Агния Аксаковская - Ли Лу Би. Книга о трёх девушках

– Гм.

– А вот ты?

– Я?

– Тебе – с твоей дьявольской бородкой и этими стёклами – в самый раз Сатану любить. …или ты влюблён? А?

Венсан как раз озирался и задумался:

– Что? А. …Виви права, я ленивый. В отличие от Керадрёши.

Захихикали.

Венсан в тысячный раз изрёк:

– Ну и дело мы затеяли, асмодеи.

И с внезапной резкостью воскликнул:

– Господи! Неужели она так его и не разглядит! Ведь он в маске, а она думает, что это – лицо. Его лицо.

– Хоть на дороге встань… – Бормотал он. – Умри у её ног – не заметит. А ты боишься взгляд на неё поднять…

– Я?

– Он.

Венсан нацепил пенсне. Жанно помолчал.

– Ну, нет, эт ты, брат, загнул. …Рене-таки не боится поднять. Но только, когда старушка Беатрикс повернётся затылочком. Тогда он, сердешный, начинает обжигать этот затылочек всякими огненными взглядами.

Венсан непоследовательно продолжил:

– Но, конечно, он сам во всём виноват. Когда он распахивает перед ней дверь, откуда ей знать, что это он своё сердце распахивает.

– Лучше пусть распахнёт рубашку на мускулистой груди. – Последовал холодный ответ. – Увы, ничего не поделаешь, в первую очередь их интересуют наши прелести. А уж потом наш очень внутренний мир. Так, небось, и в этой анатомии написано.

Венсан явно настроился на мечтательный лад и выдал такое, что Жанно, прямо скажем, озадачился.

– А знаешь, Капитан, мы все трое – Рабы Любви.

– Да ну?

– Ну, да. Рене – понятно, он в любви по уши. Я… всячески от неё уклоняюсь. А ты, бедняжечка, жаждешь её, причём, не просто, а настоящей. …Вечной, андестенд?

– Ты что, стекольщик?

– Нетрудно заметить, когда молодой человек, личность героическая, вдруг перестаёт срывать там и сям цветы благосклонности, хотя это не составляет для него ни малейшего труда. Почему?

Жанно выгнул губы, сунул ладошки под мышки мундирчику.

– А пестик ея знает, Венсанушка. Может, она, эта личность, уже нанюхалась – ну, цветов – и отошла подышать.

– Неправда. Она, личность, беречь себя стала.

Зловредный Венсан неожиданно легко уклонился от неожиданного тычка и непринужденно продолжил:

– Правильный такой сделался. Ну, чем тебе госпожа Монтаржи насолила?

Капитан де Роберваль поразмыслил.

– Да ведь ты слышал – она девочкам подгаживает.

Улыбочка. (Но Венсан в ответ не улыбнулся.)

– А девочки не люди, штоль, скажешь?

После коротенького молчания Венсан очень серьёзно ответил:

– Люди.

Глава пятая, с выводом, что трёх маленьких девочек

нельзя оставлять без присмотра.

Александра воспитывалась в доме старого герцога и, сколько себя помнит, рядом всегда были Бэт и Лушка.

Александру никто не называл найдёнышем. Возможно, лет девятнадцать назад кто-нибудь и мог объяснить любопытствующим, как младенец, носящий весьма известную фамилию, к тому же, последний отпрыск древнего и сильного рода, оказался на попечении бунтовщика… Да, возможно, лет девятнадцать назад.

Сама Лис ничуточки не интересовалась собственной предысторией и обстоятельствами рождения. Во всяком случае, никто не слышал, чтобы она об этом, хоть раз, спросила.

Поэтому и я не буду утруждать себя розысками.

Из всех трёх крошек у беленькой Александры был самый трудный и непредсказуемый характер. Приступы строптивости чередовались с угрюмыми затишьями. Злым проказам не было конца, особенно везло доверчивой Беатрикс. Лу всегда умела постоять за себя и, случалось, что быстрый обмен репликами столь же быстро переходил в обыкновеннейшую драку. Как ни странно, сильной и большой Александре редко удавалось одержать верх. У тоненькой Лусинды была реакция цирковой белочки.

На вопли Бэт сбегались нянюшка и кухарка, но к их появлению драчуньи заключали мир одними молчаливыми взглядами, предоставляя паникёрше самой объяснять причину тревоги. Таким образом, попадало Бэт.

В конце апреля няня собирала три маленьких чемодана. Настоятельница старинного монастыря, расположенного в старых лесах, как в великолепной, чуть потёртой раме, охотно принимала малюток на всё лето, нескончаемо длинное и до отказа набитое приключениями, изобретениями и открытиями – ну просто как история человечества, только при благоприятной температуре и грамотном питании. Давняя приятельница дедушки, святая мать, известная, как своей отменной образованностью, так и прельстительным, ничуть не потускневшим обликом, не могла и не хотела отказывать старому герцогу.

В крохотных чистеньких кельях (в каждой – огромное окно в прекрасный сад) девочки проводили немного времени. Игры в весёлых рощицах прерывались для незанудных уроков (немножко географии и хороших манер), здесь же, на свежем воздухе, на скамеечках, затерянных среди зарослей самшита и можжевельника.

Розыгрыши, как гениальные порывы, рождались в этом воздухе сами собой. Зачинщицей всегда, по расследовании, оказывалась белянка, а чёрненькая, с зелёными глазищами, умело её прикрывала. (Впрочем, и Беатрикс однажды отличилась. В то лето им шёл двенадцатый год. Слава Богу, дедушку тогда уже изгнали из Отечества. Но сейчас не об этом речь.)

Когда его светлость понял, к чему дело клонится, он заблаговременно щедро рассчитался с верными домочадцами, послал к игуменье попросить её кое о чём и сделал распоряжения, касавшиеся всех сторон его многообразной жизни.

Скоро добрая женщина сама приехала за девочками, хотя на дворе всё заледенело от жестокого декабрьского ветра.

Приплакивая, ушли няня и кухарка (обе с безупречными рекомендациями); столичный нотариус спрятал в сейф большой конверт из дорогой бумаги цвета слоновой кости; дом заколотили, и дедушка, спрятав ключи под коврик, переехал в гостиницу дожидаться изгнания.

У настоятельницы был брат. Злые языки утверждали, что степень родства, соединяющего их, весьма дальняя. Столь дальняя, что, дескать, и говорить о родстве не приходится. Нас это, впрочем, не должно занимать.

Брат был добрейший малый, хотя знакомства у него иной раз случались, по словам самой госпожи настоятельницы, нехорошего свойства.

Сей господин любил свою родственницу и частенько наезжал в гости. Послушный строгим монастырским правилам, он ни в коем случае не появлялся за высокими, как воротник этого вельможи, стенами, а всякий раз останавливался в маленькой гостиничке неподалёку. Госпожа игуменья, говорят, заходила туда, когда отправлялась в соседнюю деревеньку навестить страждущих.

В одну из встреч брат, смущённо засмеявшись, сказал ей:

– Милая, охраняйте ваших овечек получше, ибо в здешних местах объявился волчище презлющий и вдобавок паршивый.

Игуменья спокойно пожелала узнать, в чём собственно дело и как ей понимать эти иносказания.