Николай Бредихин - Бумажные слёзы. Любовный детектив

Андрей ошеломлённо выдержал паузу, не зная, что ему ответить.

– Да, я что-то припоминаю, – сказал он наконец, – мамаша предупреждала, что после депрессии у её Светочки какая-то повышенная жажда деятельности: если не направить этот поток в нужное русло, может и с катушек слететь. Между прочим, у Светуёчка твоего, в смысле литературных дарований стрелка на абсолютном нуле.

Гринин взорвался:

– Послушай, Андрей, когда ты хоть поумнеешь и сор из башки выметешь? Какое нам с тобой дело до способностей кого бы то ни было? Нам платят деньги, чего тебе ещё надо? Не очень большие, но вполне достаточные, чтобы и самому коньки прежде времени не отбросить, и семью худо-бедно содержать. Вот ты ещё бодягу разведи, что деньги эти грязные, уворованные у несчастненького народа, а ты такой принципиальный, чистенький! Короче, ты соглашаешься или нет?

– Короче, я и не отказывался! Это тебе просто захотелось потрепаться за чужой счет!

Геннадий довольно хмыкнул:

– Давно бы так, негритос несчастный!

– От негритоса слышу!

– А то уж я тебе новый бизнес хотел предложить: посадим тебя где-нибудь в переходе в инвалидной коляске с табличкой на шее: «Хачу кушать». Или будем с тобой ходить по вагонам метро с сонатой-Апассионатой для двух котов Базилио: «Мы сами люди не местные, мы из Подмосковья…». Ну а в случае чего предъявим писательские корочки, скажем, что собирали материал для нового романа. А, как тебе? Непотопляемый вариант! Но это про запас, в самый что ни на есть загашник, дружок! А пока мы попашем, попишем ещё, не посрамим дядю Тома и коллегу нашу – Гарриет Бичер-Стоу! – Он помолчал и, не дождавшись ответа, самозабвенно хрипло зашептал в трубку: – Слышишь, старик! Тут недавно фильм один, старенький-старенький, по телевизору крутили – «Серенада Солнечной долины». Бальзам на наши души, я даже на видео записал. Помнишь, как там? «Солнце встаёт, а негритосы пляшут «чучу»»!

– Ну да, – вздохнул Андрей, – от меня мокрого места не оставил, а сам придурок тот ещё! Другой вариант можно – «гонят чачу», только тогда слово «негритосы» нужно поставить в кавычки. – А если так, предположим: «Солнце встаёт, а „негритос“, – тоже в кавычках, литературный, как мы с тобой, – пришиб героя!». Ближе, роднее, горячее, а, старина? Чем ответишь?

– И кровью написал в подъезде на стене: «У кого была собака, тот сам дурак!».

– Ну-ну, это уж какой-то не просто чёрный, а кромешный юмор получается, да ещё стих белый, в тапочках. Ладно, завтра, дружок, завтра с самого утра они тебя ждут. Долларами для размена можешь не запасаться, аванс я уже получил. Отбой! Иначе я действительно наших благодетелей работодателей без последних штанов оставлю. То есть так мы вообще без читателей можем остаться. Всё, отбой, в случае чего факсируй, пейджируй, телефонируй. О’кэй?

– Говори по-русски, злодей!

– О, уже в рифму, – оживился Гринин, – поздравляю, начинаешь очухиваться: «приходить в себя после удара под дых, который нанесла тебе жизнь».

– Пл-лывут п-пароходы – п-привет б-балаболам!

– Ого! Л-летят с-самолёты – с-салют б-бабам г-голым!.. Эх, опять выигрышное очко тебе. Но в следующий раз… я не с теннисной ракеткой, а с бейсбольной битой приду. Как тебе? Слабо? Ладно, пока, иначе мы с тобой так до утра не остановимся.

