Светлана Макаренко-Астрикова - Перстень сирены, или Как убить ангела. Петербургский роман-метафора
- Название:Перстень сирены, или Как убить ангела. Петербургский роман-метафора
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:9785448532122
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Светлана Макаренко-Астрикова - Перстень сирены, или Как убить ангела. Петербургский роман-метафора краткое содержание
Перстень сирены, или Как убить ангела. Петербургский роман-метафора - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Я иду через арку, к дверям, и мне в спину летит бокал, вилка, тарелка и слышится хриплое, надсадное шипение:
– Мразь.. Ты мразь и ничего больше.. Зачем ты тогда сказал моему отцу, что я умерла?! Зачем? Ты боялся, что он посадит тебя в тюрьму, если узнает правду, да?
– Клиническая идиотка! Гонимая! Да твоему отцу было плевать на тебя. И матери тоже. Им обоим было плевать на тебя, знаешь. Богемное отродье, навозные жуки, они продали мне твое трепье, детские платья и трусы, чтобы напиться в кайф. На помин души! – хрипло ору я на пороге, не оборачиваясь, и уже почти открыв дверь в элитное, безжизненно – холодное сияние холла. Он, как всегда пуст. Только слева едва слышно и мерно щелкает кабина лифта, и я торопливо отвечаю на короткий, вежливо – холодный кивок высокого человека, с ясными глазами цвета разогретого коньяка, в дорогом английском пальто светло – серого сукна. Мой сосед по площадке. А, тысяча чертей!.. Слышал ли он наши крики и понял ли что нибудь? Мне надо было кричать по – итальянски. Так проще. Этот язык мне почти родной. Я даже могу ругнуться на языке Данте… Так, слегка. Шутя.
***
– Моя любимая! Ну, что ты! Успокойся, что ты! – Я, дрожащими губами, приникаю к ее запястью, только что освобожденному от трубок капельницы. Она натягивает на себя плед.. Кушетка, кресло, зеркало в полстены, раковина в углу, цветы на подоконнике, жалюзи слегка обтрепанные, белые, чуть синеватые, как снег за окном. – Все. Все последняя капельница…
– Холодно. Я замерзла. И – голова кружится. Пить хочется. Чего то горячего. Она садится, медленно, с моей помощью, зябко трет плечи. – Ненавижу зиму. – Улыбается. Хрупкий палец очерчивает мою щеку, а я покорно ловлю его губами. Излишне покорно. Нежно. Чтобы показать – она не одна. Чтобы не отдать. Хотя вдвоем – горше…
– Non osare, regina… Сейчас домой… Сейчас, я только бумаги подпишу. – Опять клонюсь к ее запястью, и она терпеливо ждет, чтобы по сигналу красной лампочки внесли какую то папку- планшет, где отмечено, по латыни и по русски, что процедуры окончены, и это что то вклеивают в карту, а в открытую дверь едва уловим хлорамин, запах смерти… Карта у меня в руках… Как и чек об оплате процедуры, палаты, чего то еще.. Кажется, стакана какао.
Лестница. Полукружье. Она не захотела ждать лифта.
– Горушка, я просто там упаду. И все закрыто. Мне бы подышать. Продышать.
..Спускаемся. Так медленно, что проходит полчаса. В стеклянную крутящуюся беспрерывно, дверь вестибюля с абстрактной живописью на стенах видна змеистая вереница машин, такси, коробов микроавтобусов и скорых с сиренами. Постоянно шумит грузовой лифт, но никого – ни носилок, ни больных, ни колясок.. Все призрачно. Их везут какими то другими коридорами. В бесплатные отделения. Где нет кушеток, зеркал, жалюзи на окнах.. А что есть? Решетки на окнах. Простыни в дырах, со штампами хозблока, с пятнами крови. Кровь – не отстирывается, штампы – серы, едва видны..
