Вирджиния Эндрюс - Шепот в ночи

Он оперся ладонями о колени и встал.

– Давай. Позаботься о своих ранах, а я позвоню в больницу.

Я пошла в ванную и сняла блузку. Мои плечи болели, а кожа саднила. Когда я взглянула на себя в зеркало, то увидела, что на моем лице до сих пор печать ужаса, глаза были огромными, а волосы спутались. Я осмотрела царапины на груди и ключице и зажмурила глаза, чтобы снова не расплакаться. Миссис Бери постучала в дверь ванной комнаты и затем вошла с лекарством.

– Бедняжка, – сказала она, глядя на мою спину.

Я не подозревала, как я была исцарапана. Наверное, это случилось, когда он бросил меня на землю, а я сопротивлялась, чтобы выбраться из-под него. Миссис Берм промыла и обработала мои раны, не задавая лишних вопросов. Немного погодя пришел Бронсон и сообщил, что Джефферсон в больнице в Вирджинии Бич.

– У него все в порядке, – добавил он.

– Мы можем повидаться с ним? – спросила я.

– Конечно, дорогая. Если ты уверена, что в состоянии это сделать.

– О, я в состоянии. Никогда не думала, что буду по нему так скучать.

Бронсон засмеялся. Мы услышали звонок в дверь. Миссис Берм заторопилась в прихожую посмотреть, кто там. Это был высокий темноволосый полицейский. Я медленно проследовала по коридору за Бронсоном, чтобы встретить его.

– Добрый вечер, мистер Алкотт, – сказал полицейский. Затем, посмотрев на меня, добавил: – Это – Дон?

– Дон? Нет, нет, это ее дочь. Кристи. Почему вы ее назвали Дон? – спросил Бронсон. Я подошла к нему ближе, и он быстро взял меня за руку. Было странно слышать, что полицейский называет имя моей мамы.

– Ну, мы шли по пляжу, туда, куда вы нам сказали и обнаружили там машину. А вскоре Чарли Робинсон, это мой напарник, – объяснил он, глядя на меня, – так вот, Чарли услышал, что кто-то кричит, мы подошли ближе и совершенно ясно услышали, как он зовет Дон.

– О, нет, – сказала я, прижимая руку к сердцу.

– Мистер Катлер? – спросил Бронсон.

– Да, сэр, он самый… бродит по пляжу и кричит. Мы практически вынесли его с пляжа. Он утверждал, что Дон где-то там.

– Где он?

– Он в патрульной машине. Он не совсем в себе, мистер Алкотт. Я пришел сюда, так как хотел выяснить…

– Да, – быстро перебил его Бронсон. – Спасибо, Генри. Думаю, мистер Катлер сейчас нуждается в психиатре больше, чем в правосудии.

– Я понимаю.

– Вы знаете, что делать?

– Да, сэр. Мы позаботимся об этом, вы поедете с нами? – спросил нас полицейский.

Бронсон обнял меня за плечи.

– Нет, Генри. Спасибо. – Бронсон пожал полицейскому руку.

Полицейский открыл дверь и, спустившись по ступенькам, подошел к патрульной машине. Я встала вместе с Бронсоном в дверях, мы оба наблюдали, как машина отъезжает. При свете уличных фонарей мы легко разглядели на заднем сиденье дядю Филипа. Он оглянулся и прижался лицом к заднему стеклу. Казалось, он выкрикивает имя моей мамы, и хотя я не могла его услышать на самом деле, его крик эхом отозвался во мне, заставив меня содрогнуться.

– Все кончилось, Кристи, – прошептал Бронсон, обнимая меня покрепче. – Я обещаю тебе… все кончено.

Все и кончилось, и только начиналось. Как-то во время одной из наших обычных прогулок по пляжу, когда я была маленькой девочкой, мы с мамой наткнулись на мертвую рыбу, лежащую на песке. Мне было страшно видеть ее вот так, без движения, с остекленевшими глазами. Я расплакалась. Мама взяла меня на руки, а набежавшая волна унесла рыбу обратно в море.

– Мама, она поплывет? – спросила я.

– В некотором роде, да, – ответила она. – Она превратится во что-нибудь еще, родится заново.

– Я хочу это увидеть, – потребовала я.

Я была тогда совсем ребенком и думала, что могу управлять солнцем по утрам и звездами по вечерам. Мне всего-то нужно закрыть глаза и сильно-сильно пожелать.

– Мы не можем этого увидеть, – сказала мне мама. – Это слишком большое чудо. Мы просто в это верим. Ты можешь поверить в эту рыбу? – спросила она меня с улыбкой. – Можешь поверить в это волшебство?

Я кивнула, не совсем понимая, о чем она. Я видела, как рыбка покачивалась на волнах, и мне казалось, что она и в самом деле ожила и уплывает. Я хотела верить. У меня до сих пор сохранилась детская вера в то, что прекрасное и хорошее никогда не кончаются.

Взрослея, я поняла, что мы не можем управлять появлением солнца и звезд, но мы чувствуем солнечное тепло, и нас изумляет ночное небо своей красотой. Это и есть – чудо. Я также понимала, что в каждый новый день моей жизни какая-то часть меня умирает, а какая-то рождается.

Мне столько раз хотелось умереть, быть навсегда погребенной в глубоких закоулках моей памяти. Как мне было плохо в те дни и недели, после смерти моих родителей. Казалось, страдания никогда не кончатся, но обещания Бронсона сбылись.

Бронсон постарался не предавать огласке последствия этого случая на пляже. Помутнение рассудка у дяди Филипа не прошло для него бесследно. Он уже не мог выполнять свои прежние обязанности в Катлерз Коув, и ему пришлось остаться в клинике для основательного лечения. Тетя Бет была подавлена поворотом событий. В конце концов она уже не могла спокойно появляться в свете и, забрав близнецов, уехала к родителям.

Джефферсон полностью выздоровел и, когда узнал, что мы переезжаем в Белла Вудс к Бронсону, был на седьмом небе от счастья. Уверена, это событие не мало повлияло на его выздоровление. Миссис Берм быстро стала нам как бабушка, а Бронсон – мудрым, любящим дедом. Переехав к нему, я начала снова играть на фортепиано, как никогда раньше. Летними вечерами он открывал двери балкона, чтобы моя музыка могла спуститься с холма и «все люди в Катлерз Коув могли ее услышать и оценить».

Я окончательно решила, что эта музыка будет моей жизнью. И не важно, как необходим будет отель и какой доход он принесет, для меня он всегда будет на втором месте после музыки. Бронсон владел Катлерз Коув отелем по доверенности. И после меня все его внимание обращалось к повседневному управлению отелем. Я тоже старалась проявлять интерес, старалась ради памяти моих родителей, но в глубине души надеялась, что именно Джефферсон когда-нибудь превратится в настоящего управляющего нового отеля Катлерз Коув.

Мои мечты уносили меня дальше… в школу искусств, в гастроли по Европе, в огромные концертные залы и, конечно, к Гейвину.

Мы с Гейвином старались проводить вместе столько времени, сколько удается, используя каждую свободную минуту. Наши беседы всегда возвращали нас в дни, проведенные в Мидоуз. Как-то летом мы даже поехали навестить Шарлотту, Лютера и Хомера. Мы взяли с собой Джефферсона, и когда они с Хомером увидели друг друга, всем показалось, что они и не расставались вовсе. Хомер тут же повел Джефферсона посмотреть на лису с лисятами.