Светлана Макаренко-Астрикова - Перстень сирены, или Как убить ангела. Петербургский роман-метафора

– Я не могу так сразу сказать.. Это, наверное, надо же ехать.. в Китай? – мой непостижимый фей поднимает огромные глазищи на Демирову, смотрит, чуть удивленно и как то сквозь нее, нездешне. – Я не могу сейчас. Грэг. Никуша… И все это…

– Зачем ехать? Не обязательно. Если хотите, я Вам организую тут презентацию с несколькими знатоками, они все мелочи знают, искры. Вам интересно искры, да ведь?

Ланушка кивает, чуть растерянно. Кажется, актриса уловила суть ее стиля: искристая, нежная, призрачная небрежность, стремительный прочерк, промельк, как снежная россыпь..

– Георгий, а Вы что скажете? Что думаете? – Демирова внимательно смотрит на меня, медленно кроша хлебный мякиш в изящную полуплоскость кофейной чашки. Японский фарфор. Она сама, как его скользящие матовые блики, бледна, губы – чуть прикушены.

– О, я никогда Светлане не диктую, что делать. Нет привычки. Да и не наш стиль отношений – я, чуть хмурясь, улыбаюсь. – Боюсь, ей просто не позволит писать ее напряженный график: лекции, презентации. У нас на этой неделе еще две. Из книжного на Васильевском звонили даже…

– На Васильевском… Я однажды ехала туда, на старом трамвае… Так странно было, ехала в ночь. Тогда кончился мой очередной спектакль, очередной роман со сценой… Ехала, думала о финале, была совсем молода тогда. Асфальт блестел в фонарях. Вышла из трамвая, оставила на сиденье все цветы, брела, просто в ночь, и так свежо пахло сиренью, кажется, был май тогда… Не хотелось возвращаться в пустой дом.. И думала о какой то ерунде.. Какие глаза у главного героя… что то еще… О кулисе застрявшей, о поясе на платье… О том, что не дописала письмо своей давней подруге, в Ригу.. И так свежо было. Так свежо… Как будто только родился мир, до остроты. И сейчас знаете, еще бывают такие ощущения.. – Демирова вдруг встает резко – так распрямляется змея, – и, подойдя к окну, наклоняет раму вниз.. Венецианское открывание. Фрамуга, как акробат, описав дугу, почти падает, и крупинки ледяного дождевого снега или снежного дождя, почти что – планируют на столешницу, в кофейные чашки, на блюдо с нарезанными яблоками..

…Поздняя антоновка из крохотных садов около Сергиевки или под Сестрорецком. Подлинность лета. Нечаянно оставшаяся, появившаяся, затерявшаяся, смягчающая нота, посреди аккордов наплывающей ночи, свежего ветра со стороны Невы, ее дельты, несущейся в залив…

Из отзывов читателей:

«..Cпасибо тебе…

Читается – на одном дыхании… Замечательные описания…

Очень нравится образ Демировой – он объемный такой…»

Инна Филиппова. Санкт – Петербург. Россия.

«Порадовало продолжение.

Вся ткань главы пропитана такими подробностями внешнего и внутреннего состояния героев.

Превосходная галерея законченных образов, характеров…

А идея с Вертинским. Такой знаковый штрих. Визави знает о возможностях Ланы.

Уютно и тепло…

Спасибо!!»

Ди Вано (Дина Иванова) – филолог, сценарист, кандидат наук. (Минск. Беларусь)

«Замечательный роман, читается с огромным интересом и очень волнует!!

Светлая, прости за вынужденное помалкивание, конец года, аврал…

Читаю всё на работе, по возможности… Обнимаю нежнейше!

Спасибо что пишешь то, что хочется и необходимо в жизни прочесть. Вот!»

Наталия Шостак (Москва). Россия.

Вера Васильевна Холодная. Фотооткрытка из коллекции автора.

Она сидит на подоконнике. Голая. Острые, худые лопатки, почти горб, непрорезавшиеся крылья ангела, желтовато – белая кожа, веки в коричневом обводе.. Кофейном. Она пьет много этой бурды, но от нее не пахнет кофе. Коньяком, виски, какой то блевотиной, гашишем.. Банально, зачем ей гашиш? И где она берет эту дрянь? Таблетки – проще. Синтетика. Нет следов. Совсем нет. Под язык. Можно запить абсентом… Тьфу, гадость. Абсент это – полынь. Спирт, настоянный на полыни. Она сидит на подоконнике. С этой глупой, полупьяной усмешкой, выгнувшись, как змея, соски торчат. И совсем не привлекает меня. Влажная, с каплями пота на висках.. Не привлекает. А давно ли было иначе?.. Она сидит на подоконнике, вписавшись в его окружность, периметр, как правильно.. Не могу никогда запомнить этой математической чуши!

– Смотри на меня, идиотка! – ору я, срываясь на яростный, до огня в горле, сип, наводя на нее цифровик, а потом бросая его в кресло и хватая камеру, с этими светящимися глазками, миганиями, усмешками скрытых функций…

– Чего опять смотришь в угол? Что там увидела? Призрак оперы?! – я кривлю губы усмешкой… Потом подхожу к ней.. молча врываюсь, яростно раздвигая бедра.. Как два ненасытных зверя, в поцелуе мы – не сливаемся, а почти кусаем друг друга… Она, как зверок, прикусывая нижнюю губу и облизывая кровь, царапает мое левое плечо, дышит яростно, прищуриваясь, отодвигаясь, сопротивляясь моему захвату.

– Уйди! Зверь! – Камера, автоматически мигая, щелкает и шипит. Серия снята. Я только сейчас соображаю, что – снята… И самый резкий кадр, я почти валю ее на стекло, она яростно изгибается, как дикий мангуст, ласка, змея, ползущая по раскаленному песку и со всей силы, упершись головой в мой живот, хрипит, надрывно, плюя на пол:

– Уйди, скотина. Я больше не дам тебе вышвырнуть меня в окно. Катись к Эффи, издевайся над ней, если позволит!

– Позволит. Давно ждет. Ей нравится. – Я дерзко скалюсь, в натянутой гримасе расползаются углы щек до боли, как прорезиненные.– Не сомневайся, дура, истеричка! В этом – не сомневайся.

– Она просто не лежала на асфальте с разбитой головой и сломанными руками. И ее не выворачивало от таблеток, и ноги не пухли от ремней, и она не срала под себя жидким и вонючим, сутками, воя на кровати. И дерьмо ее есть не заставляли.. Эффи – балерина в тюрбане. Скрытая наркоманка, продажная тварь, но – балерина. А я только твоя мармозетка 18 18 Здесь – карликовая, ручная обезьянка. – Автор. , ручная до визга Алиса. – Она высовывает язык. Прыгаю по первому зову, без бубна пляшу. Так и хочется разодрать тебя до кости, до остова…

– Раздирай! – я насмешливо смотрю на нее, худую, верткую змейку с острыми лопатками. Ангел в зачатке. С непрорезавшимися крыльями. – Ты так ревнуешь, милая? – Застегиваю пояс на джинсах, беру в руки камеру – смотрю сохраненное. – Отлично! Мне нравится. Мне всегда нравились сильные эмоции. —залпом выпиваю что то мутное в бокале, на столике, выворачиваю рукава джинсовки, свитера:

– Я пойду, пройдусь. Мне надо показать кое – кому, кое – что.. А ты.. – брезгливо морщусь – вонючая Ева, прибери здесь и найди хоть одну чистую чашку. Или – простыню. Мне надоело спать на рванье!