Юлия Никулина - Жестокие женские игры

– Вика, если ты опять насчёт дачи, то я не могу, у меня дежурство в реанимации – сразу сказал он ей. К его удивлению, она не стала упрашивать найти себе замену, сказала, что прекрасно всё понимает, и что на дачу они в любом случае не смогли бы сегодня поехать, так как машина у неё сломалась, а на ремонт потребуется как минимум две недели. Она же просто соскучилась, и надеялась, что они смогут просто посидеть где-нибудь и поговорить. Максим на секунду задумался, и, решив, что это вполне подходящий случай ещё раз поговорить об их отношениях, отправился к Ольге Васильевне с просьбой отпустить его на часок. Он повёл её в расположенное неподалёку от больницы маленькое кафе, посещаемое в основном студентами из близлежащих общежитий. Внутри не оказалось ни одного свободного места, и они решили посидеть за столиком на улице. Вике он заказал коктейль и мороженное, а себе стакан сока. На улице было даже лучше чем внутри, хоть вечер и был достаточно прохладным, зато воздух был свежим. Вика всю дорогу болтала о какой-то ерунде, но он почти не слушал, всё думал, как начать разговор. И тут, будто прочитав его мысли, она на какое-то время замолчала, а затем спросила: – Ты бросаешь меня Макс?

От неожиданности он даже поперхнулся. Каждый раз, когда он пытался заговорить об этом, она всё сводила к шутке, уводила разговор на другую тему, поэтому сейчас он так растерялся, что не знал, как ответить. А Вика продолжила:

– Думаешь, я ничего не вижу, не понимаю, что ты избегаешь меня? Ничего подобного. Просто мне казалось, что всё пройдёт, и наши отношения опять будут такими как раньше – нервно засмеялась она. Максиму вдруг стало жалко её, и Вика это почувствовала.

– Только не жалей меня, – воскликнула она. Я и так достаточно унижалась перед тобой и твоя жалость мне ни к чему! У меня к тебе только одна просьба. У меня день рождения через неделю. Будет куча гостей, и если я буду одна, мне перемоют все косточки, а я не хочу, чтобы злословили в мой адрес. Ты приедешь, и будешь вести себя так, чтобы никто ни о чём не догадался. Потом скажу им, что это я бросила тебя. Я не могу позволить смеяться надо мной! Они не должны думать, что я тебе не нужна, что это ты бросаешь меня! – в её голосе послышались слёзы, а этого он вынести уже не мог.

– Вика, -сказал он, – я сделаю всё, как ты просишь. – Только не плачь. Мне тоже нелегко расставаться с тобой, но, поверь, это действительно лучший выход из положения.

Если где-то в глубине души она надеялась, что он успокоит её, посмеётся над её страхами, скажет, что любит, то теперь эта надежда исчезла без следа. Сейчас, перед ним была уже не та Вика, которую он знал. От неё осталась лишь внешняя оболочка, и если бы он мог заглянуть внутрь, то ужаснулся бы, насколько черна её душа. Монстр, сидевший внутри, вышел на свободу, и уже ничто не могло остановить его. Нагнувшись, чтобы поднять оброненную ложечку, он не заметил, каким стальным блеском сверкнули Викины глаза, но уже через секунду у неё опять был такой трогательный и беззащитный вид, что, глядя на неё, Максим почувствовал себя последней скотиной.

– А что у тебя с машиной? – спросил он её, желая отвлечь от неприятного разговора.

–Да, ерунда, заглохла сегодня прямо возле гаража. Приехал кто-то, сказал надо эвакуатор вызывать, ещё там что-то, я не поняла. Ты ведь знаешь, даже не знаю, как капот открывается. – А как у тебя дела? Кто там у вас в реанимации сегодня? – спросила она.

Давно уже Максим не был так удивлён. Это был первый случай, когда Вика поинтересовалась чем-то, что не было связанно с её особой. Ведь она и его-то делами всегда интересовалась только в той степени, в какой они могли касаться её в настоящем или будущем. Но, не став уточнять, откуда вдруг такой интерес, он предпочёл думать, что она просто хочет сменить тему. Вкратце рассказав о тех, кто лежал сегодня в реанимации, он умолчал только о девушке, которую сбила машина. Максим знал, что при всей своей внешней воздушности, хватка у Вики была как у бульдога, и психологом она была великолепным, могла по одному только оброненному слову, по одной интонации узнать для себя много интересного. Поэтому, он и не стал рассказывать о незнакомке, побоялся, что чем-нибудь выдаст себя. Да и не был он ещё готов к разговору о ней ни с кем, кроме разве Светки. Вика молча слушала его, но было в этом молчании что-то такое, что встревожило его и, не выдержав, Максим всё же поинтересовался, откуда вдруг интерес к тому, что всегда было ей глубоко безразлично. Неопределённо пожав плечами, Вика ответила:

– Да так, просто видела сегодня утром, как на переходе сбили какую-то девушку. Вот и подумала, что её к вам отвезли. Интересно, выжила или нет.

– А какая машина её сбила, ты заметила? – волнуясь, спросил он её.

– Что-то тёмное, но точнее ничего не могу сказать, я далеко была. Остановилась позвонить, и видела, как подъехала «скорая». Потому и спросила, кто у вас там сегодня. Почему он ответил, что нет, не выжила, Максим и сам не знал. Но так уж получилось и они молча сидели ещё несколько минут, пока Вика лениво гоняла по вазочке подтаявший шарик мороженного, а он допивал свой сок.

