Сьюзен Филлипс - Великий побег

Люси развернулась на сиденье, пристроила весло на коленях и отдала бразды правления Панде.

– Ты говорил, что их наклеил предыдущий владелец мотоцикла. Так почему не даешь мне их отодрать?

Он переставил весло на другую сторону:

– Потому что они мне нравятся.

Она хмуро взглянула на надпись на футболке: СЕКС КАЖЕТСЯ ИЗВРАЩЕННЫМ ТОЛЬКО ПОНАЧАЛУ.

– Подарок, – коротко пояснил он.

– От дьявола?

Нечто похожее на улыбку мелькнуло в его лице и тут же исчезло.

– Если не нравится, ты знаешь, что тебе делать.

И убрал очередное сплетенье водных гиацинтов.

– А что если какой ребенок увидит эту футболку?

– Что, видела сегодня каких-то детишек? – Он чуть переместил вес на сиденье. – Смотри, а то стану жалеть, что потерял свою любимую футболку.

Люси снова повернулась к уключине:

– Даже слышать не хочу.

– А на ней: «Я обеими руками за гей–браки, если эта парочка сук – жаркие цыпочки».

Люси вспылила, и каноэ покачнулось, когда она резко обернулась:

– Очевидно, политкорректность для тебя – отличный повод пошутить, но только не для меня. Считай меня старомодной, но я думаю, что важно ценить достоинство любого человека.

Он вытянул весло из мутной воды:

– Черт, как же жалею, что выбросил еще один прикид парочку недель назад.

– Ужасная потеря, прими мои соболезнования.

– Хочешь знать, что там было написано?

– Нет, не хочу.

– А там... – он наклонился к Люси и по слогам произнес шепотом, который разнесся по воде: – … «Если бы вовремя тебя пристрелил, то сейчас бы уже вышел на свободу».

Вот и поговорили.

Когда они вернулись в дом, она сделала сэндвич из купленных по дороге продуктов, прихватила оставленную кем-то книжку в мягкой обложке и заперлась в спальне. Одиночество давило на Люси как слишком тяжелое пальто. Предпринял ли что-нибудь Тед, чтобы отыскать ее? Очевидно, нет, учитывая, что он не пытался ее остановить, когда она сбежала из церкви. А ее родители? Мег она звонила по телефону Панды дважды. Так что для секретных служб вычислить ее местонахождение раз плюнуть.

Что, если Мэт и Нили отреклись от нее? Она твердила себе, что они так не поступят.

Если только их от нее не тошнит настолько, что они видеть ее не хотят.

И она их не могла винить.

В следующие несколько дней стало происходить что-то странное. Манеры Панды претерпели значительные улучшения. На первых порах она не замечала отсутствие всех этих отрыжек, чавканья и почесывания. И только когда увидела, как он ловко отделяет мясо цыпленка от костей и тщательно прожевывает и глотает первый кусочек перед тем, как попросить ее передать перец, она совершенно растерялась. Куда делось жевание с открытым ртом и вытирание рта ладонью вместо салфетки? А все эти оскорбительные сексуальные предложения… Теперь он, казалось, вообще не замечал, что она особь женского пола.

Они ездили в городок Маршалл за продуктами. Люси прикупила солнечные очки, натянула пониже шляпу, водрузила на место фальшивый живот, который все больше терпеть не могла, и с Пандой поблизости никто ее не заприметил.

Он трудился над мотоциклом, разобрав его по винтикам и заново собирая. Раздевшись по пояс, повязав на голову синюю бандану, он смазывал и чистил детали, проверял уровень масла и менял тормоза. Включал радио и слушал в открытое окно хип–хоп, хотя однажды, гуляя, она подслушала арию из «Волшебной флейты». Когда же Люси пыталась прокомментировать свое открытие, он обвинил ее, дескать, радио подкрутила она, и приказал сменить чертову станцию. Как-то ненароком Люси застала его разговаривающим по сотовому, но поскольку он никогда не оставлял телефон, ей никак не удавалось проверить, кому же он звонил.

По вечерам она запиралась в спальне, пока Панда смотрел какие-нибудь бейсбольные матчи по телевизору, но чаще сидел на настиле, уставившись на воду. Ступор, напавший на нее в первые дни, начал рассеиваться, и Люси поймала себя на том, что наблюдает за Пандой.

Панда втянул полной грудью мускусный запах болот. Слишком у него много времени предаваться размышлениям – все чаще его окружали воспоминания, с каждым днем негодование все глубже проделывало в нем дыру.

Он не ожидал, что Люси продержится больше нескольких часов, и вот прошло уже семь дней, как он подобрал ее, а богатенькая девочка еще здесь. Почему она не может сделать то, что ей положено? Вернуться в Уинетт или к себе домой в Вирджинию. Ему начхать, куда она отправится, лишь бы убралась.

Он ее не понимал. Она ловко раскусила то тошнотворное фальшивое изнасилование, разыгранное им на вторую ночь их совместного путешествия, и вела себя так, словно не слышала и половины оскорблений, которые он то и дело бросал ей. Такая собранная и уравновешенная. То, что беглянка сотворила в день свадьбы, явно не в ее характере. И еще… Под всеми этими благовоспитанными манерами он иной раз улавливал отголоски чего-то такого… признаки кого-то… более сложного, что ли. Безмерно умна, раздражающе проницательна и упряма как сто чертей. К ней не липли тени, как к нему. Он готов поспорить, что богатенькой девочке никогда не доводилось просыпаться от собственного крика в холодном поту. Или напиваться до потери пульса. А когда она была ребенком…

Когда она была ребенком, то оказалась способна сделать то, чего ему не удалось.

Пятьсот монет . Вот сколько всего стоил его младший брат.

Сквозь крик болотной твари Панда расслышал голос восьмилетнего братишки, когда они шли по разбитому тротуару в очередную приемную семью, а впереди на покосившиеся ступеньки взбирался социальный работник.

«А что, если я снова начну писать в кровать? – шептал Кертис. – Нас ведь потому выкинули из последнего дома».

«Не переживай, малявка, – спрятал под подростковой развязностью страх пятнадцатилетний Панда. И ни с того ни с сего ткнул кулаком по тощей руке Кертиса. – Ночью я проснусь и отведу тебя в туалет».

А что, если он не проснется, как случилось на прошлой неделе? Он давал себе зарок не спать, пока не разбудит и не сводит брата в ванную комнату, но как-то умудрился задремать, а на следующий день старуха Гилберт заявила социальной службе, что им придется подыскать другой дом для Кертиса.

Панда бы не позволил разлучить их с братом и заявил социальному работнику, что сбежит, если их разделят. Она, должно быть, поверила ему, раз нашла для них новую семью. Но предупредила, что больше нет семей, готовых взять их обоих.

«Я боюсь, – прошептал малыш, когда они дошли до крыльца. – А ты?»

«Да я никогда не трушу, – солгал старший брат. – Чего тут бояться-то?»

Как же он ошибался.

Панда вгляделся в мрачные воды. Люси было четырнадцать, когда умерла ее мать. Если бы они с Кертисом попали к Мэту и Нили Джорик, его брат был бы еще жив. Люси успешно совершила то, чего не смог сделать он: защитила свою сестренку. А Кертис сейчас лежал в могиле, когда сестра Люси под сенью семьи готовилась к поступлению в колледж.