночный паштет, с привычным сине-зеленым налетом, перловая каша с «говядиной», сухие галеты, 2 грамма отвратительного кофе, «цукор и волога серветка», а на обед «Завтрак туриста», самая вкусная часть сухого пайка.

– Ничего не умеем делать нормально, все завозим, даже отвертки и штопаные презервативы, а питаемся из гуманитарной помощи или вот этими помоями, – недовольно бухтел Гаврилов, брезгливо тыкая вилкой в серую желеобразную массу.

– Пижоним?! – язвил Новиков. – Может вам кофе в постель?

– Лучше в чашку, – нашелся с ответом Диман.

– А я бы навернул форшмак, – мечтательно закатил глаза Моня. – Сельдь, хлеб, яйца, лук, яблоко, сливочное масло и все через мясорубку! А в столовом уксусе!!

– Прекрати издеваться! – бросил я ему.

– Да! – не унимался он. – Скажу вам! Фирменная одесская холодная закуска: две селедки, ломтик черного хлеба, два крутых яйца, одно яблоко сорта «Антоновка», сто граммов сливочного масла, одна столовая ложка растительного масла, одна луковица…

– Сейчас получишь! Представитель избранного народа!! – тоже не выдержал Гаврилов и показал ему увесистый кулак.

– Уже молчу. Молчу. Помечтать не дадут, – притих Моня, и глаза его обиженно потухли. Мыслями он был далеко. Наверно дома на Рымарской. Это была одна из самых таинственных улиц города, под которой находились подземные туннели – мечта экстремалов и диггеров. Я был у Мони в доме, но лишь у подъезда. Приглашать в квартиру меня как-то не решились. Может у евреев, это вообще не было принято.

Десять дней мы работали как проклятые: рыли канавы, откачивали дренажными насосами воду, ремонтировали полотно дороги. Старенькие Мазы, обдавая копотью изношенных моторов, сыпали гранитные камни, которые везли с Михайловского карьера, бульдозер Т-150 разравнивал, вдавливал их в мягкий грунт, а мы убирали их в сторону. Да, особенно большие глыбы, которые невозможно было утопить гусеницами приходилось кантовать руками. Даже восьмитонная махина трактора не справлялась, … но не солдаты.

Моня, несмотря, на то, что был невелик ростом, старался больше всех и командовал нами, когда мы выворачивали камни в раскачку из мокрого грунта.

– Ать! Два! Взяли! Работайте хорошо, и будете иметь бледный вид и розовые щечки. Ать два! Взяли! Да, они наняли кучу больных!! Я промолчу за больного на всю голову Данилу, и этого Гаврилова – явную находку для дурдома.

– Ты не командуй, а тяни! – зло таращил глаза Гаврилов, они у него вылезали из орбит от натуги.

– Я вас умоляю! Как можно так себя не щадить. Эти ребята дружно хотят попасть в Валиховский переулок, где займут мраморные диваны временного проката, и уж там будут вести себя гораздо скромнее.

– И что у вас там за ванны в долбанном переулке?

– Да морг в Одессе, что ж еще.

– Умник! Иди сам там место занимай. Нам еще рано.

На восстановленном мосту я почти неделю, варил перила, делал железные съезды, и получалось неплохо, так как работа была привычная. В инициативном порядке сделал поверху ажурные завитушки и украсил балясины простыми волютами. Фотки своего творения посылал домой. Но пересылать по Интернету «быстрому» как мысль пьяного эстонца было очень затруднительно.