Агния Аксаковская - Ли Лу Би. Книга о трёх девушках

Александра грызла, по обыкновению, коготь и щурила на вспотевшего нотариуса чёрный глаз (другой, такой же чёрный, был прищурен). Лу сидела очень спокойно и прямо, лихорадочно подсчитывая, как им продержаться до следующей пенсии… В ожидании наследства, девчонки, как и следовало думать, залезли в долги (какие бы умные они ни были, всё же дед изрядно их избаловал.)

Нотариус, произнеся всё, что полагалось произнести, замолчал, стараясь не глядеть на детей, сидевших вокруг стола и глядевших ему в рот. Лучше смотреть в основательно промороженное окно, чем ловить на себе взгляд вот этой белокурой нахалки, развалившейся в кресле, как у себя дома.

Раздался хруст, и нотариус, вздрогнув, против воли посмотрел на белокурую. Это она отгрызла, наконец, коготь и тут же взялась за другой.

Ну, и глазищи, – рассеянно сказал себе законовед. – И если это называется зеркалами души…

Свою мысль он оборвал. Он это умел.

– Прекрати, Лис. – Смущённо пробормотала рыженькая и покраснела по самые голубые гляделки. Вот она-то и есть родная внучка старого греховодника, вспомнил юрист. Интересно, как поведёт себя кровь революционера и бунтовщика в пухленьком и розовом девичьем теле.

Внезапно тишину нарушила чинно выпрямившаяся за столом, тоненькая девочка с чёрными блестящими волосами, которые она гладко-прегладко зачесала за аккуратные ушки.

Она спросила нежным и звонким, совершенно детским, голосочком, но в нём пожилому крокодилу почудился лязг металла.

– Господин адвокат, просьба ещё раз уточнить – мы совершенно разорены?

Нотариус полез за платком, чтобы срочно протереть очки. Пока протираешь очки, можно молчать. Для того их и придумали.

Тут рыжекудрая толстушка обвела всех присутствующих взглядом круглых голубых глаз и громко заревела. Она уткнулась мордочкой в локоть, и плечи её вздрагивали.

Белокурая девчонка вытащила коготь изо рта и с грохотом отодвинула кресло, поднялась во весь рост.

Нотариус вместо очков вытер лоб и щёки. Уже тогда Александра была на полголовы выше Лу (о Бэт и говорить не приходится), а фигура её вполне сложилась и отличалась экстремальной чёткостью очертаний.

– Сваливаем, девки. – Сказала эта нахалка. – Трикси, кончай завывать.

И она чрезвычайно вежливо поклонилась тому, кто принёс дурную весть. Тот отвёл глаза.

Тоненькая девочка всё же пожелала забрать ворох бумаг, который они-таки не поделили на три части.

– Ну, да.– Заметила, уходя и подталкивая перед собой рыжую, нахальная блондинка. – Вы теперь здорово сэкономите на туалетной бумаге.– Вперёд, Бэт.

И они ушли. …Унося обесцененное наследство, по настоянию худенькой Лу. (Это понравилось нотариусу. Куколки не потонут. Я бы не посоветовал никому класть палец в их миленькие ротики. Покойный может не беспокоиться за них в своём последнем изгнании.)

Если бы у нас были денежки, которые Дедушка скопил для нас, думала Бэт, Александру удалось бы вытащить из чёртовой клетки. У, как я ненавижу этого живого мертвеца! Скорей бы его черти… В розовой курносой Бэти пробуждалась необузданная натура и грозный нрав её деда, столь хорошо знакомые врагам революционера – недаром его отправили в изгнание. Маленькие кулаки Бэт тогда сжимались, вздёрнутый нос белел, и на нём отчётливо проступали три смешные веснушки. Но вообще-то Бэт миролюбива и даже трусовата, и очередная вспышка скоро закончилась.

Моя бедная Лушка, думала Бэт дальше, наконец, перестала бы бегать тайком на постирушки к важнющим дамам. Я-то ведь знаю, какая она гордая. Она вбила себе в голову, будто ест мой хлеб. Пожалуй, она смогла бы получить Высшее Образование. Она втайне мечтает об этом, мы-то с Лиской олухи олухами. Но образование теперь так подорожало. …А я бы перестала сочинять эти тупые Сценки для придворных праздников. И платят-то за них гроши.

Бэт хмурила золотистые брови и сердито взмахивала кудряшками, чтобы отогнать печаль-тоску.

Если бы они не ограбили нас, говорила себе Лу, изо всех сил вытягиваясь на носочках на табуретке, поставленной на краешек стола, чтобы выбелить самый недоступный уголок потолка над кухонным шкафом, – мы бы вложили дедушкины бумаги в настоящий маленький театрик, и Бэт написала бы настоящую пьесу для настоящих актёров. Лу критически рассматривала сделанное, отклоняясь в сторону под рискованным углом. На самом деле, риска нет, – она давно рассчитала, что если упадёт, успеет схватиться за карниз – а он из железного дерева и вбит по старинке, насмерть. А я бы взяла на себя экономическую сторону. У меня бы получилось.

Она легко спрыгнула, минуя край стола, на пол.

Уверена, у меня бы получилось. И Александра не связалась бы с этим гнусом.

Она ощутила, как тоненькие брови сдвигаются к переносице. Вредная привычка. Ещё заработаешь ранние морщины. Но в этой истории с неким господином Монтаржи она ничего не могла понять. Не могла, как это она чувствовала, поймать кончики верёвочки. Её пробирало холодком уже при мысли, какие бездны могут открыться в результате размышлений.

Что думала Александра – неизвестно. Попробуй, догадайся, что думает человек, у которого чёрные глаза. А у неё глаза совершенно чёрные.

У Бэт глаза, как мы уже знаем, голубые, а временами – синие. Но Бэт не разрешала так говорить.

Она считала, что у неё фиалковые глаза. Точно так же запрещено было упоминать, что она рыжая. Для Бэт нет худшей обиды. Она сразу надувалась, а если повторить ненавистное слово два-три раза, начинала визжать. Этим безжалостно пользовалась Александра, когда ей была охота поддразнить Бэт или чтобы Бэт перестала трещать и болтать без передышки. Лу не одобряла поведения Александры – особенно потому что визг Бэти – малоприятное ощущение.

Бэт не согласна даже на поэтические эпитеты, вроде огненных кудрей. В крайнем случае она не против была услышать, что у неё золотые локоны . Но этого подарка ей не получить. Александра с грубым смехом уверила её (когда Бэт робко высказалась на этот счёт), что волосы у Бэт вовсе не золотые , а красные, как морковь. После подобного оскорбления Бэт прекратила всяческое общение с Александрой и целую неделю поворачивалась к ней в профиль. (Спиной повернуться она не решалась – с тех пор, как Александра щипнула её вельми чувствительно и совершенно неделикатно.)

Лу свои отросшие, чёрные и гладкие волосы собирала на затылке в роскошный хвост. На её взгляд, очень разумная причёска – в глаза не лезла (как у Бэт) и никакой возни. У неё высокий ясный лоб, а под ним светились узковатые ярко-зелёные глаза.

Лу, как была три года назад, так и осталась худышкой, хотя её фигура приобрела изящнейшие девичьи очертания.