Ульяна Соболева - Черные Вороны. Паутина

Она отодвинула папки в стороны и сказала:

— Ты теперь видишь? Ты видишь это, — швыряя папки на стол. — Таких, как ты, тысячи, десятки тысяч. Да, это неправильно. Да, это больно. Только знаешь, в чем разница? У них нет того, что есть у тебя… Нет тех, кому они нужны… Вот и думай теперь, сколько еще времени ты готова потратить на жалость к самой себе.

Внутри я словно сжалась в комок, хотелось принять позу эмбриона, забраться под одеяло, удрать на необитаемый остров — только бы остаться сейчас одной. Мне казалось, что у меня получилось отгородить себя от других надежной стеной, и вот сейчас она покрылась глубокими трещинами. Я слушала эту женщину и понимала, что она права. Что есть в ее словах доля истины. Я и сама хотела справиться со всем этим, но у меня не получалось. Я не знала, почему. Ни таблетки, ни психологи, которые пытались копаться в моей голове — ничего не помогало. И тогда я злилась, чувствуя себя ненормальной, слабой, беззащитной. Вымещая свою злость на тех, кто рядом. Только в школе можно было схлопотать репутацию истерички, поэтому пришлось научиться держать себя в руках и делать это постоянно. А дома… там я была в полной “безнаказанности”.

Я упивалась своей властью… когда нащупала самый верный рычаг, с помощью которого можно было влиять на отца. Это чувство вины.

Я видела его страдания и чувствовала себя садистом, который получает от них удовольствие. Уколоть побольнее. Не ответить на приветствие. Забыть поздравить с днем рождения. Сделать открытку на День Матери, подписать ее словами “Если бы ты была жива, мама, я бы поздравила тебя лично” и бросить на столе его кабинета….

Это больно. Конечно, больно. А мне было хорошо, но только на мгновение. Потому что потом, закрываясь в своей комнате, я чувствовала себя отвратительно. Вместо желаемого облегчения от мести — горькое послевкусие собственной неполноценности. Отталкивала его все больше, а самой становилось все страшнее. Что углубляюсь в свои страхи, что хочу кричать о помощи, а некому.

Настя заметила перепад моего настроения. Мне казалось, она даже хотела меня обнять, но опасалась, что слишком спешит, что я могу сторониться чужих прикосновений.

— Карина, тебе просто нужно помочь. Но ты должна позволить. Открыться. Принять любовь… Поверь мне, это то, что тебе поможет. Ты абсолютно нормальный человек и сможешь научиться опять радоваться жизни.

— Как? Как мне это сделать? — я разрыдалась, в этот раз не сдерживаясь. Потому что это было глупо — корчить из себя героя перед тем, кто видит тебя насквозь.

Сейчас приедет твой отец… У него, когда он услышал, что у тебя неприятности, даже голос изменился. Дрогнул… Как и руки… У такого сильного и грозного. Поверь мне, я знаю что говорю. Я знаю, как помочь. Вам обоим.

— А ты, случаем, не в мачехи мне нацелилась? — хотелось переключиться. Мне стало стыдно за это проявление слабости, и ничего более остроумного придумать не удалось.

— Замуж за Андрея? Не волнуйся, солнышко, я уже в этой кабале побывала. Больше ни за какие деньги… Так что можешь спать спокойно. Я на свободу твоего отца не претендую.

Андрей

Когда раздался телефонный звонок и Афган сказал, что есть уже первые результаты по делу Карины, я, не медля ни минуты, сразу же направился к чудо-хакеру, которого мне посоветовал генерал-чекист. Не обманул, паренек и правда асс в своем деле. Я назначил ему встречу в одном из наших ресторанов и, отдав управляющему распоряжение закрыть заведение на несколько часов, направился туда. Не хотелось, чтобы нам мешали. Подъехав к ресторану, увидел, что он уже на месте. Стоит возле входа, переступая с ноги на ногу, видимо, чувствовал себя не совсем комфортно. Я подошел к нему и протянул руку:

— ​Андрей. Долго пришлось ждать?

Он ответил на рукопожатие, уверенно глядя в глаза:

— ​Глеб. Очень приятно. Нет, я и сам недавно подъехал.

— ​Отлично. Тогда давай пройдем внутрь — там нас никто не побеспокоит.

Мы сели за столик и я, сказав официанту принести нам выпивку, обратился к пареньку.

— ​Ну давай, показывай, что удалось восстановить…

Он вытащил из спортивной сумки флешку и ноутбук, и пока возился со всем этим, я внимательно его рассмотрел. На вид — года 23. Волосы коротко острижены, темно-русые, глаза серые, внешность ничем не примечательна, но располагающая. Не внушает подозрения, я бы даже сказал, умеет казаться незаметным. Вряд ли это случайно, специфика его работы учит особой осторожности.

Я уверен, он чувствовал на себе мой взгляд, но при этом ни разу не обернулся, продолжая делать свое дело. Хорошо владеет собой, ведет себя уверенно и спокойно. Дождавшись, когда загрузится нужное изображение, начал объяснять.

— ​Смотрите, это протоколы по делу об изнасиловании. Данные медицинской экспертизы и так далее. Дальше… Закрывая одни файлы, переходил к другим. Вот снимки убитых охранников, которых положили тогда возле дома вашей… — он запнулся, видимо, задумавшись, как назвать Лену. Жена? Бывшая жена? Любая формулировка сейчас была не подходящей. Поэтому он просто продолжил. — Там, видимо, снайпер работал. До того, как они проникли в дом, убрали всю вашу охрану. Потом один из них отогнал машину и уехал на ней в лес, вместе с трупами внутри. Там ее сожгли… Впрочем, вы все это и так знаете.

Я слушал его и понимал, что теперь мой черед держать себя в руках и не дать ни одной своей эмоции отобразиться на лице. А это, бл****, было трудно. Дьявольски трудно. Потому что перед глазами опять весь этот день пролетел. Как с Максом в машине ехали, шутили, как волновался, как к подъезду подъехал и почувствовал неладное. А сейчас весь этот ужас мы просто раскладывали, словно пазлы, устанавливая очередность чужих действий. Как гребаные ублюдки просто пришли и за несколько минут развалили жизнь нашей семьи, взорвали ее на мелкие осколки, превратили в пыль, которая толстым слоем горечи осела в душе. Не отмыть ее уже… никогда.

Даже скулящая и погребенная заживо Малена не дала мне и мгновения покоя. Эта сука горит в аду, когда-нибудь мы с ней там встретимся и я клянусь, буду закапывать ее каждый день. Слушать, как умоляет пощадить, как впивается в деревянные доски ногтями, срывая их до мяса, как бьется головой о крышку, задыхаясь от паники и нехватки воздуха … и молчать. Наслаждаясь предсмертными криками, ее страхом и мучениями. И знать, что завтра все это повторится опять.

— ​Да, знаю. Дальше… — ответил и как будто не узнал собственный голос. Захотелось прокашляться.

— ​Вот запись с камер видеонаблюдения, машину зафиксировали на нескольких перекрестках.

— ​Да, я помню. Пробивали тогда автомобиль, только никаких серьезных зацепок найти не удалось…