Александр Слепаков - Вся история Фролова, советского вампира

Капитан Гурницкий перечитал написанное и обратился к Ярузельскому, передавая ему листок:

– Towarzyszu Generale, w ten sposób, jak mi się wydaje, ma wyglądać ten akapit [1] Так, товарищ генерал, как мне представляется, должен выглядеть этот абзац. .

Генерал прочитал написанное и сказал:

– Towarzyszu kapitanie, nalegam, aby zostało użyte sformułowanie: «wierna zasadom leninowskim Polska Zjednoczona Partia Robotnicza prowadzi polski naród bok o bok z braterskim narodem radzieckim ku zwycięstwu ideałów komunistycznych» [2] Товарищ капитан, я настаиваю на том, чтобы мы использовали формулировку «верная ленинским принципам Польская объединенная рабочая партия ведет польский народ плечом к плечу с братским советским народом к победе коммунистических идеалов». .

– Jednakże, towarzyszu generale, – начал капитан Гурницкий, – ważam, że to sformułowanie zostanie źle przyjęte przez określone środowiska inteligencjij na tle narastającego kryzysu [3] Но, товарищ генерал, я считаю, что такая формулировка будет плохо воспринята определенными кругами интеллигенции на фоне обострения кризиса. .

– Towarzyszu kapitanie, przecież już dyskutowaliśmy nad tym, – спокойно заметил генерал. – Zwrot jest skierowany do towarzysza Breżniewa, głowy Państwa Radzieckiego, nie zaś do określonych środowisk naszej iinteligencji [4] Капитан, ведь мы уже обсуждали это. Обращение адресовано товарищу Брежневу, главе Советского государства, а не определенным кругам нашей интеллигенции. .

– Nalegam na bardziej powściągliwe sformułowanie, aby nie wzbudzać emocji [5] Я настаиваю на более сдержанной формулировке, чтобы не возбуждать эмоций. , – резко возразил капитан.

– Jednakże, gdy powstrzyma Pan własne emocj, – спокойно продолжал генерал, – powinien będzie Pan się zgodzić z tym, że nie istnieje powściągliwe sformułowaniе, które byłoby w stanie zadowolić te pańskie «określone środowiska naszej inteligencji». Tego sformułowania po prostu nie ma w przyrodzie [6] Но если вы сдержите ваши собственные эмоции, вы должны будете согласиться с тем, что нет такой сдержанной формулировки, которая могла бы удовлетворить эти «определенные круги нашей интеллигенции». Этой формулировки просто не существует. .

А про себя генерал подумал: «Если бы мы даже объявили Советскому Союзу войну, они и так бы возмущались, что мы использовали недостаточно резкие выражения. Генерал поморщился.

– Lecz w zaistniałej sytuacji, – продолжал возражать капитан Гурницкий, – jestem stanowczo przeciwnym wspomnienia «zasad leninowskich» [7] Но в сложившейся ситуации я категорически против упоминания «ленинских принципов». .

– Towarzyszu kapitanie, – невозмутимым голосом возражал Ярузельский, – składamy życzenia Breżniewowi z okazji urodzin. Zwyczajny zdrowy rozsądek nakazuje, abyśmy używali słów i wyrażeń, których człowiek ten po nas się spodziewa i jest w stanie zrozumieć. Jesteśmy zobligowani do brania pod uwagę nie tylko reakcji na nasze słowa wewnątrz kraju, lecz też reakcji naszych najbliższych sojuszników [8] Товарищ капитан, мы поздравляем Брежнева с днем рождения. Простой здравый смысл подсказывает нам, что нужно использовать слова и выражения, которые этот человек ожидает услышать и в состоянии понять. И мы обязаны принимать во внимание не только реакцию на наши слова внутри страны, но также и реакцию наших ближайших союзников. .

А про себя генерал подумал: «…którym wystarczy wyprowadzić czołgi z miasteczek wojskowych, jak po dwóch godzinach zajmą pozycje, czyniące bezsensownym każdy nasz opór» [9] …которым стоит вывести танки из военных городков, и за два часа они займут позиции, делающие бессмысленным любое наше сопротивление. .

