Агния Аксаковская - Ли Лу Би. Вторая книга об Александре, Лусинде и Беатрикс

– Зато с другими они не церемонятся. – Зло процедила Виви. – Беатрикс, к примеру, не пропускала к своей драгоценной Александре саму королеву. У её величества, говорят, истерики от злости делались, но всё бесполезно.

– Когда женщина начинает кушать за двоих, у неё каких только причуд не бывает. – Благоразумно рассудила дворничиха.

– Дело не в этом, а в дурацких пьесах или как там это называется, в общем, книжках, которые сочиняет Беатрикс. Плевала её величество, кто там беременный, кто нет, но просто, того и гляди, за границей начнут кричать, что у нас преследуют писателей.

Дворничиха наклонилась и подняла с земли конверт. Виви ахнула и выхватила его, чуть не оторвав уголок.

– Выпало из газетки. – Пояснила дворничиха.

Виви сделала резкое движение, будто желая запрятать послание получше, но отдёрнула руку. Платьице, несмотря на свою невесомость, увлажнилось «июльской росой», как недавно брякнул долговязый Керадрё, когда он вместе с женой и Монтаржи отправился за покупками. Виви проходила мимо и слышала, как принялась тоненько смеяться Беатрикс, а Монтаржи грубо расхохоталась. Словом, совать письмо поближе к телу не хотелось.

Она сердито посмотрела на конверт и вынужденно пояснила:

– От Клер, моей подружки, весточка.

Виви аж передёрнуло – она оправдывается перед прислугой! Но взглянув на дворничиху, кое-что вспомнила, и внезапно заговорила чуть ли не дружеским тоном:

– Я вам рассказывала про Клер? Она хотела удавиться в ту ночку, когда Монтаржи подвела под топор наших развесёлых дружков, но её успели снять. «Госпожа Венсан» углядела. – Виви вложила в эти слова не так много ядовитой иронии, как могла бы. – Шейка у бедняжки с тех пор вся перекривилась, не хуже водосточной трубы.

– Что за горе для девочки. – Посочувствовала дворничиха.

Виви хладнокровно возразила:

– Да не очень. Уверяю вас, Клер и до этого-то не больно красотой блистала. Сказать по правде, мне её ни вот настолечко не жалко. Не умеешь, не берись. И было бы из-за чего убиваться. Таких, как Бигор и Фонтевро полным-полно, только пальчиком помани, да насыпь им крошек в подол.

Виви замолчала, точно ткнулась в темноте в стену.

Клер тогда довольно быстро очухалась – а всё потому, что Виви додумалась ей сказать, что Александра померла. Клер мигом повеселела и тут же выпростала тонкие ножки из одеяла, а когда узнала, что Виви её разыграла, готова была подругу убить. Так она сказала и Виви поверила. Но осиротевшая девушка продолжала надеяться на лучшее и каждое утро прилежно расспрашивала тех немногих, кто посещал скромную и бледную фрейлину, о состоянии здоровья госпожи Монтаржи.

Ей никто не мог помочь – мало кто знал что-то наверняка. Его величество, явившийся с миссией милосердия, чтобы подбодрить молоденькую барышню и по-отечески пожурить за «неосторожность», сразу примолк, едва Клер заикнулась по поводу «нашей главной достопримечательности».

Джироламо, до этого неистово, хотя и чуточку механически, игривый, неопределённо и не похоже на себя улыбнулся и, пробормотав что-то маловнятное насчёт «куда ж она денется, раз она достопримечательность», принялся поглаживать восковые пальчики Клер на одеяле.

Впрочем, королю следовало отдать королевскую дань уважения – каким бы шутом гороховым он ни был, именно он замял расследование «несчастного случая», непринуждённо попросив комиссара придерживаться версии, изложенной «моей доброй знакомой Лу Венсан».

В то утро, когда Александра впервые вылезла из постели, Клер, пошатываясь, как зимний паучок на стекле, дрожащими руками собрала чемодан. Она уехала в тот же день, пока солнце ещё не зашло, и такси высадило её на почти непротоптанной тропке к ближайшему месту горького уединения – а им оказалось учреждение, посвящённое Немезиде.

Орден Отмщения и Воздаяния недавно выиграл королевский грант и, как говорят, приступил к созданию собственной сети приютов для заблудших душ. Идеология ордена мало изучена, он не принадлежит ни к одной из широко известных теологий, ни одно философское общество не изъявило готовности взять за него ответственность. Даже независимое международное бюро расследований – то, что в Локдауне – ничего о нём толком не знает. Тем паче, не знала и Виви, душа простая. Она, также как и все, что-то слышала и сделала вывод, что там «жутики и жесть».

Тем не менее, Орден если не процветал, то вполне окупал затраты на паёк и содержание заблудших душ, число коих росло, хотя Орден пренебрегал возможностями массового распространения информации о себе.

Именно, в одном из новооткрытых отделений Клер и приняла посвящение, расписавшись под заявлением в трёх экземплярах и сдав письменный экзамен на знание Устава. Заодно она представила и гарантии о неразглашении.

Поселившись в одной из крохотных комнатушек общежития, юная эриния так ревностно заботилась о ближней своей – то есть, доносила на всех и вся даме, которую называли Метрессой, что та скоро сделала её своей правой и левой. Мировоззрение Ламии-Клер – а Орден не препятствует иметь мировоззрение, лишь бы оно не противоречило Уставу – сводилось, в основном, к регулировке отношений полов. В смысле, их полного отсутствия. Как выразилась Виви, «хоть нарезай её на кусочки да продавай вместо средства планирования семьи».

– Время от времени ей надо отводить душу, и она пишет мне вестульку.

Виви цинично усмехнулась.

– А это почище сценок Беатрикс, уж поверьте. Вы женщина при своих годах, но, ручаюсь, такого вы в своей копилке опыта не сыщете. Я бы эти письмишки складывала да хранила, как зеницу ока – ну, так, на всякий случай. Вдруг Клер станет метрессой. Но она, видать, жизнь тоже неплохо знает и вечно в своих скандальных заплетунчиках так припутает моё имя, что маникюрными ножницами не выстрижешь.

Дворничиха издала сквозь сомкнутые губы одобрительное восклицание.

– Н-да, не бесталанная она у меня, кривуля стриженая. Жаль, жаль, что нельзя использовать эти соковитые произведения. Она изрядно свирепствует в своём Монастыре. Особенно достаётся от неё девицам, которые попали туда против своей воли или из любви к философии, а теперь полагают, что кельи плохо протапливаются по ночам.

– Что же это она? – Печально заметила дворничиха. – Уж не жалеет ли, что жизнь себе молодую заломала? Ведь совсем ещё ягодка, а теперь, поди расстригись.

– Нет, она не жалеет.

Виви объяснила (со слов самой Клер), что, мол, вместе с её парнем для неё и Любовь умерла. А ведь была на аморе помешанная, бульварные романы, как пьяница, глотала, по семь на неделю, а у самой, кроме тупача Фонтевро, ни полкавалера не было.

Виви поразмыслила и с жаром добавила безжалостных красок: