Лиза Хилтон - Ультима

После жалких лихорадочных попыток что-то сделать с лицом и прической перед зеркалом в перламутровом свете ванной, я поняла, что это бесполезно, быстро покрасить волосы все равно не получится. Если Анджелика меня узнает, продажа сорвется, а потом… Я вспомнила яму, выкопанную Сальваторе в раскаленной жесткой земле. Жуткое зрелище вдруг встало у меня перед глазами. Делать нечего, надо хотя бы попробовать выиграть время. В Сидерно мне так и не удалось дойти до салона, и после нескольких месяцев без ухода мои волосы, к сожалению, были слишком похожи на шевелюру Джудит. Запрокинув голову, чтобы расчесать волосы, я вдруг обратила внимание на серебристый шрам на щеке. Я уже привыкла замазывать его тональником, но перед перелетом макияж делать не стала. А вот у Джудит Рэшли шрамов не было. С помощью помады и ватного диска мне удалось слегка подчеркнуть его – не сильно, но достаточно, чтобы он бросался в глаза. Еще я могла говорить с преувеличенным европейским акцентом. По легенде, придуманной мной для Элизабет Тирлинк, она была родом из Швейцарии. Взяв себя в руки, я позвонила на ресепшен.

– Это мисс Тирлинк, из двести третьего. Скажите, пожалуйста, мисс Бельвуар, чтобы она подождала меня в «Ле фюмуаре». Я прошу прощения за задержку и скоро спущусь.

Времени как раз семь вечера, самое время выпить чего-нибудь. Бар «Ле фюмуар» оформлен в стиле ар-деко, в духе опиумных заведений рубежа веков, к тому же там было строго запрещено фотографировать. Элвина Спенсера, кстати, подвела именно одержимость селфи.

Анджелика встала, чтобы поприветстовать меня, как только я вошла в бар. Высокая, худощавая блондинка, она совсем не изменилась. На ней было модное платье в пол от «Дольче и Габбана» с принтом «фарфалле», а на мне – хлопковая рубашка и джинсы, мятые и грязные после дороги. Да, Анджелика всегда умела заставить меня почувствовать себя неловко. Ладно, играем дальше, подумала я и уверенно протянула ей руку:

– Элизабет Тирлинк. Прошу прощения, я не рассчитывала… Вы, наверное…

– Анджелика. Анджелика Бельвуар. Руперт прислал меня встретить вас. Мы все типа в полном восторге!

Пока все шло очень мило, но во взгляде Анджелики сквозила несвойственная ей раньше подозрительность.

– Руперт?

– А, ну да, извините. Я раньше работала в «Британских картинах», сейчас ушла на фриланс. Работаю на них, помогаю им типа с аккаунтами в соцсетях.

– Потрясающе!

Официант поставил перед нами два бокала шампанского. Мы сделали по глотку, я выжидающе улыбнулась.

– Ага, точно, потрясающе!

Я продолжала молча улыбаться и совершенно не собиралась облегчать ей дело. Сердце колотилось так сильно, что мне даже было странно, что она не слышит этого звука, заглушающего ненавязчивую фортепьянную музыку, доносившуюся из лаундж-зоны. Анджелика расправила плечи. Некоторое время я подумывала вылить на нее шампанское, а потом сбежать.

– Ой, чуть не забыла! Руперт просил передать!

Бесплатные каталоги июльского аукциона с глянцевой репродукцией «Девушки с веером II». Она выглядела роскошно, просто роскошно. Я с вежливым видом пролистала весь каталог.

– У нас еще будет де Кунинг и еще всякие суперштуки, типа там Сезанн, Утрилло.

– Замечательно!

– Итак, – продолжала Анджелика, знакомым жестом откидывая волосы с лица, – конечно, перед аукционом нам необходимо повысить паблисити и всем рассказать о вашей поразительной находке! Это будет мегасобытие! – воскликнула она и начала объяснять свою «стратегию» ведения аккаунта в Инстаграме, но я перебила ее.

– Анджелика, извините за странный вопрос, но вы, случайно, не знакомы с молодым человеком по имени Элвин Спенсер? – внезапно спросила я.

Если она что-то заподозрила, лучше застать ее врасплох. Анджелика замолчала, и я внимательно вгляделась в ее лицо. Неловкость, но не удивление.

