Елена Виг - О ЛЮБВИ и не только… Роман в новеллах

Я так училась готовить у своей бабушки, которая была не очень изысканной кулинаркой, но какие-то вещи делала очень вкусно. Я приходила к ней на кухню, мне было интересно с ней поговорить, а она давала мне нож и луковицу, и говорила «На, почисти». Я чистила картошку, резала овощи, перебирала гречку. Я делала это как бы между делом, болтая с бабушкой о том, что происходило в школе, или слушая ее истории. Но, когда она умерла, то оказалось, что я совершенно точно знаю, как нужно приготовить то или иное блюдо. Мне не нужны были даже рецепты, в которых все в граммах или унциях. Я, как говорится, «кончиками пальцев» знала, какой консистенции должно быть тесто на блины, а какой на оладьи, как сделать клецки к бульону, сколько соли положить в суп, а сколько в кашу.

Аня с интересом смотрела, как я завариваю бульон клецками. Вот я разбиваю в чашку яйцо, добавляю холодной воды…

– А почему воду надо налить в скорлупку? – спрашивает она.

– Анечка, я не знаю. Так всегда делали у нас в доме, так теперь и я делаю. Думаю, что все очень просто: под рукой ничего, кроме половинки скорлупы от яйца не было, руки были грязными, чтобы ложку брать из буфета. Вот хозяйки и использовали эти скорлупки, тем более, что воды надо совсем чуть-чуть.

– Наверно, – соглашалась она. – Я такого никогда не ела.

– Я дам тебе попробовать.

– Я тоже так делать буду, когда у меня будут свои дети, – сказала она, откусив кусочек клецки. – Это вкусно.

Но кулинария была не единственной темой для разговоров на кухне. Я же обещала Алексею Ивановичу выяснить, чем бы она хотела заниматься, если бы ее не направили в экономический институт, и я осторожно подбиралась к этой теме. Но, когда я ее спросила об этом, то оказалось, что она точно знает ответ.

– Я бы пошла в медсестры – просто сказала она.

Я была удивлена.

– Почему не в медицинский? Ты не хочешь быть врачом?

– Я думаю, что врачом я не потяну, это очень сложно, а вот медсестрой я могла бы быть хорошей. Я когда зимой в больнице лежала, то там девочки мне все показали: и как уколы делать, и как больного переворачивать. Я бы справилась.

– Да ты бы и врачом была бы прекрасным, что ты придумываешь. Но это, действительно, очень сложно, а, главное, ответственно.

– Медсестра – тоже немного сложно, – она задумалась, – но мне очень нравится.

– А папа что думает по этому поводу?

– Нет, – испугалась Аня, – я ничего ему не говорила.

– Почему?

– Он бы сказал, что это тяжелая, грязная работа, и что за нее плохо платят.

– А тебя это не смущает?

– Мне не хочется, чтобы папа огорчался.

Тяжелый случай. Папа огорчится, поэтому она молчит. А папа ведь бывший врач, кому, как не ему рассказать о своей мечте.

– Хочешь, я узнаю у папы, как он к этому относится? Может быть, он тебя поймет и разрешит бросить институт, или даже не бросить, а просто не работать по специальности и идти учиться на медсестру?

– Папа так и говорит: диплом получи, а дальше делай, что хочешь.

– А ты?

– Я учусь, но потом все равно с цифрами работать не буду. Это такая тоска!

– Вообще-то, совсем не тоска! Ты ведь никогда не была на производстве, поэтому не чувствуешь, что за цифрами скрываются реальные процессы. Ты вот к папе сходи на предприятие, пусть он покажет тебе, как там все работает.

– Нет, не пойду. Я лучше санитаркой пойду, там вообще образования не нужно, или воспитателем в детский сад.

– Ладно, не переживай, я поговорю с папой.

– Только пусть он на меня не ругается, я же диплом не отказываюсь получать.

– Обещаю, что ругаться не будет.

И началась моя челночная дипломатия. Вечером я передала Алексею Ивановичу этот разговор. Казалось, он не был удивлен, хотя и расстроился.

– Очень мне не хотелось, чтобы она в медицину шла. Платят гроши, оборудование старое, работа тяжелая. Вы себе представляете, что такое поворачивать лежачих больных, убирать за ними?

– К сожалению, я это очень хорошо представляю, – сказала я грустно. – И вас понимаю прекрасно, но, что касается оплаты, то думаю, что сейчас это не совсем так. Во всяком случае, хорошая медсестра в качестве сиделки при тяжело больном человеке может зарабатывать вполне приличные деньги, знаю по своему горькому опыту.

– Четыре года учебы псу под хвост, – сказал он, глубоко затянувшись, и попытался отмахнуть сигаретный дым, чтобы он не шел в мою сторону.

– Это, конечно, жалко, но уж больно не по ее характеру в банке работать или в конторе сидеть. Даже слышать об этом не хочет.

– Да, она любит детей и зверей, добрая. Такой доброй сейчас нельзя быть – затопчут. Страшно мне за нее, – пожаловался он.

– Мне за своих тоже страшно, особенно за дочь. Мне кажется, что не особо хорошо у нее сейчас с мужем. Она молчит, но, думаю, что там не все ладно. Диплом получила, время тоже потратила немало, да и сил, а по специальности не работает. Тоже, можно сказать, «деньги на ветер».

Наш разговор продолжился на следующий день. Видимо, он все это время думал над тем, что я ему сказала.

– Может, пусть попробует?

– Что вы имеете в виду?

– Пусть идет санитаркой в больницу. И институт в следующем году тоже пусть окончит. Жизнь, знаете ли, длинная, может все-таки экономический диплом ей пригодится когда-нибудь.

– А как же она совмещать-то будет?

– Вот, пусть и думает! Если не испугается такой работы, тогда пусть идет учиться, я заплачу за ее образование. А то, сегодня «хочу», завтра «не хочу». Так не получится!

Голос был раздраженный, но было ясно, что злится он не на дочь, а на то, что, желая ей самого лучшего, сам выбрал ей не ту дорогу, по которой она готова идти.

Я даже удивилась, насколько Аня обрадовалась, когда я ей рассказала о нашем разговоре с ее отцом.

– Это здорово! Я пойду в ту больницу, где зимой лежала, там санитарки нужны, и волонтеры тоже!

И она стала рассказывать, как приходят женщины, которые помогают за больными ухаживать, судно выносят, кормят, читают, полы моют. Если бы не они, то там бы жуть, что творилось, ведь санитаркам платят очень мало, поэтому они и работают так плохо. А эти женщины верующие, они вообще работают бесплатно или им родственники немного платят.

– Я это все видела, честное слово!

Она рассказывала про такие грустные вещи, а глаза у нее горели. Я поняла, что она, действительно, рождена, чтобы помогать другим. Чудо в нашей сегодняшней жизни!

Она так загорелась этой идеей, что едва отец вернулся с работы, побежала с ним разговаривать. Я не слышала слов, только из окна наблюдала за этой сценой. Они сидели под яблоней за деревянным некрашеным столом, за которым мы обычно ужинали в хорошую погоду. Плечо к плечу. Он ей что-то говорил, она слушала, кивала, потом что-то ему стала доказывать. В итоге он привлек ее к себе и поцеловал в висок. Она посмотрела на него, о чем-то спросила, он кивнул. Дело было сделано. Она вскочила из-за стола и побежала в дом, чтобы рассказать мне, что папа ей все разрешил, а он долго грустно смотрел ей вслед.