Александр Слепаков - Вся история Фролова, советского вампира

Чтобы сгладить возникшую неловкость, директор совхоза выступил вперёд и тоже громко сказал:

– Позвольте, товарищи, от вашего имени поблагодарить секретаря райкома партии товарища Хорошеева Виктора Петровича за большую помощь, которую он оказал нам в тяжёлую минуту. Партия всегда там, где трудно! – и он громко захлопал в ладоши. А про себя подумал: «Уехал бы ты побыстрее». Мужики из вежливости и по привычке поддержали его аплодисментами.

Секретарь райкома партии, одобрительно улыбаясь, протянул руку директору совхоза, их рукопожатие длилось несколько секунд, было крепким, мужским, и пока оно продолжалось, аплодисменты не утихали.

Участковый с облегчением засунул пистолет в кобуру и подошёл к Степану.

– Он бы меня и тронуть не успел, ты его на мушке держал, – сказал Степан, – не зря меня зовут, как твоего отца.

– А ты что, правда умирать собрался? – спросил участковый.

– Да нет, это я так сказал, – отмахнулся Степан. – Ну, когда придёт время, умру спокойно, есть кому меня заменить.

Гущин при всех этих событиях не присутствовал. Когда люди Снегирёва приходили за Тамарой, Гущина, к счастью, не было. Исключительно удачное совпадение, слава богу, он был в командировке. Причём очень далеко, аж на Новосибирских островах.

Его командировка была по линии международной организации, которая занималась спасением популяции белых медведей в Арктике. Белый медведь вообще-то в тысяча девятьсот восемьдесят первом году находился под угрозой. Опасность исходила не от охотников, которым, кстати, запретили на него охотиться. А от загрязнения природы. Гущин не очень хорошо понимал, чем можно помочь, как он может запретить армии оставлять после себя военный мусор, но поехать и увидеть Крайний Север он давно хотел.

Природу загрязняют все. Но, например, американцам просто по фигу. А у советских людей загрязнение природы основано на совершенно другом принципе. Принципе космичности.

У нас городской житель – вчерашний крестьянин. Такой, как я. У крестьянина космос начинается прямо за порогом дома. А горожанин, чтобы попасть в космос, едет на природу. Крестьянин живёт в космосе, а космос огромен. Бесконечен. И поэтому зас*ать его весь невозможно никак. Значит, церемониться с ним вообще нет смысла. То есть у нас взгляд на экологию более сложный, чем у американцев. Но результат похожий.

Я иду по городу, везде встречаю привет с широких просторов. Вот клумба огорожена заборчиком, сваренным из железной арматуры. Её, то есть арматуру, создали, чтобы она, залитая бетоном, никогда не увидела божьего света. А здесь используют для красоты. Почему? Потому что нашли брошенной на дороге. Не покупали, взяли из природы, то есть из космоса. То же самое стёртые покрышки от грузовиков. Вкопанные в землю до половины, покрашенные жёлтой краской, они огораживают собой детскую площадку. «Не выбрасывайте старый телевизор. Освободите ящик от кинескопа и прочего хлама, насыпьте в него земли и посадите фикус. Когда фикус вырастет, это станет отличным украшением для вашего балкона». У вещей есть свой язык. И созданные в этой традиции вещи говорят человеку: «Ты умрёшь. Мы были арматурой, покрышками и телевизором. А теперь мы умерли, и ты окружил себя нашими трупами. И ты тоже умрёшь».

Я думаю, это явление сыграло важную роль в разрушении СССР. Изуродовав среду своего обитания, человек рвётся из неё куда-нибудь. Не важно куда. Лишь бы – прочь…

Но вернёмся к белым медведям.

Оказалось, что им мешают, например, брошенные на берегу ржавые бочки с остатками солярки. Из-за этих бочек не приплывают на берег тюлени. Им не нравится солярка. И белым медведям без тюленей нечего кушать.

Из Тикси на Большой Ляховский остров их перебросили вертолётом. То есть Гущина, Дато Мерабишвили из Московского университета, канадца Майкла из Торонто и девушку-журналистку из «Комсомольской правды». Она писала материал про зимовщиков. И ей надо было на зимовку.

Канадец оказался рядом. Всю дорогу он орал Гущину, пытаясь перекричать двигатель вертолёта, как он любит Достоевского.

На зимовку и попали. По плану мероприятия. Дато, как главный в группе, привёз с собой огромную кастрюлю маринованной свинины на шашлык. Мясо организовали для гостей по линии райкома партии. Зимовщики, а именно Пётр, Глеб и Димон, мясу очень обрадовались. Появилась водка, которую девушка-журналистка пила очень хорошо. День заканчивался. День… То есть дня как такового не было. Была всё время ночь.

Дато пожарил шашлыки под навесом. Канадец, полный лысоватый парень, пытавшийся говорить по-русски, поел шашлыка, очень похвалил, потом разомлел от водки и заснул прямо на стуле. Его отвели на кровать.

Девушка наконец осмелилась задать зимовщикам свой главный вопрос, который, конечно же, в материал не предназначался. А именно: как они тут по несколько месяцев обходятся без женщин. Молодой Димон смутился, начал бормотать что-то про стиральную машину, которая у них есть. Девушка кивала. Потом она куда-то делась, и пропал также Дато. Про белых медведей за весь вечер никто не вспомнил.

Гущин блаженствовал. Он сидел один за столом, Димон мыл посуду, Пётр и Глеб пошли что-то писать в журнал. Было тихо. Димон сказал, что ветра почти нет, а есть северное сияние.

Гущин оделся и потихоньку вышел из дома. На северное сияние он хотел смотреть в уединении. Мороз был около сорока. Терпимо.

Северное сияние стояло в небе как стены крепости. Стены света, нерушимые, неправдоподобно гигантские и лёгкие, висящие в небе, не падающие на землю. Но, казалось, вот сейчас они упадут, висят последнее мгновение. Глядя на них, Гущин подумал, что время остановилось. От переживаний ему захотелось закурить. Он был в шерстяных перчатках, а руки держал в карманах пуховика. Там же были и сигареты с зажигалкой. Он закурил, но руку с сигаретой пробирал холод. А гасить сигарету сразу тоже не хотелось.

Дверь сарая открылась. «Пётр? Глеб? Вот кто со мной покурит», – подумал Гущин. «Такое впечатление, – опять подумал он, – что Глеб наклонился и что-то ищет у двери».

Потом всё стало похоже на мультфильм.

Из открывшейся двери вышел белый медведь. Он вышел совершенно естественно, как будто так и надо. Ну, зашёл медведь в сарай перекусить. «Тюленей нет, бочки с соляркой сами жрите. Тут, правда, у вас крупа. Как уважающий себя медведь, я на крупу не кидаюсь. Но в сарай почему не зайти?» Вот сейчас сказочный медведь закроет за собой дверь на щеколду, сядет на велосипед…

Вместо этого медведь довольно бодро затрусил в сторону Гущина.

Это несправедливо. Человек преодолел тысячи километров, чтобы спасать белого медведя. А тот вместо благодарности…