Николай Бредихин - Бумажные слёзы. Любовный детектив

– Нет, – покачала головой Светлана. – Но я просто в восторге – тащусь, торчу, угораю, всё одновременно, – от того, как вы друг с другом разговариваете. Кстати, что он там говорил про «одну», а Вы ему ответили, что тут сразу «две»? Или это секрет?

– Секрет.

Андрей не замедлил плюхнуться в кресло. Он не понимал: не так уж он был слаб физически, просто сказался психологический эффект. Вроде бы и ничего особенного, но было как-то унизительно носиться вприпрыжку за обезумевшей коляской, летавшей по квартире не хуже пресловутого шестисотого «мерседеса».

– И всё-таки интересно, для чего вы так друг друга мутузите, – не унималась Светлана. – В вашем возрасте это выглядит по меньшей мере несолидно.

Андрей смутился, откашлялся.

– Геннадий, друг мой, говорит, что нужно тренировать кожу. Чтобы как следует задубела. Вроде как по нынешней жизни нельзя иначе, не выживешь.

– Ну и как, помогает? – с интересом спросила Светлана.

– Вообще-то да, – нехотя согласился Андрей. – Немного.

– Послушайте, а, может, и я оттого такая… зловредная, что слишком чувствительная?

Андрей ещё раз внимательно посмотрел на худенькое личико с припухшими веками и тонкими поджатыми губами, короткие прямые волосы, но не поддался жалости.

– Не думаю, – произнёс он скептически, – скорее в данном случае дело в характере.

Светлана сверкнула глазами и, помолчав, съязвила:

– Точнее, в его безграничной гадючности?

Андрей тяжело вздохнул.

– Не совсем так, но будем считать, что роль невинной овечки Вам плохо удаётся.

Светлана, несколько огорошенная подобной прямолинейностью, тем не менее вынуждена была согласиться:

– Что ж, тут есть доля истины: без розыгрышей, шуточек, подначек общаться я просто не могу. Ну а ещё я прикинула, пусть Вам это покажется циничным, что вот так, постоянно подстёгивая человека, иногда даже обижая, из него можно выжать гораздо больше. Во всяком случае, в литературе, насколько я поняла уже, самолюбие – стимул чуть ли не основной. Конечно, это не по Карнеги, но ведь и у нас не Америка. Итак, как я догадываюсь, перемирие закончилось?

Андрей развёл руками.

– Взаимность, Светик, взаимность. Как в песне поётся: «Мы мирные люди, но наш бронепоезд…». Вы почему-то привыкли ни от кого не получать сдачи, а мы вот такие: чаевых не берём-с!

Светлана откинулась в кресле и, в свою очередь, с минуту рассматривала Андрея с неподдельным интересом. Затем констатировала:

– А Вы гордый. Это хорошо. Я таких людей уважаю.

Андрей кивнул.

– Спасибо. Можно и дальше пойти. Я считаю, нам стоило бы перейти на «ты». Дело, которым мы собираемся заняться, не терпит отстранённости.

Светлана ещё с минуту смотрела на Андрея озадаченно. Видимо, ей и в голову не мог прийти такой поворот событий. Затем улыбнулась самой сладкой, буквально медоточивой, улыбкой, на которую только была способна, тут же, впрочем, спохватившись и покачав головой с неподдельной жалостью:

– А ты подумал? Ты хорошо подумал?.. Я же тебя в порошок сотру!

Андрей усмехнулся, заглянул ей в глаза и с самым невинным видом спросил:

– Слушай, как ты полагаешь, Змей Горыныч «он» был или «оно»?

– А по-твоему… «она»? – Светлана на мгновение задумалась, затем повеселела: – Да, интересная гипотеза, но что-то в ней не сходится. Постой-ка! Девушки… А как же девушки?

– Какие девушки? – спросил Андрей, моментально догадавшись, в чём дело, но старательно разыгрывая непонимание.

– Такие, обыкновенные! Я очень сообразительная, меня не проведёшь! – Светлана с ликующей улыбкой ехидно погрозила Горячеву пальчиком. – Молоденькие, самые красивые, белые и румяные, которых «по всему Киеву собирали», чтобы ими «дань Змею заплатить». У «неё» что, по-твоему, были извращённые наклонности?

