Миров А.Я. - 4ЕТЫРЕ

3. Пиараст – сотрудник PR отдела.

Усадив покачивающегося на корпоративной волне начальника рядом, Веточка продиктовала немому водителю свой адрес и, смахнув предвкушение с накрашенного лица, уставилась в испещрённое бегающими декорациями окно.

– Надо бы его поцеловать, – решила Груздева и, собравшись с мыслями, повернулась к спутнику.

Провалившийся в сладкий сон Таранов, словно уловив инициативу Виолетты, зычно всхрапнул и испустил слюну.

– Ладно, ещё успеется, – подбодрила себя Веточка и достала из кармашка пачку клубничных салфеток.

Расплатившись с водителем наличностью Мирона Эрнестовича, секретарь одной конечностью подхватила расшитую каменьями сумочку, другой слабо ориентирующегося в пространстве издателя и с полными руками направилась домой. С горем переступив порог арендуемого жилья, Груздева наказала шефу открыть вон ту бутылочку, сама тем временем поспешила в ванную. Таранов послушно обхватил оговоренную тару и откинулся на волю обстоятельствам, утопив свою персону в её мягком диване.

Что было дальше? Да ничего особенного: всё, как у людей. Правда, удовольствия от того самого проспиртованного вечера удалось получить разве что щедро осыпанному чаевыми официанту. Но об этом Мирон Эрнестович предпочитает не вспоминать. В отличие от Веточки, для которой постельная сцена с шефом была и всё тут! Даже несмотря на то, что один из героев не справился с выданной ему ролью. Это, извините, не её проблемы. Лично она сделала всё от неё зависящее. Посему имеет полное право дарить своему начальнику по всяким государственным праздникам не только носки и бритву, но ещё и, простите, трусы. Вот, например, эти, белые в красное сердечко. Да, те самые, что вынуждают Таранова, подобно горьковскому пингвину, прятаться промеж стола и кресла.

А вот Мирон Эрнестович отвечать взаимностью на секретарские поползновения не планировал не только в ту злополучную ночь, так нелепо венчавшую их корпоративный кутёж, но и вообще, что называется, по жизни. Коли б не его приятель, ну тот, с вытатуированными погонами на плечах, присутствующий на празднестве ещё и в качестве финансового вдохновителя «КаДэЧе», ничего этого и не случилось бы. А то заладил: каждый уважающий себя мужик должен отдавать распоряжения своему секретарю не только в рабочем периметре.

Это в переводе на язык, пригодный дамам и дитяткам младшего возраста. А для Мирона оригинальная фраза звучала ни больше ни меньше как дело чести. И вот Таранов на душу принял, потом принял и сам вызов, а уже после был вынужден принимать и все последствия. И ежели похмелье и самокопания прошли довольно-таки быстро и относительно безболезненно, то знаки Веточкиного внимания отступать не хотели решительно.

– Ну носки и бритву ещё можно отнести к ништякам 4, – рассуждал обвитый заботой Таранов. – Но вот это вот что за петушиные 5понты 6?

4. Ништяк – относящееся к чему-то хорошему.

5. Петушиный – принадлежащий пассивному гомосексуалисту.

6. Понт – желаемое выдаётся за действительное.

Искоса поглядывая на кричащий сердечками подарок, Мирон Эрнестович заключил, что сие «не по понятиям» и носить это, с позволения сказать, нижнее белье он не намерен «даже по приколу». Однако никогда не говори «никогда» или от тюрьмы да от сумы, что Таранову значительно ближе и понятнее… В общем, непоправимое свершилось. И именно сегодня!

С трудом продрав глаза, сфугованные сладким сном и вчерашними рюмками коньяка, Мирон понял, что на работу он уже опаздывает. Завистливо поглядывая на сопящую Анаконду, Таранов замылил уподобиться выгулянному и накормленному силами проходящей домработницы бультерьеру, но вовремя опомнился. Директор он, в конце концов, или «хрен с горы» (с)? Условился на первом варианте, не открывая вещих зениц, собрался с мыслями, потом кое-как собрал себя в первое попавшееся и вознамерился двинуть на выход.

– А где труба? – Мирон Эрнестович допросил себя на предмет наличия мобильного телефона.

Вернувшись в комнату, дремавший на ходу Таранов невольно отметил, что пол больно уж скользкий. Неумышленно приближаясь к окну, а это совсем не то направление, просыпающийся Мирон на полном серьёзе начал подозревать что-то неладное.

Белоснежная Анаконда весело махала хвостом проезжающему мимо хозяину, радуясь во всю розоватую мордочку, что тот передумал уходить.

– Твою ж мать! – окончательно прозревшему Тирану пришла на ум чья-то родительница.

Он поднял пожёванную литровку смешанного с розмарином оливкового и уставился на любопытствующую собаку. Дело в том, что Анаконда, или Аннушка, как ласково именует любимицу Мирон, просто без ума от пластиковых бутылок.

Завидев предмет страсти, одержимая бультерьерша, игнорируя все «фу!» и «нельзя!», со всех розоватых лап мчится к соблазнительной таре. Обхватывает бутылку подстриженными когтями, обнимает крышку почищенными клыками и бац! Содержимое заливает всё вокруг, а это – «фу!». И ведь там может оказаться не только минеральная вода или нефильтрованное пиво, но ещё и, не дай бог, какая химическая зараза, и это – «нельзя!».

– Но эта штуковина так маняще шуршит! – всякий раз молчаливо оправдывалась собака.

– Аннушка, ну какого хрена? – вопросил издатель, сжимая пустую бутыль.

Бультерьер, услышав свои позывные, сначала и поверить не могла, что хозяин её поддразнивает. Но нет, сомнений быть не может: вот он, смотрит на неё и держит эту забавную штуковину, ту самую, обнаруженную минутами ранее на кухне…

– Анка, сучка, опять литруху подрезала 7…

7. Подрезать – украсть, нечестно добыть.

Бамс! И не разделяющий пластиковой страсти хозяин пал под добродушным натиском: Анаконда, вообразив шуршащие манипуляции призывом к игре, свалила Таранова с ног. Позабыв грусть от предстоящего одиночества, собака бросилась гонять по квартире ускользающий апорт.

– Базарил 8же не оставлять такие бутылки на полу! – буркнул отсутствующей домработнице Мирон и, приняв вертикальное положение, поспешил к выходу.

8. Базарить – говорить.

Добравшись до кабинета, не до конца протрезвевший ото сна в частности и от вчера в целом Тиран Эрнестович невольно обронил взгляд на свои джинсы. Нда, а ведь это пятна не только на дениме. Это заодно и замаранная презентабельность главы «КаДэЧе». Смекнув, что надо что-то делать, практически не поддатый издатель ничего лучше не придумал, чем попросту стянуть пачкающие его реноме штаны. Оставшись без джинсов, он окончательно отбросил и хмель.

– Какого… – только и смог выдумать Таранов, глядя на самое большое сердце на его нижнем белье.

«Как так можно было фраернуться 9?» и другие последующие вопросы тоже носили риторический характер. Умаявшись бесполезным самоанкетированием, издатель вспомнил о Виолетте ещё и как о личном секретаре. Схоронив срамную часть под столом, он частью верхней набрал на мобильном нужный номер.