Юлия Лавряшина - Авернское озеро

– Сволочная бабенка! – с чувством сказал Андрей, когда они вновь остались одни. – Как только Дэнька ее терпит? Были бы у меня деньги, забрал бы его и увез к чертовой матери! Ему везде будет лучше, чем в этом проклятом доме…

– Ты – настоящий друг, – признала Соня. – Держись за это место, как я держусь за свое. Без тебя он совсем пропадет. А я – все… – она похлопала по сумочке. – Ухожу со сцены.

Андрей покачал головой:

– Это будет не так просто.

– Считаешь, он не оставит меня в покое?

– Он? Нет, дело вовсе не в нем. Ты сама не сможешь найти покоя. Я видел, что творится с его бывшими подружками.

Что-то тревожно заныло в груди, что-то живое и незнакомое… Соня решительно тряхнула головой, отгоняя неизвестно откуда наплывающую печаль.

– Пойдем, – позвала она. – Отвези же меня, наконец, домой.

Однако Андрей не двинулся с места.

– Тебе понравилось, как он пел?

– Да, – созналась Соня.

– Вот эти песни… Это и есть он сам. Дэнька, которого никто не решается узнать как следует.

– Звучит трагически. А он ведь – «мажор»!

Андрей отмахнулся:

– Глупости, какой из него «мажор»! Он в казино-то ни разу не был… Ресторан для него – самое злачное место. А ты небось тоже студенткой туда бегала… Знаешь, он однажды рассказал мне сказку о человеке, от которого улетело его счастье, потому что он чересчур зарвался. Так вот с Дэнькой этого никогда не случится.

– Он не способен зарваться?

– Дело даже не в этом. У него никогда и не было этого самого счастья. Ни летающего, никакого… Может, только в раннем детстве. Ты хоть можешь представить себе, каково это – жить с людьми, из-за которых умерла твоя мать? И они оба каждую минуту помнят о том, что он знает. И не могут ему этого простить.

– Вот тут ты ошибаешься, – возразила Соня. – Зимина считает, что Денис ни о чем не догадывается. Утверждает, что они выждали время после смерти его матери.

Не спросив разрешения, Андрей закурил и хмуро сказал:

– Она просто пытается уговорить себя. Все она понимает, умная баба.

– Сволочная, – подсказала Соня.

– И это тоже.

Он подошел к двери и распахнул ее, чтобы выходил дым. Опять повеяло холодком. В другое время это доставило бы наслаждение, но сейчас Соня поежилась и недовольно подумала, что тянет точно из склепа. Этот большой дом напротив, с его зимним садом, мертвым камином и защитным зеркалом у входа, и был склепом. И вырваться из него можно разве что на крышу.

Ночь тяжелела, небо затягивалось темной пеленой, сквозь которую еще проглядывали звезды, но все слабее и слабее. «Демон летит», – почему-то подумалось Соне. Когда-то давно ей понравилась поэма о Демоне, и она прикрепила пластырем на заднюю стенку секретера вырезанную из журнала иллюстрацию Врубеля. Говорят, он сошел с ума, рисуя Демона…

Она быстро провела по лицу рукой, пытаясь отгородиться от гнетущих предчувствий. Андрей молчал, поглядывая на темнеющее небо. Они находились вдвоем в пустом домике, наступала ночь, и никто не мог им помешать, а между ними не возникало никакого напряжения, будто спавший неподалеку человек оттягивал на себя всю их энергию, оставляя возможность только говорить о нем, думать о нем, мечтать о нем…

– Если б только увидеть, как он спит…

Соня никак не ожидала, что произнесет эти слова вслух, и, замерев, уставилась на Андрея, все еще не понимая, что же такое с ней происходит. Но рядом был знаток своего дела. Он и бровью не повел в ответ на ее восклицание. За много лет он научился молча пропускать сквозь себя чужие выплески и при любых обстоятельствах оставаться себе на уме. Если в лодке он и рванул Дениса за грудки, то лишь потому, что счел это необходимым.

Соня посмотрела на него с уважением. Этот человек вызывал у нее возрастающий профессиональный интерес. Выждав, пока он докурит и прикроет дверь, она спросила:

– Ты привязывался ко всем своим клиентам?

Он вдруг легко рассмеялся и, сцепив на затылке руки, начал расхаживать по комнате. Отдельные половицы взвизгивали под его тяжестью, но Андрей, точно специально, наступал именно на них.

– Привязывался… Это были такие ублюдки, ты и не представляешь! Я, конечно, не назову тебе их имен. Первый был комсомольским вожаком. Я искал работу после армии, и мы с ним случайно столкнулись в… это неважно. Он собирался баллотироваться в депутаты и был уверен, что на его персону тут же начнутся покушения. Я ухватился за его предложение, потому что у меня не было ни специальности, ни мозгов. А его привлекло то, что я был десантником. Мерзкий был мужик. Грязный до самого нутра. Он своего добился, сейчас в Москве живет. А я с ним не поехал. Но он посчитал себя обязанным сделать широкий жест – порекомендовал меня знакомому банкиру. С этим было психологически проще, но опаснее, он слишком часто ввязывался во всякие авантюры. Теперь живет то ли в Австрии, то ли в Финляндии… После него Зимин у руля встал. Но у него команда уже была укомплектована. Тогда-то он и предложил мне пошпионить за его сыном: где, мол, да с кем. Под видом телохранителя. Я согласился главным образом потому, что терпеть не мог всех этих богатеньких сынков. Думал, хоть одному из них кровь попорчу. Кто ж знал, что Дэнька таким окажется? Я к нему когда в первый раз зашел – они тогда только купили этот коттедж, – Дэнька сидит с книжкой прямо на полу, ноги поджал. Гляжу – совсем пацан! Худой тогда был, это я уже заставил его подкачаться. Небось заметила, какие у него теперь плечи? Это потому, что он у меня то озеро, где мы катались, вдоль и поперек исплавал. Не зря говорят, что у пловцов самые красивые фигуры. Видела бы ты его тогда… Сидит этакий заморыш, говорит: «Привет, это тебя приставили следить за мной?» Я отпираться начал, что не следить, а охранять, мало ли что… Он так улыбнулся, ну знаешь, как он умеет. «Тебе уже сказали, что я – слабоумный? – спрашивает. – Но не настолько же, чтобы не понимать, для чего ты тут». И мне вдруг его так жалко стало! Я, конечно, виду не подал, но стал к нему присматриваться. Никак его разгадать не мог, что за маску носит? Круглый год в одних и тех же джинсах ходит, вечерами дома сидит, читает. Правда, когда ему отец к совершеннолетию машину подарил, Дэнька оживился. На права выучился, гонять начал. Я до сих пор боюсь, когда он за рулем. Удержу он не знает… «Я, – говорит, – хочу достичь ощущения полета». Да так, видно, и не достиг. К машине интерес совсем потерял.

– А у него тогда уже случались припадки?

– Какие припадки? – он остановился и уперся ладонями в край стола.

– То есть… Он уже ходил во сне?

Андрей угрожающе наклонился:

– Я не знаю, как это на медицинском языке называется, может, и припадки. Но ты даже не заикайся об этом при нем. Помнишь, что он в горсаду выкинул?