Эллина Наумова - Разлучница

Ася ничего смешного в Кире Петровне не находила, но признавала Сашино право защищаться от теткиной несносности по-своему. Предположить, что он не защищается, а просто смеется, ей не удалось.

Когда внучки Марты Павловны недовольно морщили носы от ее дознания: «Курили?» и предостережения: «Не вздумайте», Ася улыбалась. Когда старшая на замечание о неуместности темной юбки в тридцатиградусную жару огрызалась: «Не успела светлую погладить», Ася получала удовольствие. Она представляла себе этих своенравных одаренных девушек, отданных на воспитание Кире Петровне. Однажды Асина подруга плакалась своему парню, дескать, родители ее заедают. И получила дельный совет перебраться на неделю-другую к бабушке. Ей гарантировалось досрочное возвращение домой с потребностью покрепче стиснуть маму и папу в благодарных объятиях. Консультант после развода своих родителей был подкинут ими бабке на двадцать лет, он отвечал за данную рекомендацию обрывками нервов.

От разминочной строгости с внучками Марта Павловна быстро переходила к основным упражнениям. Она показывала только что приобретенный набор открыток «Пасхальные яйца», предлагала почитать одновременно Тютчева и какого-то современного поэта, хвалила и тактично критиковала оставленные ей на суд девочками работы, живописала всякие маленькие, часто забавные происшествия в мастерской и на улицах, читала выдержки из писем многочисленных своих друзей, отзывалась о выставках и иллюстрациях, описывала случайных встречных и новых знакомых, обсуждала фасон будущего сарафана младшей модницы, стрижку старшей и жалкие претензии городской зелени либо сугробов на великолепие. Она, в отличие от всегда все помнившей Киры Петровны, могла перезабыть и перепутать самое важное. Поэтому кое-что записывала в блокнот и не стеснялась им пользоваться.

Кира Петровна гуляла на скамейке возле подъезда, неустанно хвастаясь Сашиными успехами перед соседками. Марта Павловна могла и в недальнее село на электричке съездить, чтобы взглянуть на отреставрированную церковь. Причем велосипед складной с собой тащила, дабы махнуть дальше, если захочется. Кира Петровна города толком не знала; Марта Павловна исходила не только старинные его переулки, но и новые районы, которых Сашина тетка в глаза не видела. Кира Петровна ни разу не была в театре, не догадывалась о существовании консерватории, концертных и выставочных залов; Марта Павловна не могла выдержать без этого больше недели.

Кира Петровна добровольно заточила себя в четырех стенах. Если одинокая соседка приглашала ее почаевничать, отказ был суров и краток. «В подруги набивается, – презрительно бросала Кира Петровна недоумевавшей Асе. – Потом ко мне в гости запросится. А нужна она мне, старая сплетница?…» Какой-то восьмидесятилетний чудак, кстати, к Асиному потрясению, не единственный, предложил «Кирусе» руку и сердце вместе со своей жилплощадью. Но был заносчиво отшит. Тогда не привыкший сдаваться седой воин извлек из нежной души призыв к дружбе. «Выпить не на что? Носки постирать некому?» – прямо спросила Кира Петровна. Дед ретировался, бормоча: «Правильная женщина».

Даже юбилей своей почты Кира Петровна проигнорировала. «Нечего мне там делать, никому я не нужна». – «Так зовут же, благодарят за доблестную тридцатилетнюю службу», – совал ей в руки приглашение Саша. «Разоденьтесь и идите. Людей посмотрите, себя покажете», – подлизывалась Ася. «Людей я всех как облупленных знаю. А показывать свою старость не желаю. Не пойду», – отрезала Кира Петровна и сутки плакала в своей комнате.

Марта Павловна помимо отдельных людей водила дружбу с целыми их объединениями. Она откликалась на призывы библиотекарей и всяческих массовиков-затейников из общественных организаций, врачей больниц, в которых приходилось лежать, директоров домов отдыха, в которых доводилось отдыхать. Она рассказывала о живописи, художниках и шедеврах ветеранам и инвалидам, больным и отдыхающим, учащимся школ и изостудий. В этих самых домах отдыха пожилые люди ходили за ней толпами и, тыча пальцами в бумагу, по-детски радовались схожести рисунка и натуры. Марта Павловна умела их заставить не мешать, дожидаться ее в холле и потом играть в узнавание окрестностей с листа.

Зимой она собралась в подмосковный Дом творчества поработать. Даже Асе эта идея показалась экстравагантной.

– Да я и не хотела, – весело объяснила Марта Павловна. – Сын настоял. Во-первых, говорит, это наверняка последняя бесплатная путевка. Во-вторых, три холодных месяца без хозяйства.

Асе стало неловко. От ее физической помощи Марта Павловна неизменно отказывалась, искренне поблагодарив:

– Спасибо. Но я не хочу ни нарушать собою ваши планы, ни становиться их частью. Я сама справлюсь.

И справлялась. То, что никогда не произносилось вслух, но подразумевалось ее сыном, было таким простым и жестоким, таким естественным и непоправимым – матери надо подкормиться. Ася пыталась приносить Марте Павловне продукты, но та ни куска не взяла. А сама всегда старалась угостить: хоть чаю свежезаваренного, хоть сушку. И все конфеты, соки, фрукты, которые знакомые запихивали в больничные передачи, когда художница серьезно хворала, приносила домой и откладывала до прихода Варюши и подобно ей недокормленных детей.

Из Дома творчества Марта Павловна вернулась счастливой. Даже отчитывалась сумбурно, перескакивая с елок в снегу на богатую библиотеку, с теплой уютной комнаты на снегирей, что было на нее не похоже. Когда рассказ долетел до принимающей работы творцов комиссии, Ася недоверчиво уставилась на Марту Павловну и будто забыла отвести взгляд. Старуха описывала волнение точно таким же, каким помнила его Ася по горячим денечкам студенческих сессий. И похвалы передавала скороговоркой, как скромница отличница. Кира Петровна претендовала только на роль несносно-придирчивого экзаменатора, и Ася привыкла оправдывать это возрастом. А Марта Павловна не тяготилась участью вечно достойно экзаменующейся. Она поведала Асе о разносе знаменитостями молодых графиков, искренне удивляясь, что ее пронесло. И хохотала, повествуя, как напилась с горя непонятая мэтрами молодежь, как явилась к ней в два часа ночи с коллективным стоном: «Марта, скажите правду…»

– И чем кончилось? – вскинулась Ася.

– Ни у меня, ни у членов комиссии их правды нет. Она есть только у них самих. Предложила продолжать искать.

Все называли ее там по имени. И отметила день рождения бесхитростной Марты рукотворными подарками, посвященными ей стихами, песнями и танцами.

– Как мы повеселились вместе! – восклицала Марта Павловна.

Ася попыталась вообразить веселящуюся с юношами и девушками Киру Петровну и признала, что надо обладать буйнопомешанной фантазией для получения хоть скромного результата.