И руки в шрамах. И в порезах от бритвы. И ты лежишь на снегу.. Как подбитая птица, как кусочек облака или лужи.. Или это под тобой лужа.. О, боже.. о чем я думаю?! Когда это было, как давно… В другой жизни. В четвертом измерении. В том самом, что наплывает по ночам, удушливым кошмаром… Иногда…
…Красная, приплюснутая мыльница «Ауди» – вездесущий Ворохов где то раздобыл напрокат, у уехавших друзей. Она – почти нова, в ней довольно урчит двигатель «ферарри», напоенный свежим маслом, и мы можем рассчитывать на прибытие к острым, льдистым, оскольчатым, берегам нашего залива примерно часа через полтора – два.
…Опять ранние фонари, снежная круть, колкость, фасады дворцов издали, знакомая гамма цвета – зеленый, белый, желтый, зеркалит многооконность..
А у нее растрескались губы. И она прижимает к ним муфту. Забыла платок. Опять забыла. Отрываю перчаточник. Сигаретный блок, зажигалка, бумажная салфетка И ее монограмма на кусочке шелка. Мой тайный талисман…
– Милая, возьми, вот… —
Она берет платок. И роняет на колени случайно запутавшееся в шелке продолговатое бланш – карт приглашения на выставку: « Снежный роман. АлексЪ ЭкслерЪ. Фотоэтюды»..
– Откуда? – она медленно разглаживает атлас буклета.
– А, милая, я и забыл.. Ворохов принес. Послезавтра. Можно было бы пойти, там довольно интересно, будет новый альбом, и какие – то книги по искусству в фойе продают всегда. Любопытно посмотреть. «Зимний Петергоф, Сестрорецк, Выборг» … Перспектива пространства». Так пишут газеты.
– Да. – Фей нервно тянет ожерелье шарфа чуть вниз. – Интересно, когда он выталкивал девочку, эту травести, из окна, у него тоже была перспектива? Для камеры?
– Как?! Зачем?! Что ты говоришь, милая, о чем ты? – Пораженный, я едва успеваю притормозить, на мигающий желтый и прижимаюсь к обочине.
– Он ее вытолкнул из окна для хорошего кадра. – Голос фея звенит, как струна альта. – Или пытался. Я слышала. Они опять кричали вчера… Мука такая. Слышать это. Ланушка трет пальчиками виски. – Уехать бы… Куда – нибудь.. Нечестно. Я не хочу слушать чужую жизнь. Такую – и вообще не хочу..
– Любовь моя, я бы и сам,. без оглядки, ты ведь знаешь! – Стучу по рулю пальцами.– Но… Надо Мишке помочь. Вот когда они в Данию рванут, тогда, может быть..
– Спохватываюсь, что проговорился, но – поздно. В боковом зеркальце огромные глаза – блюдца фея тотчас наполняются слезами:
– Миш-аа уез- жает?? Как? Почему ты мне и не говорил?! – Она кашляет, захлебывается, на шарф тотчас падают капли крови, рвота открывается так внезапно, что я едва успеваю открыть дверцу, вылетаю из машины, и ее склоненная головка в моих руках.. Держу ее, бессильно чертыхаясь про себя. Что я могу сделать еще?! Спазмы душат ее, но она и сквозь них пытается улыбнуться. Губы – дрожат, беспомощно кривятся…
– Господи, милая… и зачем я это ляпнул? Прости. Совсем мне не надо было говорить тебе! Это просто в голове у него… Планы только.. Ласточка, вот возьми. Вода… Извини, другой нет, давно в бутылке…
Она смешно морщится.
– Зачем ты говоришь? – хрипло – серебряный смех прорывается в ее горле сквозь бульканье спазмов. – Я слышу по запаху.. Полицейский вон бежит к нам… Сейчас оштрафует, наверное. – Между машинами ловко лавирует длинная, раздутая от куртки и жилета фигура ДПС – ника… Точно – к нам.
– Добрый день. Капитан Бессонов. Что случилось? Здесь, вообще то, запрещено стоять..
– Мы только что из гематоцентра. У вас нет воды, случайно?
– Воды? – Капитан смотрит на меня, не мигая, зелеными строгими глазами. У него шрам над левой бровью, в виде треугольника и вмятина на переносице. Какое то происшествие или детское озорство? Хочется думать, что – второе. Хочется думать о чем угодно, только не… Я судорожно глотаю, а он уже протягивает мне фляжку, вынутую из недр куртки. Стильно плоскую. Явно – памятную и – дорогую.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: