Лиза Хилтон - Ультима

– Только не говорите, что вы не знали о том, что я была в Эссене! Я писала об этом в своем исследовании. Разумеется, мне необходимо было самой увидеть единственную известную версию картины. Думаю, мы оба понимаем, куда клонит мисс Пратт.

Понятно куда: Китай, особенно Пекин, – основной центр талантливых художников, изготавливающих подделки. Маккензи ударила точно в цель.

– Давайте не будем говорить о вызывающем и крайне непрофессиональном поведении мисс Пратт. Она все же коллекционер, а не специалист. Руперт, я обратилась к вам с лучшими намерениями. Рассказала вам о том, почему считаю, что эта картина является подлинником работы Гогена, и отдала ее вам и специалистам «Британских картин» на экспертизу, чтобы вы проверили мою гипотезу. И это вы, а не я сочли картину подлинником!

– Конечно, Элизабет, конечно, я вовсе не хотел…

– Мисс Пратт, – перебила его я, – имеет идеологические возражения против Гогена и открыто высказывает их. Если вы серьезно относитесь к ее грязным инсинуациям и они для вас важнее мнения ваших собственных специалистов, у вас нет выбора. Отзовите картину.

– Я совершенно не собирался…

– Просто отзовите ее, и все! Моя репутация как арт-дилера, конечно, не имеет такого веса, как репутация аукционного дома, однако я должна заботиться о себе. Не сомневаюсь, мой клиент меня поддержит, и если у вас есть хотя бы малейшее сомнение в подлинности картины, ее необходимо немедленно снять с аукциона!

Я была уверена, что Руперт не примет мое предложение. Просто-напросто картина могла потенциально принести «Британским картинам» огромную прибыль, к тому же снятие картины с аукциона крайне негативно скажется на их репутации. Моя готовность отозвать картину только укрепила его уверенность в невозможности такого варианта.

– Послушайте, Руперт, – сказала я чуть мягче, – эта Пратт занимается охотой на ведьм. Неужели вы опуститесь до ее уровня? Станете оценивать работы художника по его личной жизни? Я знаю, что на аукцион выставлен ее Утрилло. Для вас это важный художник. Хорошо, пусть она имеет свою точку зрения. Ей шлея под хвост попала, она считает поведение Гогена аморальным – алкоголик, сифилитик, женился на тринадцатилетней, ну и что? Картина остается картиной.

– Завтра она будет на просмотре, – задумчиво отозвался он.

– Тем лучше. Мы же все взрослые люди, так? Я так понимаю, что она не угрожает снять свою картину с аукциона, правильно? Думаю, можно посмотреть, где начинается и где заканчивается ее принципиальность. Так что, если вы не настроены снимать с торгов «Девушку с веером II», просто не делайте этого, вот и все.

В конце концов я все-таки выбрала платье от Лорана Муре – сдержанное, безукоризненное. Я планировала приехать на показ ровно к шести, надеясь впервые увидеть Гогена после нашего расставания, но перед выходом я позвонила да Сильве в Рим. Мы продолжали созваниваться каждый день, а еще я, разумеется, регулярно проверяла его письма Разнатовичу, хотя в последнее время новых указаний по поводу «актива» не поступало. Перед тем как набрать его номер, я отправила ему ссылку на скандальную колонку Маккензи Пратт о Гогене.

– Так все в порядке? – спросил он. – Сделка состоится?

Я прекрасно знала, что ему до меня нет дела, но почему-то меня все равно задело, что ему наплевать на все, кроме сделки.

– А почему она не должна состояться?

– А у тебя все в порядке?

– А почему у меня что-то должно быть не в порядке?

– Мне жаль, что я не могу быть с тобой сегодня.

– Я же тебе сказала, все в порядке. Картина продастся. Волноваться не о чем.

В холле меня радостно приветствовала Пандора Смит. Она выглядела намного лучше, чем в нашу последнюю встречу, хотя ее черное облегающее платье-футляр портили слишком толстые, выделяющиеся под тканью колготки.

– Как я рада вас видеть! Надеюсь, вам понравится оформление!

Гогену отвели целую стену выставочного пространства холла. Картину закрепили на фетре глубокого зеленого оттенка, подчеркивавшего насыщенность теней.

– Идеальное решение! Отличная работа!

Сделав шаг назад, как будто для того, чтобы оценить картину в интерьере, я внимательно пригляделась к нижнему левому углу. На мой взгляд, с мазками все было отлично, но, с другой стороны, я не эксперт по Гогену. Пандора уже взялась за дело, оживленно рассказывая о картине пожилой австралийской паре.

– Это потрясающий пример его позднего периода, – говорила она. – Эту работу отличает именно невероятная плавность мазков. Мы будто ощущаем его освобождение! – рассказывала она, а пара с серьезным видом кивала, послушно глядя то в каталог, то на картину. Боже храни эту девочку!

– А я тебя видела! – раздался голос откуда-то сзади на уровне моего локтя, я не спеша обернулась и внимательно посмотрела сверху вниз на Маккензи Пратт.

– Прошу прощения, мне кажется, мы не знакомы? – ледяным тоном ответила я.

– Я тебя видела в Эссене. Тебя и твоего приятеля-китайца!

– Ах вот оно что. Значит, это вы та самая Маккензи. Как поживаете? Меня зовут Элизабет. Я прочитала вашу статейку. Довольно… впечатляюще.

– Ты хоть знаешь, что он сделал с этими девочками? – прошипела она. – С теми, которых рисовал? Он заразил их сифилисом! А им было-то по тринадцать-четырнадцать лет! Ты об этом знала? Сифилисом!

Австралийская пара потихоньку отошла подальше.

– Интересный вопрос, правда? Неужели мы начнем оценивать не произведения художника, а его жизнь? Утрилло, к примеру, – законченный алкоголик! Кажется, у него были проблемы из-за того, что он демонстрировал свое хозяйство школьницам? И все же его работы…

Я занудно читала лекцию, причем достаточно долго, чтобы зал успел наполниться болтающими посетителями, заняв Пратт якобы цивилизованной дискуссией. Я не видела ее глаз за темными стеклами вечных очков, но поскольку я не собиралась сдаваться, она захлопала широкими рукавами кимоно от «Этро», словно встревоженный пингвин.

– Элизабет! – окликнула меня Анджелика, с телефоном на изготовку. – Дорогая, пару снимков?

Я помахала ей рукой и картинно закатила глаза высоко над стриженой головой Маккензи, так что та и не заметила.

– Рада наконец-то познакомиться, Маккензи! Удачи на аукционе!

Зал был уже переполнен людьми, и остаток вечера я Маккензи не видела. Руперт подошел ко мне, когда я уже забирала пальто из гардероба.

– Все хорошо, Элизабет? Я видел, как вы разговаривали с Маккензи.

– Все в порядке.

– Тут такая неловкая ситуация вышла… Видите вон того парня? Это Вилли Новак. – Руперт показал на худого пожилого мужчину в обтягивающих фиолетовых джинсах, с аккуратно уложенными надо лбом седыми волосами. – На следующей неделе он устраивает для нас вечеринку в честь начала аукциона в своем поместье в Сассексе. И, судя по всему, он пригласил и эту Пратт.