Александр Слепаков - Вся история Фролова, советского вампира

– Я, конечно, чувствую определённую скованность, – проговорил Гущин.

Подземный человек улыбнулся. Видно было, что он понимает не только смысл слов, но и оттенки, интонации. И никаких признаков враждебности он не проявлял.

– Я знаю много про людей наверху, – сказал он, – но никогда не говорил ни с одним. Тебе не позавидуешь, сначала – медведь, потом – она.

– Откуда ты знаешь про медведя? – спросил Гущин.

– Это не важно, – ответил человек, – я не успею тебе объяснить, а ты не сможешь этим пользоваться.

– Тебе не холодно тут? – Гущин зябко поёжился.

– Я тут живу, – снова улыбнулся человек, – я люблю лёд. Здесь очень красиво.

– Но здесь темно. Что можно увидеть в темноте?

– Здесь много света, – возразил человек. – Есть разные источники света, и я его иначе воспринимаю.

– До сих пор не могу поверить, что тебя вижу, – сказал Гущин. – Но… ты же не ждал меня здесь?

– Нет, я прихожу сюда, чтобы слушать ваши разговоры наверху.

– Нехорошо подслушивать чужие разговоры. – Теперь и Гущин улыбнулся в ответ.

– Это лучше, чем резать лягушек, как вы это делаете.

– Ты занимаешься наукой?

– Можно это так назвать.

– Я тоже. Вы жители другого мира. Как учёный, я должен первым делом спросить, как вы размножаетесь. Но я кажется, догадываюсь.

Тут великан рассмеялся.

– Да, – сказал он, – это смешно. Древние расы говорят друг с другом, и им нечего сказать, кроме острот.

– Я рад, что ты так же, как и я, не любишь пафоса. – Гущин тоже улыбался. – Ты говоришь о рептилии: «она». Значит, она – самка?

– Самка, – подтвердил подземный человек.

– Чем ты её кормишь? – спросил Гущин.

– Ты хочешь узнать про неё? – Человек стал серьёзен. – Она и ей подобные нужны, чтобы вы нас не нашли. Тут, внизу, происходят вещи, которые вы ещё не в состоянии понять. Это связано с тем, что вы называете смертью и адом. Один ваш поэт описал, как другой поэт водил его по подземельям. Он забыл упомянуть, что доходил этому поэту как раз до пупка. Ты не сможешь понять, о чём я говорю. Вам сюда нельзя попадать живыми. Это очень опасно для вас. Рептилии хранят вас от этого, внушают вам страх. Страх темноты в подземных пещерах. Вы сами не знаете, чего вы боитесь. На самом деле вы боитесь их.

– Далеко отсюда такая же рептилия недавно выходила на поверхность, – сказал Гущин.

– Это очень редко, но бывает. Их выманивают сумасшедшие идиоты. Они думают, что могут их контролировать. Использовать для своих целей. Я не знал об этом, наверное, это где-то очень далеко. Я уверен, её уже забрали. Она не может жить на поверхности.

– Да и наши были не в восторге, – добавил Гущин.

– Я уверен, её уже забрали, – повторил подземный человек.

Теперь он сидел на корточках напротив Гущина, огромный, спокойный, прекрасный, как полубог из греческих легенд.

– Ты сказал слово «пафос», – снова заговорил он. – Что означает это слово?

Гущин растерялся. Человек, живущий под землёй, понимал, что значат для людей на поверхности понятия «смерть» и «ад». Но для него самого они означают, по-видимому, что-то другое. Как ему объяснить, что такое пафос?

– Представь себе, – сказал Гущин, – что я обратился бы к тебе так: «О собрат по разуму из другого мира! Человек с поверхности земли приветствует тебя!»

– Я бы решил, что ты придурок, – честно сказал великан.

– Это и есть пафос, – суммировал Гущин.

– Я понял тебя. – Он улыбался Гущину, он весь сиял. – Как я рад, что именно ты провалился сюда ко мне. Мы смогли обменяться смыслами. Это и есть контакт между двумя мирами. Извини за пафос.

– А можно спросить, почему вы такие большие? – окончательно осмелел Гущин.

– Просто другая раса, – сказал великан. – На земле когда-то жили люди намного меньше вас. Наверное, и сейчас живут.

Теперь и Гущин понял, что тут есть какой-то свет, кроме фонаря. Фонарь великана уже почти не светил, а Гущин всё прекрасно видел. Они были внутри огромного ледяного кристалла. Кристалл это излучал спокойный матовый, тихий свет, почти не ощутимый, но присутствующий, висящий в пространстве, немного похожий на северное сияние. Свет был не сплошной, неоднородный, как будто зернистый. Мерцающий, переходящий с одного места на другое, лежащий на предметах, как матовый белый порошок.

Гущину было видно, что внутри кристалла высятся огромные своды, но они не пустые, их образует структура льда. И ещё лёд уходит вниз, так далеко, что дна не видно.

Лицо человека напротив было неподвижно, в глазах отражался свет ледяной пещеры, а за его спиной, у входа в огромную ледяную пещеру, замерла рептилия. Её «лицо» тоже было неподвижно.

Человек снова улыбнулся.

– Ты видишь, как это красиво, – сказал великан.

Гущин молчал.

– К тебе сейчас спустятся, – снова заговорил подземный человек. – Не рассказывай им обо мне.

– Можно мне прикоснуться к тебе? – спросил Гущин.

Человек протянул вперёд руку, ладонью к Гущину. Гущин снял перчатку и тоже протянул к нему руку. Он почувствовал большую тёплую ладонь, огромную, вдвое больше, чем его. И вспомнил, что отец тоже однажды протянул ему ладонь. И она тоже была большая, намного больше, чем его. Отец исчез из жизни Гущина очень давно, воспоминаний о нём почти не сохранилось…

– Я тоже люблю смотреть на северное сияние, – сказал великан, – я понимаю тебя.

Гущин ничего не ответил. Он не мог найти слов.

После короткого молчания человек сказал:

– Ей можешь рассказать. Она уже была в подземелье. Видела реку. За тобой идут… Я тоже буду тебя помнить.

Он сделал несколько шагов назад, продолжая смотреть на Гущина, потом повернулся и ушёл в пещеру. Рептилия ещё раньше успела исчезнуть.

Сверху раздался крик:

– Гу-у-ущин!

– Я здесь! – крикнул в ответ Гущин. – Я здесь!

Рядом с ним упал альпинистский трос, и он услышал, как кто-то спускается к нему по этому тросу. Это был Димон, аспирант кафедры океанологии Новосибирского университета.

– Руки-ноги целы? – крикнул Димон.

– Всё в порядке, – громко ответил Гущин, – только сигареты кончились.

Гущин смотрел на Димона с любопытством. Вот кто научил подземного человека русскому языку. Но обсуждать эту тему, конечно, не имеет смысла.

Работники совхоза Усьман стояли на берегу Дарьинского озера и ждали, не появится ли снова на поверхности огромная голова рептилии. Но она больше не появлялась. В конце концов люди стали расходиться. Директор совхоза посадил в машину секретаря райкома, участкового, Степана, ну и Иевлеву, конечно. Иевлева тактично села на заднее сиденье рядом с участковым, чтобы секретарю райкома не пришлось жаться там – аж так близко к народу. Директор высадил её у дома Елизаветы Петровны, а участкового со Степаном довёз до дома участкового.