– Ну, это просто! Совсем просто! Неужели ты не понимаешь? Это же общеизвестно! – Андрей, прижатый к стенке, лихорадочно искал выход, но не нашёл ничего лучшего, как только, вскинув над головой руки со скрюченными пальцами и состроив зверскую рожу, прорычать страшным голосом: – Просто у молоденьких девушек мясо понежней!

– Да, убедительно. – От неожиданности Светлана чуть не потеряла дар речи. – Какая экспрессия! И звучит почти как комплимент. Что ж, поздравляю тебя с победой, считай, что одну голову ты уже отрубил. Но она ведь вырастет вновь! Ты, насколько я поняла, вроде как Никита Кожемяка? Ну, так не пора ли нам заняться своим основным делом – дубить шкуры? – Она спохватилась: – Да, кстати, как насчёт кофе? Приготовить на твою долю?

– Вообще-то я предпочитаю чай, – пожал плечами Андрей.

Оставшись на мгновение один, он вздохнул с облегчением. Словесная перепалка уже измотала его, нарастало утомление. Андрей оглядел комнату, обставленную итальянской мебелью с кожаной обивкой. Видео, аудио, компьютер, принтер, ксерокс, сканер – всё было забито техникой. Его вдруг охватило чувство какой-то нереальности происходящего. Зачем он здесь оказался? Так, вроде пуделя, развлекать эту пацанку? Романы – какие могут быть романы? Конечно, у богатых свои причуды, но он-то тут при чём? Совсем дошёл до ручки?

– Кстати, на чём мы в прошлый раз остановились? – Светлана постучала ложечкой по блюдцу, приводя Андрея в чувство.

Он недоумённо посмотрел на поднос, который уже стоял на столике. Наконец до него дошёл и смысл вопроса.

– На том, что у тебя нет никаких способностей.

– Постой, этого так прямо ты мне не говорил, – озадаченно пробормотала Светлана, беспомощно сощурив глаза и выдавая тем свою близорукость.

– Но намекал, и довольно прозрачно, – вздохнул Андрей.

– Ну и зачем же тогда, спрашивается, я тебя чаем пою? – спросила Светлана задумчиво, как бы разговаривая сама с собой.

– За правду. Кроме того, это не чай.

– Нет, чай хороший – «Принц Уэльский», – смутилась девушка, – просто я заваривать не умею. Мы с мамой исключительно кофе хлещем с утра до вечера. Ладно, за правду так за правду, – как-то уж слишком быстро согласилась она, отставив в сторону чашку. – Делать нечего, открою тебе секрет: я и не хочу быть писательницей, эти лавры меня совершенно не привлекают. Я хочу издавать книги. Причём жутко разбогатеть на этом. Как тебе такой вариант? Кстати, я тебя как раз и выбрала за правду. Было бы совершенно ни к чему, если бы меня три месяца водили за нос, называли умненькой-разумненькой, пусенькой-лапусенькой, а потом выяснилось, что я круглая идиотка. Так давай, режь её, правду-матку. Бей – не жалей! Что же ты надулся?

– Я не надулся. – Андрей сдвинул брови в задумчивости. Сколько раз он ругал себя за излишнюю азартность, откровенность, стремление помочь, хотя этого от него совсем не требовалось. Не мог смириться со своей ролью батрака, «негра»? Человек хочет, чтобы его развлекали, ты нанялся к нему в шуты гороховые – зачем развеивать иллюзии, твоё ли это дело? На то есть жизнь! Но он уже не мог остановиться. – Просто прикидываю, как бы тебе доходчивей объяснить. Ты хочешь прийти на место, где уже всё поделено (или, как сейчас модно выражаться, схвачено). Какие бы деньги ты ни вложила, как бы из кожи вон ни лезла, а разоришься в полгода. Что ты хочешь издавать? Я не первый год в этом котле варюсь, по каждой позиции могу прояснить обстановку до мельчайших деталей.