– Ну ладно, – наконец, сказала она, – мне пора идти. – Проводи меня до метро.

Выдержка у Вики была железная, но даже в сумерках было видно, как она побледнела. Не имея ни малейшего понятия о том, какая буря бушует в её душе, он решил, что это от волнения, и ещё раз мысленно обругал себя. И всё же, что-то в её поведении было настораживающим. Но он так был рад объяснению, что не придал этому значения.

– Извини, не могу проводить тебя. И знаешь, я, правда, очень благодарен тебе за сегодняшний разговор, если в чём-то виноват, пожалуйста, прости меня. Поддавшись порыву, он подошёл к торгующим возле метро женщинам купить букет цветов. И тут у Вики едва не случилась истерика. Он такой красивый, и она так любит его! И это последние цветы, которые он дарит ей! Позже, Вика не могла понять, как ей удалось сдержаться и не заплакать. Видимо спасла многолетняя привычка контролировать себя в любой ситуации. Она мысленно поблагодарила мать, за то, что та с детства учила её не «терять лицо» при любых обстоятельствах. Часто, в детстве, эти знания вколачивались в неё с помощью материнских затрещин. Отец не вмешивался в процесс воспитания, его участие заключалось лишь в материальном обеспечении. Она с детства привыкла получать любую понравившуюся игрушку или вещь, но все свои игрушки и одежду она готова была променять на любовь и внимание родителей. В детстве ей очень хотелось, чтобы дома хотя бы изредка пахло пирогами, а не французскими духами, и чтобы мама встречала её из школы, целовала на ночь и не оставляла засыпать одну в огромной комнате, где мерещились разные чудища по углам. Она не помнила, чтобы хоть раз отец погулял с ней в парке, помог с уроками или просто спросил, как у неё дела. Она побаивалась матери и бешено, исступленно любила отца, но он почти не обращал на неё внимания. Когда Вика была маленькой, ей казалось, что отец недоволен ею потому, что она глупая, неуклюжая, некрасивая и изо всех сил, старалась быть первой во всём. Она оставляла у отца на столе тетради с отличными отметками и грамоты, которыми её награждали в школе, но все было напрасно, он всё также не замечал ни их, ни её. Когда она стала старше, боль оттого, что она не нужна родителям, притупилась. Вернее она загнала эту боль в самый дальний угол своего «Я», но всё равно, она как заноза напоминала о себе. Вроде бы уже не так больно, но всё равно неприятно. Она исподволь наблюдала за жизнью родителей и рано научилась делать выводы, научилась скрывать свои чувства и улыбаться когда хотелось кричать от боли. Глядя на неё, никому бы и в голову не пришло, насколько она одинока. Она выросла очень красивой девушкой, у неё были волосы цвета спелого каштана, матовая кожа, карие глаза. Благодаря занятиям балетом, она прекрасно танцевала и у неё была красивая походка. Родители откупались от дочери деньгами, суммы в несколько тысяч долларов давались просто на карманные расходы. Всё это привело к тому, что она выросла озлобленной, избалованной, очень честолюбивой, но совершенно не уверенной в себе. Правда, об этой неуверенности не знал никто кроме неё самой. В школе, а потом и в институте все девчонки будто помешались на любви.Только и разговоров было, что о мальчиках и о сексе, и были даже такие, кто успел попробовать, этот самый секс. Но, её не тянуло крутить любовь со своими одногодками. Она тянулась к мужчинам намного старше её, подсознательно искала в каждом новом знакомом не возлюбленного, а отца. Отношения обычно строились по одной схеме: знакомство, бурное ухаживание с цветами и подарками, а затем занятия любовью где-нибудь на даче или гостинице. И одиночество в праздники и выходные. Вскоре, ей стало так страшно оставаться один на один со своей болью и со своими проблемами, что выйти замуж стало навязчивой идеей. Но замуж её никто не звал, все знакомые, как правило, были давно и удачно женаты, и не собирались менять семью и удобную, налаженную жизнь на, хоть и очаровательную, но временную подружку. Её бросали опять и опять, вновь, как и в детстве, она никому не была нужна. С Максимом всё было иначе. Он был старше всего на три года и он не был женат. Почти год у них всё было хорошо, но, почувствовав себя более уверенно, Вика ударилась в другую крайность. Стала его контролировать, указывать как жить, куда пойти работать, с кем общаться. В результате, последние полгода, Максим стал очень раздражителен, начал избегать её. Она закрывала на всё глаза и сама придумывала оправдания, как заклинание твердила каждый день, что он обязательно женится на ней. Ведь и его мама была на её стороне! Отчаявшись, она даже хотела сказать, что ждёт ребёнка, но это было рискованно, он мог быстро разоблачить её. Как она жалела сейчас, что сама настояла предохраняться от беременности, что не хотела ни с кем его делить. Если бы она не сглупила тогда, вполне могла бы уже быть его женой. Для ребёнка можно было найти няню, да и родители Максима были бы рады внуку! Но теперь из-за этой рыжей гадины так не вовремя оказавшейся у неё на пути, всё рушилось! От этих мыслей Вику чуть не на изнанку выворачивало.