– Я так рада, что вы спросили… Ваше имя показалось мне знакомым, видела как-то на Фейсбуке. Пыталась вам написать в прошлом году, но…

Я удалила все аккаунты «Джентилески» в соцсетях вскоре после того, как мы с Элвином познакомились.

– У меня многое поменялось, и я стала работать только с частными клиентами, закупки, консультирование и так далее. Просто Элвин как-то заходил ко мне в галерею в Венеции. Кажется, в прошлом году. Милый мальчик, как он поживает?

Легко и непринужденно, так держать, Элизабет!

– О, мне так жаль, это очень странная ситуация… Он… он погиб.

– Господи! Ужас какой! Он чем-то болел? Мне он показался вполне…

Теперь мне оставалось только кивать и слушать рассказ Анджелики о трагическом исчезновении Элвина. Незаметно я сделала знак официанту принести нам еще по бокалу, и вскоре она уже рассказывала мне о том, что тело Элвина было обнаружено в Италии. Я издавала общепринятые звуки равнодушного соболезнования, внимательно заглядывала ей в глаза и время от времени касалась ее руки.

– Просто это… так грустно, – закончила она свой рассказ. – Он был таким милым, так любил искусство! Но просто не смог… не смог справиться с зависимостью.

– Ужасно! – согласилась я.

Во всем ее рассказе сквозило какое-то сомнение, отказ верить в то, что нечто столь ужасное могло произойти с кем-то из ее окружения.

– А можно задать вам один вопрос? – подалась вперед она.

Ну вот оно.

– Когда я увидела вас, то решила, что мы знакомы. Я даже вспомнила имя. Вы, случайно, не знаете некую Джудит? Джудит… Рэшфорд, кажется. – Она задала вопрос так непринужденно, что сразу стало ясно, как тщательно она планировала этот разговор.

– К сожалению, никогда о ней не слышала…

– Просто, вы меня извините, надеюсь, я вас не обижу, но вы с ней как две капли воды. Она когда-то работала в «Британских картинах».

– Может быть, у меня есть двойник! – выпалила я и заморгала от ужаса, именно это слово употреблял Элвин.

Анджелика пристально рассматривала меня в красном свете ламп «Ле фюмуара»:

– Хотя, вообще-то, нет… Вы намного красивее, Элизабет!

– Как это мило с вашей стороны, – вздохнула я, прикоснувшись к щеке и внезапно жалея, что освещение такое тусклое. – Я так переживаю из-за шрама! Упала в детстве, когда училась кататься на лыжах…

– О бедняжка, а я-то даже не заметила! А у меня тоже есть шрам! На коленке! Упала в Кицбюэле в десять лет!

Разговор перешел на тему горных склонов, Анджелика сразу расслабилась и перестала подозрительно на меня поглядывать. Да и вообще, это она должна заискивать передо мной, а не наоборот. Пообсуждав в течение пяти минут разные горнолыжные курорты в Альпах, она наконец перешла к делу и рассказала о планируемой фотосессии, которая потом «просочится» в соцсети, чтобы подстегнуть интерес к аукциону. «Скай ньюс» и несколько других еженедельных журналов хотели взять у меня интервью, а это означало, что мне придется позвонить матери. Превосходно! Я слишком долго пробыла за пределами Англии, но перемены, произошедшие с «Британскими картинами», должны были предупредить меня о том, что ожидается настоящая шумиха во всех СМИ. Раньше у меня были другие причины для беспокойства, а теперь оказалось, что мне предстоит еще и сделать подкаст, посвященный Гогену. Когда я работала в аукционном доме, все принимали как должное, что продавцы хотят остаться анонимными – «из частной коллекции» или просто имя арт-дилера, другой информации в каталогах не публиковали. Раньше аукционы были довольно закрытой историей. Большие деньги, конечно, привлекали внимание, но только постфактум. Теперь же все хотели стать звездами, в отчаянии пели перед зеркалом в спальне, хотели стать избранными, хотели выйти в финал. Анджелика с гордостью сообщила мне, что у нее тридцать три тысячи фолловеров в Инстаграме, и я поняла, что она разбирается во всем этом куда лучше меня. Как хорошо, что она наконец-то нашла свою нишу, если селфи на благотворительных показах мод можно назвать карьерой, но мне, если честно, эта история казалась грустной. И все-таки, ну почему в ее присутствии я всегда чувствую себя провинциалкой?