Лиза Хилтон - Ультима

– Простите, Элизабет, – быстро заморгав и оглядевшись по сторонам, спохватился Роберт. – Дежавю случилось. Докуривайте, если хотите.

– Нет, что вы! Тем более я обычно не курю. Пойдемте наверх.

Если бы у меня когда-то была мечта стать знаменитой, я бы наслаждалась следующими днями. На фоне летнего затишья репортеры ухватились за историю о бесценном шедевре, много лет провисевшем на кухне и оставшемся незамеченным. Элизабет Тирлинк, «Девушка, которая нашла Гогена», купалась в лучах славы. У нее брали интервью для «Скай ньюс», она болтала со знаменитостями в гримерках, пока ей пудрили лицо, послушно позировала фотографам на парадной лестнице аукционного дома и на благотворительном обеде в галерее «Белый куб» в пользу некоего проекта «Художники за единство». Почтовый ящик галереи «Джентилески» ломился от приглашений на вернисажи, вечеринки, конференции. Элизабет дала два интервью итальянским газетам и одно «Правде», а еще она улыбалась, улыбалась, улыбалась…

Поскольку избавиться от Анджелики Бельвуар не представлялось возможным, я решила нейтрализовать ее, став ей новой лучшей подружкой. Сначала мы порхали в лучах славы с коктейльной вечеринки на фотосессию и обратно, и время от времени я замечала, что она с сомнением поглядывает на меня, задумчиво морща свой изящный носик. Но состояние недоумения в принципе нормально для человека с таким коэффициентом интеллекта, как у Анджелики, и ей куда проще было решить, что Элизабет, с которой к тому же у нее полностью совпадают вкусы, – та, за кого себя выдает. Чем чаще Анджелика будет общаться с «Элизабет», решила я, тем реже она будет вспоминать Джудит. Я сделала аккаунт на Инстаграме, @gauguingirl, только для того, чтобы стать ее фолловером и писать «круууууто» или «ооооо, как миииило» под каждым ее постом. После продажи мы планировали летом вместе поехать на Ибицу. Анджелика даже предложила познакомить меня с ее братом и его женой, когда я в следующий раз буду на Манхэттене. Я не была точно уверена, что Эмили Пост смогла бы дать мне дельный совет насчет того, как, согласно этикету, следует представляться членам семьи убиенного тобой человека, но это меня особо не волновало. Меня куда больше занимали планы, которые я начала строить еще в Калабрии и срок выполнения которых неумолимо приближался.

Да Сильва будет в Лондоне во время аукциона, но, думаю, он попытается убедить меня все-таки вернуться в Италию после продажи. Какой-то запас времени у меня есть. Он незнаком с порядком делопроизводства в «Британских картинах», а потому можно придумать встречу, документы, которые необходимо подписать для осуществления трансфера на «Сосьете мутуале», куда они по официальной версии и должны были попасть. По моим подсчетам, я могла выиграть около четырех-пяти часов – этого достаточно, чтобы сесть на поезд «Евростар» до Парижа. Не дальше. Он может воспользоваться своим положением в финансовой полиции, и если у него возникнут подозрения, то меня остановят на границе. Но зато он ничего не знал о ван Донгене, преспокойно ожидавшем меня в банковском сейфе за городом. Это будет моя страховка. Я съездила на вокзал Сент-Панкрас и купила билет первого класса в один конец за наличные, а потом оставила его в камере хранения в соседнем магазине (380 метров от вокзала, если верить полезному веб-сайту), чтобы забрать на следующий день после продажи. Нельзя было рисковать, да Сильва мог найти билет среди моих вещей, если бы решил разнюхать, как обстоят дела. И что потом?

Об этом я особо не думала, поскольку дата просмотра картины неумолимо приближалась и я все время думала то о мужчине, гниющем в албанской земле, то о Сальваторе, копающем для меня могилу. По ночам я видела во сне накрашенные губы Маккензи Пратт, движущиеся, словно жвала богомола. Но мне надо было просто как-то дожить до аукциона. Что же до Руперта, то он уже потирал ручонки, предвкушая жирный куш, который оторвет аукционный дом, поэтому совершенно забыл свою минуту сомнения, хотя я на всякий случай больше в его присутствии никогда не закуривала.

Однако я оказалась права, опасаясь Маккензи Пратт. Первый удар она нанесла в форме авторской колонки, которая появилась в «Гардиан» за два дня до просмотра. Пратт в статье называли уважаемым искусствоведом международного уровня, а суть колонки сводилась к тому, что «Британские картины» не имеют права продавать «предполагаемого» Гогена по той причине, что он был расистом, эксплуататором и колониалистом, насиловавшим юных полинезийских девушек. Уже через пять секунд все нищие кулацкие подпевалы Интернета вопили, что картину нужно отозвать с торгов. Некоторые даже предлагали бойкотировать аукцион, хотя, как заметил в разговоре со мной в тот вечер за столиком в «Айви клаб» Чарльз Иглз, об этом беспокоиться не стоит, потому что люди, пишущие в «Твиттере» о том, что аукционный дом является отвратительным бастионом привилегированной элиты, в любом случае не могут себе позволить даже самый дешевый из выставленных на аукцион лотов. По мнению Чарльза, весь этот скандал мог сказаться на продаже исключительно положительно.

Однако Маккензи была твердо намерена убрать «Девушку с веером II» и на колонке в газете не остановилась. Я как раз раскладывала одежду на постели в люксе «Клариджа», выбирая наряд для просмотра, когда позвонил Руперт:

– Элизабет? Простите, что побеспокоил вас. Не могли бы вы приехать ко мне в офис? Боюсь, дело серьезное.

Я как раз пыталась выбрать между платьем-миди с открытой спиной от «Тиби» и платьем в пол от Лорана Муре, оба цвета слоновой кости. В платье Лорана Муре я немного походила на невесту. Отвечая Руперту, я заставила себя продолжать разглаживать слегка смявшуюся юбку.

– А в чем дело? Какие-то проблемы?

– Можно сказать и так, но я предпочел бы переговорить лично.

– Как это загадочно, Руперт! – кокетливо отозвалась я, но он холодно заявил мне, что будет в офисе через пятнадцать минут.

– С утра мне позвонил Соломон Мэтис.

– Мэтис? Зачем?

Мэтис – человек серьезный, куратор Музея королевы Софии в Мадриде, где он проводил большую ретроспективу работ Гогена два года назад.

– Сказал, что ему позвонила Маккензи Пратт.

– Продолжайте, – ответила я, чувствуя, как внутри все сжалось.

– Соломон сказал, что она позвонила не только ему, но и многим другим экспертам, и сообщила, что ваша картина – подделка.

Ваша картина. Значит, теперь уже не «наша», а «ваша». Изменение первой согласной – верный признак того, что крыса готова бежать с тонущего корабля.

– Не понимаю, в чем дело, Руперт. Мисс Пратт даже не видела картину.

– Не видела, зато видела вас. В Фолькванге в Эссене. Говорит, что вы фотографировали «Девушку с веером». И с вами был некий китайский коллега.