Николай Бредихин - Бумажные слёзы. Любовный детектив

– Нет, нет, – разочарованно протянула Светлана. – Такой размазнёй ты мне совсем не нравишься. Меня куда больше устраивает, когда ты злишься, звереешь даже, становишься беспощадным. Так ты… моложе, что ли!

Андрей кивнул, согласившись, что и в самом деле несколько расслабился:

– Да, порой я совсем забываю, что ты… – Тут он спохватился.

– Ну-ну, договаривай, – сухо сказала Светлана, и глаза её сверкнули злобным огоньком. – Что я инвалидка, что ли? Ей-богу, мне лучше, чтобы мне не делали скидок. Я не считаю себя в чём-то неполноценной, поэтому девиз такой: «Бей – не жалей!», как я уже говорила. Иначе я тебе буду делать очень и очень больно, а ты, как я успела заметить, совсем не мазохист. Итак, что нам может понадобиться?

– Книги, видеофильмы, – задумчиво пробормотал Андрей. – Какая-нибудь крутая эротика: путана всё-таки, тут тема пограничная. Модные журналы… Наверное, есть у тебя? Так называемая светская хроника: кто с кем спит, кто что ест, у кого какие чудачества – тоже вполне могло бы пригодиться. Потом нам придётся смотреть эти чёртовы телесериалы, желательно бы достать их в записи, но я не знаю, бывают ли такие записи? Индийские фильмы, всякие там «Зиты и Гиты», – это тоже может пригодиться.

– Понятно. Всё? – спросила Светлана немного иронически.

Андрей смутился, даже покраснел.

– Ну, это в идеале, конечно. Можно вообще обойтись одним лишь воображением. А можно, наоборот, продолжать и продолжать. Я называю это полным погружением. Как дурман какой-то: ты влезаешь в чужую шкуру и отключаешь себя, происходит как бы перемещение душ. Ты женщина, а можешь быть мужчиной. Ты никто, а можешь быть хоть принцессой. Ну, это невозможно объяснить, пересказать.

– Ребёнок! Седой ребенок! – усмехнулась вдруг Светлана. – Ну что, вот так и попался на крючок, дурачок? Кажется, я впервые тебя достала. И поняла.

Лицо Андрея исказила непроизвольная гримаса боли.

– Тебе доставляет удовольствие так людей «доставать»? – тихо спросил он после некоторого молчания. – Знаешь, я всё больше и больше начинаю убеждаться, что ты…

– …Та ещё стерва? – поддакнула в тон ему девушка. – Ну говори, говори! А, может, ты не меня недооценил, а о себе слишком высокого мнения? – Она подъехала к нему ближе и заглянула прямо в лицо, процедив сквозь зубы, будто прижав к стенке: – Тебя били, били всю жизнь, но так ничему и не научили? Может, я тебя чему-нибудь научу?

– За что ты так ненавидишь меня? – спросил Андрей уже в полном замешательстве. – Ведь ты меня совсем не знаешь. Что я тебе сделал плохого?

– А кому и что ты сделал хорошего? Ты, неудачник? Что молчишь? Поднимайся, поднимайся, сбили с ног – вставай. Жизнь такая пошла, только упади – сотни ног по тебе пройдут, мокрого места не оставят.

– Но ты же… – У Андрея перехватило дыхание.

– Ну-ну, стукни, как следует, срази наповал бедненькую, несчастненькую девочку в инвалидной колясочке. – Так и не дождавшись ответа, Светлана прошептала: – Ладно, я устала. Езжай домой. Но завтра в восемь чтобы был как штык. И, – тут она усмехнулась, – будем считать, что счёт один – ноль в мою пользу.

Она закрыла глаза и вытянулась в кресле, обессиленная. Андрей посидел ещё немного в молчании, затем оделся, тихо вышел и закрыл за собой дверь.

Сидя в электричке, он клял последними словами новых и новейших русских, литературных агентов-кровопийц и вообще всё на свете. Главным образом себя за малодушие. Одно утешало: в нагрудном карманчике рубашки лежала сумма, перед которой на три месяца отступали все его материальные проблемы. В разумных пределах, конечно. И если не выходить за эти пределы, вполне реально было бы, уж коли двойная оплата, оторвавшись временно от подёнщины, завершить наконец работу над столь измучившим его последним романом. Осталось ведь только финал перелопатить, выправить и…

Ну а что потом? Беготня по журналам, которые как были, так и остались в том, прежнем времени поездок в колхоз и партсобраний? Или посетить какое-нибудь очередное издательство, куда с серьёзной вещью просто нечего и соваться? Что там остаётся ещё? Издание за счёт автора, при котором вас оберут до нитки? Нет, это не для него. Если уж мечтать, то по крайней мере о Букере или какой-нибудь другой престижной литературной премии: всё-таки можно надеяться на чудо. В журналах и издательствах чудес не бывает.

И тем не менее странно: ещё час назад, выйдя от Светланы, Андрей буквально трясся от бешенства, а сейчас, как он ни распалял себя, даже проклятия получались у него какими-то беззубыми, выхолощенными. Что же его так утихомирило? Деньги? Нет, к сожалению, к деньгам за свою жизнь он так и не научился относиться с должным уважением, оттого, наверное, они у него надолго и не задерживались. Жалость к бедненькой девочке-инвалидке? Но никакой жалости к Светлане он не испытывал: у «пигалицы» были весьма острые коготки, она вполне могла за себя постоять.

Что же ещё? Три персонажа… Мать, дочь, жених дочери. Заработала машина воображения.

– Зачем ты согласился? – Светлана хмуро смотрела в сторону, вцепившись руками в подлокотники коляски.

– Почему бы и нет? – пожал плечами Андрей. – Попросили. Ничего особенного!

– Ничего особенного? – презрительно фыркнула Светлана. – Неужели ты не понимаешь, что этим ты низводишь себя до уровня лакея? В тебе что, совсем нет гордости? Ты бесхребетный, пресмыкающееся? Или тебе настолько деньги нужны? Может, ребёнок больной, необходима операция или вообще там помираете с голоду в своём Подмосковье?

Андрей помолчал, затем вздохнул и спросил:

– Мы работать будем сегодня?

– Я уже работаю! – разозлилась Светлана. Лицо её пылало негодованием. – Просто мне сначала нужно выяснить, с кем я работаю, может ли у меня с ним получиться какая-то работа? Или я не права?

– Права, конечно, – подтвердил Андрей. – Но что случилось? У тебя всегда так расположение духа резко меняется? Вчера ты была настроена иначе.

Светлана закусила губы, по-прежнему упорно избегая встречаться с Андреем взглядом.

– Вчера ты был писателем, а сегодня просто сиделка. Неужели ты не понимаешь, что предал меня?

Андрей посерьёзнел, он уже был близок к тому, чтобы тоже разозлиться.

– В чём, интересно?

– Да ты согласился, по сути, с матерью моей, что то, чем мы собираемся с тобой заняться, несерьёзно. Получается, будто я какая-то девочка-капризуленька, которая сидит здесь в четырёх стенах и не знает, куда ей время девать. Не скажешь, что с жиру бесится (вроде как несчастненькая, судьбой обиженная), но что дурью мается – это точно. Как я могу после такой твоей подножки с тобой работать? Если ты совершенно не веришь в меня, в то, что я тебе предложила? «Гибельно», «невозможно», «подставили», «никому не удавалось» – дело даже не в том, что ты стар, – ты просто выдохся. И ещё чему-то взялся меня научить? Да ты, кисель, студень, заражаешь меня своей неуверенностью!