– Lecz, towarzyszu generale, – продолжал Гурницкий, – czyżby nie wypadało nam jednakowo w sposób mocniejszy zaakcentować niezależność naszego państwa, pamiętając o naszej godności narodowej [10] Но, товарищ генерал, не следует ли нам все-таки сильнее акцентировать независимость нашего государства, не забывая также о нашем национальном достоинстве. .

Генерал поднял голову и, спокойно глядя прямо в глаза капитану Гурницкому, сказал:

– Jestem wdzięczny wam, towarzyszu kapitanie, za to, że przypomnieliście mi o naszej godności narodowej [11] Я благодарен вам, товарищ капитан, за то, что вы напомнили мне о нашем национальном достоинстве. , – последовавшая за этими словами пауза не была и не должна была быть длинной, капитан Гурницкий очень хорошо понял какую он допустил бестактность. Но генерал в вопросах такта был безупречен. Он не сказал – кто ты такой, чтобы учить меня, фронтового офицера, дошедшего до Берлина национальному достоинству? Всего этого генерал не сказал, понимая, что достаточно небольшой паузы, чтобы капитан Гурницкий сам понял. И он не ошибся.

– Pragnę, z kolei, przypomnieć wam, – продолжал генерал, – iż socjalistyczna Polska jest wiernym sojusznikiem ZSRR. A zatem proszę was jutro przed ósmą rano o złożenie tekstu zmienionego zgodnie z moimi uwagami. Możecie iść [12] Я хочу, в свою очередь, напомнить вам, что социалистическая Польша является верным союзником СССР. Я прошу вас, завтра к восьми часам утра предоставить текст, измененный строго в соответствии с моими замечаниями. Вы можете идти. .

Капитан Гурницкий встал.

– Proszę mi wybaczyć [13] Прошу меня извинить. , – сказал он.

Генерал Ярузельский кивнул головой, давая понять, что извинения приняты.

Капитан собрал страницы текста, положил их в портфель, наклонил голову. Генерал, привстав, ещё раз кивнул головой в ответ. Капитан повернулся, вышел из кабинета и закрыл за собой дверь.

Ярузельский встал из-за стола, открыл портфель, знаменитый свой портфель, который подчинённые генерала между собой называли «блин» из-за его неспособности сохранять вертикальное положение. Обычный самый простой канцелярский портфель. Генерал положил в него две папки, застегнул и поднял взгляд от стола.

Перед ним, с другой стороны стола, стоял мужчина, одетый в тёмный пиджак и светло-серую рубашку. С первого взгляда было ясно, что это житель села, а не города – и пиджак не городской, и рубашка не городская, и кепка на голове не городская.

Не произнося никакого приветствия, мужчина проговорил по-русски сочетание цифр и ещё несколько слов. Генерал Ярузельский услышал пароль, о котором они когда-то условились с товарищем Мартиросяном, генерал-майором ГРУ. Это был контакт с Министерством обороны Советского Союза, особо секретный, личный контакт с товарищем Мартиросяном. Контакт параллельный всем другим контактам с официальными государственными и военными структурами.

Генерал понимал, что нет никакой необходимости отвечать условным словесным кодом, потому что человек, которого он видел перед собой, не был и не мог быть офицером разведки, вообще каким-либо офицером или каким бы то ни было военнослужащим, потому что человек этот был неживой.

– Вы, товарищ генерал, не бойтесь, – сказал мужчина.

– Да, конечно, – ответил генерал на безукоризненном русском языке. – Не беспокойтесь, пожалуйста. Мне приходилось видеть вампиров и во время войны, и после. Но в обычаях ГРУ это что-то новое.

Генерал Ярузельский смотрел на Фролова спокойно, внимательно, без малейших признаков страха, совершенно так, как если бы Фролов был живой.

– Я тоже видел вампира на войне, – сказал Фролов.