Лариса Ритта - Эликсир жизни

Продавщица бросила мокрую мелочь в мокрую тарелочку и воззрилась на меня.

– Х*аварите! – потребовала она, сверля меня малоросскими яркими глазами.

Я переступила с ноги на ногу, оглянулась. Счастливые люди вокруг меня пили весёлые разноцветные соки. У них всё было хорошо в жизни.

– Кумыс, пожалуйста, – полная отчаянной отваги, небрежно объявила я, летя в бездну.

Продавщица швырнула мне сдачу, повернула волшебный ключик – и легендарный напиток обрушился в стакан, вздымая пену.

Я взяла стакан. Очередь безжалостно смотрела на меня, было ясно, что пришёл мой звёздный час.

Я глубоко вздохнула и пригубила.

Да, это был не молочный коктейль с вишнёвым сиропом. И не абрикосовый сок с мякотью. Было кисло, горько и едко. Был запах. Было невыносимо. Очередь смотрела. Я решила умереть, но не сдаться. После третьего глотка у меня начались спазмы. Они душили меня и едва не задушили совсем. Мой организм отчаянно сопротивлялся божественному напитку, спасшему здоровье и жизнь целой плеяде известных русских деятелей литературы и искусства. В меня эликсир жизни категорически не впускался – очевидно, во мне и так с избытком хватало молодости, здоровья и красоты.

Еле живая, я додавила кумыс почти до конца, дрожащей рукой поставила на прилавок стакан и нетвёрдыми шагами направилась вон. В голове у меня мутилось, со дна желудка – а, может, души – поднимались кислые волны, мне было плохо, мне было так гадостно, что хотелось лечь прямо на асфальт и завыть.

Не помня себя, я притопала на пляж, рухнула на колени возле наших лежаков и, тихо и безнадёжно скуля, принялась судорожно и без разбора поедать Милкины конфеты из кулька.

– Вавка, ты что? – ужаснулась Милка, бледнея. – Ты где была?

– Кумыс пила… – стихами просипела я.

– С ума сошла… – не выходя из стихотворного размера, прошептала Милка. – Ой, что сейчас будет… ты вся зелёная, тебя вырвет же…

Я развернула очередную конфету и упихнула её в рот.

–Н–не, уже наверное, н–нет… – пробормотала я через минуту, с трудом, проворачивая языком сладкое конфетное тесто. – Теперь нет… может быть…

На пятой конфете мне стало легче, я встала с четверенек и попыталась сфокусировать взгляд.

Пляж был полупустым. В море были медузы. Солнце было через сито. Арсений Николаевич не вернулся. Князь не пришёл. Кумыс едва не унёс мою расцветшую неизвестно зачем жизнь.

Стоило ли жить на свете?

– Мил… пошли домой? – обречённо попросила я.

Не выпуская меня из виду, Милка резво собрала вещи.

– Идти можешь? – спросила она деловито и, не дождавшись ответа, схватила меня за руку и поволокла к лестнице.

Из–под лестницы выдвинулись две белые панамы – там, в тенёчке, располагалось гостеприимное пристанище краснодарских друзей–пенсионеров, деда Коли и деда Толи. Деды приезжали в пансионат лет десять подряд и были, несмотря на преклонные года, молодцы – плавали, бегали трусцой и фотографировались с девчатами при первой возможности.

– Эй! Москвички, а шо так рано? – замахали нам деды. – А фотографироваться?

– Уходим домой. Ей плохо, – оповестила Милка общественность.

– Перегрелась? – забеспокоились деды. – А шо так? Солнца нет…

– Не… я кумыс пила, – поделилась я новостями из последних сил.

– Кумыс пила… А де взяла кумыс?

– В баре на площади.

– От горенько, – сокрушился дед Толя. – Усяку дрянь продают народу…

– Какой кумыс? – закричал дед Коля. – Зачем кумыс? Такая красивая девушка! Водки надо было выпить! Со мной!

– А який кумыс? Що за кумыс? А де брали кумыс? – затарахтела по соседству хорошенькая Настя. – У баре? Та який там кумыс, погань одна… домашний кумыс треба пити.

– У ба–аре? – закричала зычно от воды Настина подружка, красавица Галя. – Ой, у баре… Моя кума брала сок у баре, все семья животом мучалася!

– Гала! – зычно кричала Настя в ответ. – Та не… Не у тому баре твоя Кристина брала… Ой, та вона зроду доброго не купит, бачу я твою Кристину..

– А що моя Кристина! Моя Кристина двоих детей пиднимае…

– Водки, водки надо было выпить, от дурёпи девки, хлебают усяку дрянь…

Мы с Милкой, давясь от смеха, вылетели на набережную и дали волю хохоту. Проходящий народ смотрел на нас с изумлением. Внизу, на пляже бушевали кумысные страсти. До нас доносилось:

– Да у тому баре зроду погань одна, закрыть его треба до биса!

– Травят, травят народ. А мы молчим… Сколько ещё будем молчать, пока всех не перетравят…

– Ось, дивчина така гарненька, москвичка, у синему платьечку…

– А яка москвичка? Яка? Беленька бо чёрненька?

– Та у синему платьечку, Вероника…

– Москвичка отравилась? Да вы что? Правда?! Насмерть отравилась? Да вы что–о?

– Та типун тебе на язык, насмерть… Вона пийшла своими ногами живёхоньки…

– Водки, надо было выпить, водки! Со мной!

– Водку в жару – не… Вина хорошего домашнего – другое дело. Вино сухое всё лечит..

– Да вашу–то мать, вам бы только винищем лечиться, пьяницы окаянные, все глаза себе залили, вас уже государство бесплатно на море засунуло, так нет, всё в бутылку глядят, ироды…

– Ой, да бачу я твою Кристину!

– Медицинский пляж, называется! Люди белым днём травятся! Безобразие! Заявить надо в санэпидстанцию!

– А що моя Кристина, та не хуже других моя Кристина…

Мы с Милкой зажимали рты наверху, изо всех сил стараясь не грохотать во всё горло. Я сделала несколько шагов по набережной, обмахиваясь в изнеможении и фыркая на каждом шагу. Милка догнала меня, тихо стеная.

– Ну, Вавка, всё… Теперь ты королева кумыса. Ты идти–то можешь?

– Да нормально всё. У меня от смеха всё прошло, давай сумку.

Я взяла свои вещи и против воли оглянулась. А вдруг он сейчас идёт за нами? Загорелый, лохматый, светловолосый, в выгоревшей малиновой футболке…

Я вгляделась в толпу прохожих. Никого похожего. Никто за мной не шёл.

Никто ко мне сегодня не пришёл…

Наутро произошло целых два события: медуз в море поубавилось, а женатый человек Арсений Николаевич появился в таком пляжном костюме, что здешние дамы привстали и поправили на глазах тёмные окуляры.

– Вавка–а, вот это да! – восхищённо сказала Милка. – Посмотри, какие шорты! – она чувствительно пнула меня в бок. – Слушай, это он ради тебя…

Я оглянулась. Арсений Николаевич, складывал полотенце, не смотрел на нас и загадочно чему–то улыбался. Костюм цвета пены морской волны его исключительно украшал.

– Почему это ради меня?

– А ради кого? Слушай, а он ничего, – не успокаивалась Милка. – Ноги красивые…

– Я очень за него рада, – сказала я и посмотрела наверх, за ограду. Пусто.

– Может, он перепутал пляжи? – пробормотала я вслух, забывшись.

– Кто? – удивилась Милка.