Лиза Хилтон - Ультима

– Система «горячих столов», – объяснил Руперт. – Ввели в прошлом году. Так работа идет динамичнее.

– А это июльский каталог? – спросила я, показывая на работы импрессионистов на одном из экранов.

– Именно так! Аукцион будет огромный. Наш первый опыт работы с американским двадцатым веком. Мы очень много ожидаем от де Кунинга.

– Какого именно?

– Ну-у-у-у, вообще-то, мы выставляем «Пересечение».

– Ого! – присвистнула я. – Ничего себе!

Де Кунинг на данный момент считался самым дорогим художником в мире, последние цены на его работы превышали триста миллионов фунтов.

– Также мы обнаружили, что наши клиенты предпочитают более широкие географические и хронологические рамки, и теперь пытаемся делать все продажи разнообразными.

– Это такой правильный ход с вашей стороны, Руперт! – заморгала я. – Все эти старые категории уже давно не актуальны .

Ага, а еще, если включить всех самых модных художников в одну продажу, то покупатели будут биться за каждую работу и цены автоматически взлетят.

– Хотите зайти в мой кабинет, Элизабет?

Система «горячих столов» кресла босса явно не касалась. Тем более он бы и не смог из-за состояния здоровья и избыточного веса.

В обитую кожей дверь кабинета Руперта постучали.

– А это наш Чарли. Чарли Иглз, главный аукционист, – произнес Руперт с фирменной корпоративной улыбкой, но в голосе прозвучала плохо скрываемая ненависть.

– Значит, это вы та самая девушка, которая нашла Гогена!

Низкий, протяжный голос принадлежал мужчине примерно моего возраста с густыми темными волосами, доходившими до воротничка приталенной рубашки «Тернбулл и Ассер». Высокий, стройный, без галстука, с теннисным загаром и ледяными голубыми глазами. Он посмотрел на меня так же приветливо, как гремучая змея смотрит на кролика.

– Элизабет Тирлинк. Кажется, мы с вами встречались. – Я протянула ему руку, но он наклонился и идеально исполнил поцелуй в обе щеки, умудрившись не коснуться меня.

На самом деле мы с ним, конечно, не встречались, но Иглзу на это было ровным счетом наплевать. Аукционный дом выписал его из Нью-Йорка, после того как Иглз провел несколько сезонов аукционов с рекордными продажами для компании, которую мы всегда называли «другим местом». В статье в журнале «Вог» говорилось, что для него характерно уникально бездумное сочетание элитного шика и делового стиля. Он красовался на главной странице сайта Mr Porter, встречался с достаточно знаменитыми актрисами, чтобы попасть на страницы журнала «Жара», и имел два миллиона подписчиков в «Инстаграме». Мне стало почти жалко Руперта. Иглз наверняка полный мудак, но меня бы это не остановило.

– Итак, теперь Чарли с нами, – процедил Руперт, многозначительно поглядывая на часы, – и мы можем начинать.

– Прости, Рупс, – с небрежной наглостью покачал головой Чарльз. – У меня ланч в «Изабель». Сам понимаешь. – Он подмигнул мне с таким видом, будто мы с ним – банда.

Руперт подошел к двери и хлопнул в ладоши:

– Народ! Давайте собираться! Это Элизабет Тирлинк из «Джентилески». И я очень надеюсь, то есть мы все очень надеемся, что она привезла нам Гогена!

Сотрудники отдела стали заходить в кабинет Руперта, а я открыла свой ноутбук, отметив, что Пандоры среди них не было. Все уже устроились на местах и умолкли, но я еще немного выдержала паузу, чтобы подогреть их нетерпение. Чарльз читал сообщения с телефона, прислонившись к стене.

– Готовы? Благодарю вас! Итак, я владею независимой галереей в Венеции. В прошлом году я проводила экспертизу архивных полотен банка «Сосьете мутуале» в Палермо, и эта картина привлекла мое внимание. – Я вывела на экран первый слайд презентации, непритязательный снимок, который мы сделали вместе с Ли, – наша картина на белом фоне. Все собравшиеся подались вперед, даже Чарльз. – Я сразу же отметила, что…

Я не стала подробно описывать свою радость в тот момент, когда с восторгом поняла, что передо мной – потенциальный шедевр. Такие истории годятся для любителей или для пресс-релизов. Здесь собрались профессионалы, которых интересуют мельчайшие подробности нашего дела, не более того. Четко, практично, бесстрастно – вот как мне стоило вести себя в этом окружении.

Поэтому я сразу перешла к истории полотна, своему расследованию, провенансу. Обрисовала работу, которую проделала Марианджела, добавив, что она работает в той же технике снятия лака, которую использовал Музей Гетти в Нью-Йорке при экспертизе «Королевского конца» Гогена. Все вежливо рассмеялись, услышав историю о томатном соусе, с умным видом покивали, когда я говорила о дендрохронологической экспертизе. Я рассказала об анализе состава красок, о корреляции с творческим процессом Гогена. Не запинаясь, четко, уверенно – все, как я мечтала когда-то давно, работая в этом самом здании. Я мечтала выступать перед этими людьми, чтобы они внимательно и с уважением слушали то, что я говорю. Глядя на их лица, я наблюдала за их реакцией, смотрела, как их надежда постепенно превращается в веру, как в них возникает страсть, самый важный элемент любого дела, потребность поклонников искусства верить. На последнем слайде моей презентации была цитата самого Гогена:

Источник моего творчества – в моей голове, и больше нигде. Я обладаю силой, потому что другим людям никогда не сбить меня с курса, потому что я всегда делаю то, что во мне есть.

– Разумеется, – добавила я под конец, одарив Руперта самым смиренным взглядом Мадонны, на какой только была способна, – настоящие эксперты здесь вы, и вам решать, верны ли… мои предположения. Ради всех нас искренне надеюсь, что так и окажется. Спасибо за внимание!

Присутствовавшие громко зааплодировали, а я скромно потупилась. На несколько волшебных секунд я и сама практически поверила в свою историю. Даже вселенная решила мне подыграть, и за окном, над площадью Сент-Джеймс, появилась радуга. Победа, триумф, отмщение. Вот только как и почти все в твоей жизни – это невероятный обман.

Извинившись, я вышла в туалет, не забыв спросить, где он находится. Учитывая все вводные, я не удивилась бы водяному экрану, отсутствию разделения на мужской и женский туалеты и уборной в японском стиле, но на самом деле в женском туалете до сих пор был привычный ряд знакомых мне кабинок. Из-за одной из закрытых дверей я услышала чей-то плач. Сдавленные всхлипывания и рыдания, кто-то явно пытался успокоиться, но чувства брали свое, и истерика не прекращалась. Это были слезы ярости. Наверняка Пандора. Я провела достаточно времени, пытаясь сдержать свою ярость в этих кабинках, чтобы узнать звуки, которые издает женщина, о которую вытер ноги Руперт. Поэтому я решила задержаться у раковины и подождать, пока она не выйдет.