Грета Горбъ - Школа счастья. Роман

Харианна ещё не видела Хратиона Лукумова, и воображала его звездой Голливуда, эдакой смесью Грегори Пека, Марлона Брандо и Вячеслава Тихонова, хотя последний и не из Голливуда, а из другой священной рощи. Все были в сборе, когда в сопровождении Лукиана Саларьева и Дианы, строго инструктировавшей мужа на ухо, появился Хратион. Высокий, стройный, как голливудец, но с лицом совсем из иной чащи-пущи. «Но мысли тайныя сурово язвили ясное чело» – прекрасный эпиграф к эго портрету. Лицо было омрачено какой-то тяготой, даже когда он изображал улыбку. А изображал он её так, будто позировал на подмостках перед фотообъективами. Хратион произнёс стремительную речь о светских танцах как зеркале эпох и попросил всех стать в круг, ибо их ждут новые танцы, а всякий неизвестный танец, будь ему хоть триста лет, для человека нов.

Разминкой был хоровод под музыку из балета «Коппелия», где все танцуют со всеми, отправляя даму по кругу, станцевав с ней цикл рисунка, звено в цепочке танцевального меандра. Точно так плетется кружевная скатерть: один и тот же узор повторяется по кругу в несколько рядов.

Но когда перешли к бравурной кадрили Ландскнехтов, по сравнению с которой кадриль Французская покажется незамысловатой простушкой, Хратион не отступил от своего правила «танцуют все», не разделял присутствующих на продвинутых и начинающих, на способных танцеввать и способных копать, на видных и неказистых, да и зачем? Жизнь и время сами расставят все по своим местам, каждого сверчка усадят на его шесток. Задача Хратиона – дать всем и каждому по максимуму. Он показывал и объяснял фигуры, затем диктовал 5 5 По- английски в этом случае говорят to call, по-итальянски chiamare – звонить, звать, а все восходит к колу, кругу, в который созывали, чтоб хороводить. их в процессе под музыку, а сам танец представлял собой лавину, уносящую с собой: кто-то уже хорошо знал танец и уверенно вёл начинающих. Опытных танцоров в группе всегда большинство. Но ещё увереннее вела сама музыка, музыка! Вступающие в предпоследней части барабаны – и мёртвых из могилы поднимут! Под их бравурный, ураподобный бой по коже прокатывались волны восторга, радости и счастья и изливались в телодвижениях танца. Не зря ведь перед битвой ввека гремели боевые барабаны. Даже в авральном переходе Суворова через Альпы шли барабанщики полудети. Барабанный бой начинает бой. Воздействие его посильнее шоколада, шнапса или наркотиков, барабаны заряжают дух, а дух – есть знаменоносец плоти. И Харианна пылко полюбила барабаны.

Меню простого обеда во время перерыва могло поспорить с банкетным на Большом балу. Дамы принесли причуды своего кулинарного искусства: Роза – пирог-лабиринт, начиненный различными начинками – утиным паштетом, жюльеном и прочей нераспознаваемой всячиной, которую дважды не попробуешь в одном пироге, Милена и Северин пирог с инжирным вареньем и грецкими орехами, Флора и Лаура – поднос мини-бутербродов с семгой, Мария – бисквитного лебедя, Покленов – запеченную утку с апельсинами, босхическая Геката – кордебалет куриных лапок на блюде с бумажной кружевной подтяжкой на косточке, иначе называемых котлетами по-киевски, Клавдия, та, что напоминала собой Мишель Мерсье, котелок с рисовой каши со спаржей, Пометов – корзину экзотических фруктов, Саларьев и Диана напитки, Харианна огромную коробку шоколадных конфет, и поскольку на столе были сыры, овощи, зелень и прочее, то и это кем-то было принесено. Возможно, Арлекиновым, прыгавшим выше всех и расточавшим прибаутки:

– Кто не танцует, тот не ест. А кто ест, тот есть. Ха-ха-ха!

Гость, Хратион, подойдя к столу, развёл пустыми руками:

– Да тут пир на весь мир! Честно говоря, я приустал от уставного бального меню, а здесь наше нёбо ждут новые ощущения!

– Ура Хратиону! – рявкнул Саларьев.

И все, конечно же, вторили ему:

– Ура, ура, ура!

Что было кличем: «Налетай!»

– Кто не танцует, тот не ест! – выкрикнул Арлекинов, нагружаю свою тарелку лакомыми кусочками.– Не ест со вкусом! После танцев изощренный аппетит. Хочется чего-то такого, сам не знаешь, чего!

– Это да, – произнес Хратион, и его обступили со всех сторон.– Танец пробуждает аппетиты! В ХIХ веке приглашавшему кавалеру запрещалось шарить взглядом по дамскому декольте, он должен был смотреть ей в глаза, при этом наклонившись не более чем на сорок градусов. А ведь это такой естественный интерес мужчины к женщине. И ему, и ей ведь приятно. Пресекновение естественных инстинктов развивает неестественные.

При этих словах Саларьев, уплетавший куриную лапку, перестал жевать, кинул взгляд на жену, та перехватила его и резко отвернулась.

– Но танец не умирает, он преодолевает любые безумства эпох, -продолжал Хратион.– При Наполеоне дамы обливали водой платья, чтобы они их облегали. И творили такое даже зимой, когда кавалеры были в шерстяных фраках. Это тот случай, когда не красота, а понятие о красоте действительно требует жертв. А вообще, красота требует денег.

– Да, да, денег! – поддержали его окружающие.

– Я, например, – высказалась Маруся, – видела в антикварном веер, простой бумажный большой веер, но ему двести лет, и на нем нарисована придворная сцена во время бала. Красота невыносимая! Думаю, затяну ремень и куплю. Веер украсит наш бал. Но на ремне надо было удавиться, чтобы купить этот веер, ручная роспись… Чуть не плакала, но пришлось оставить его на прилавке.

– А я, – это заговорила Милена, – тоже в антикварном видела бальный карнет какого-то там забубенного века, с миниатюрным карандашиком, где были записаны все танцы бала и с кем их танцевать. Такая книжечка-миниатюра с удивительными вензелями. До сих пор вздыхаю.

– Что ж ты мне не сказала? – проглотил кусок Северин.

Милена вздохнула.

– Да, – кивнул Хратион, – балы были оказией надеть модные туалеты и фамильные драгоценности. Господа во дворцах, народ на улицах и площадях, особенно во время карнавала. Мода и бал шли рука об руку. Когда платье больше не скрывало дамской щиколотки, на шелковых чулках появились разноцветные вышитые узоры. Это Париж, 1830 годы. О времена, о моды! Стили меняли свои названия. Романтический аристократический, романтический буржуазный или викторианский, ампир. И танцы входили в моду и выходили: паван, гавот, менуэт, кадрили, мазурки и прочая.

Арлекинов, при перечислении танцев, принимал позы с фигурами из них. К нему подскочила Геката и стала гротескно делать соответственные реверансы.

– Привет от Босха, – вздохнула Харианна.

– Что ж, – хлопнул в ладоши Хратион, – завершаем наш контрданс блюд, заслуживающих почетного места в поваренной книге, и переходим к «Прихоти мистера Бевериджа Маго» – магу контрданса во плоти.