– У меня только несколько слов к Вам, Андрюша. Можно я Вас так буду называть? – Белла Иннокентьевна мимоходом оглядела себя в зеркале и, взяв Андрея за локоть, подвела его к входной двери. – Знаете, мне пора уже уходить, но я всё-таки захотела повидаться с Вами. Света, ты не оставишь нас на секунду?

Светлана, появившаяся в дверях своей комнаты, с недовольным видом удалилась.

Белла Иннокентьевна понизила голос:

– Это квартира дочери, я не могу здесь постоянно находиться и, так сказать, контролировать процесс. У Светочки, как Вы сами уже вчера убедились, совершенно несносный характер, но, я надеюсь, Вам это обстоятельство не помешает в работе? Вы ведь профи, один из лучших в своём деле, не правда ли?

Андрей кисло поморщился.

– Ну это сказки, конечно. Можно было бы найти кого-нибудь и поопытнее, похватче, да ещё со связями в издательствах, в прессе, на телевидении.

– О! – Белла Иннокентьевна протестующе замахала ладошкой и придвинулась ближе к Андрею, обдав его запахом дорогих духов, названия которых он, естественно, не знал, но не сомневался, что они фирменные, французские. – Думаю, в этом нет необходимости. Во всяком случае, Вас мне вполне достаточно. Я вообще, – тут она взяла ещё на полтона ниже, включив какие-то совсем уж бархатные, кошачьи оттенки в голосе, – считаю, что у Светочки это блажь. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось… Так что Вы особенно на неё не налегайте, хотя и расшифровывать не нужно, что Вы не воспринимаете всерьёз ваши занятия. Однако, – тут она внезапно прогнала улыбку с лица, – я хоть и женщина, но человек деловой и скидок никаких никогда никому не делаю. Пусть наш договор на словах, а не на бумаге, это не имеет значения: если Вы вдруг в одностороннем порядке захотите его расторгнуть, Вам придётся заплатить неустойку. Поэтому мне хотелось бы ещё раз уточнить Ваше решение. С Геннадием Васильевичем я всё обговорила, но мне желательно было бы услышать ответ непосредственно из Ваших уст. Как, это возможно? Или Вам нужно предварительно ему позвонить? Только недолго, у меня пять минут в запасе, не больше.

«Ну, Геныч, ну, обалдуй! – подумал Андрей в запальчивости, – никак не может без этих своих каверз! Гадай теперь, что там за условия! Баба, по всему чувствуется, зверь и в самом деле при случае наизнанку может вывернуть».

– Да нет, всё обговорено. Я всем доволен, – промямлил он, отчаянно ругая себя за мягкотелость. Надо было всё-таки позвонить Геннадию, договор есть договор, нужно быть предельно внимательным при его заключении, каждая деталь должна быть продумана: сколько раз Горячев убеждался в этом!

Белла Иннокентьевна повела плечами, снисходительно улыбнулась и протянула Андрею руку.

– Что ж, я рада, что мы так легко решили все вопросы!

Андрей замешкался. Он пытался сообразить, как в этой среде принято: целовать или пожимать руку женщине? Затем сориентировался: если ладонь протянута тыльной стороной, значит…

Он осторожно коснулся губами тёплой нежной кожи.

– Ну как, «Андрюша»? Как Вам моя мама? – ехидно спросила Светлана, передразнивая Беллу Иннокентьевну (особенно удачно у неё получалось поводить, как та, плечами).

– Вы что же, подслушивали за дверью? – уточнил Андрей. Он пристально вглядывался в сидевшую перед ним девушку лет двадцати-двадцати двух. Никаких перемен в ней за истекшие сутки не произошло: всё та же старая вязаная кофта, в которую она беспрестанно куталась, как от холода, на коленях – шотландский шерстяной плед в зелёную клетку, полное отсутствие какой-либо косметики на лице, хотя уж по меньшей мере носик не мешало бы припудрить. Ну а о причёске и вообще не стоило говорить.