Александр Слепаков - Вся история Фролова, советского вампира

– Беги с ним быстро к фельдшеру, – крикнула Иевлева участковому.

Тот схватил брата за здоровую руку и потащил его. Они побежали в сторону медпункта.

Иевлева помогла Петровне подняться, та отряхивала налипший на пальто снег. Тут только Иевлева поняла, что Степан не дышит. Она кинулась на колени перед ним, стала его ощупывать.

– Не старайся. – Петровна присела рядом с ней. – Ты, может, руками и лечишь, но из мёртвых не воскрешаешь. Царствие ему небесное. Хороший был человек. Редкий человек. На таких земля держится. Я бы его любила, но… не судьба была встретиться.

Теперь молчала Иевлева.

– И ещё троих не воскресишь, – продолжала Петровна. – Фролов, пока из деревни шёл, троих успел того… ну… сама понимаешь. У него раны были вон какие. Что ему было делать? Теперь-то его раны зажили. А ведь ты почти утихомирила его. Откуда у тебя дар этот, успокаивать? Может, он бы и пришёл в себя. Он начал уже приходить, когда тот ему в спину выстрелил. Ой, беда так беда. Троих.

– Откуда вы знаете? – спросила Иевлева. Ей не хотелось верить.

– Знаю, и всё, – ответила Петровна. – Всегда такая была. И мать такая была. И бабка. Та вообще любую болезнь заговорами лечила. Пошепчет, бывало, и проходит болезнь. И денег не брала. Только просила, чтоб попу не говорить.

Они стояли, вслушивались, сами не понимали, а что они, собственно, пытаются услышать. Вслушивались и молчали.

И наконец они услышали. С той стороны, где кладбище, стал долетать звук, который ни с чем перепутать было нельзя. Это был одновременно вой, свист и стон. Не очень громкий, но звук этот был так устроен, что его было слышно очень далеко.

Стояла тихая-тихая ночь. Не было ни ветра, ни снега, ни дождя. Удивительная тишина. И в ней – совсем не громкий, но отлично различимый вой. Вой, полный невыразимой тоски. Каждый, кто слышал этот вой, сразу чувствовал, что звучащая в этом вое тоска – это его тоска, это отчаяние и безумие, касающееся непосредственно его. Его тела. Вой тела, потерявшего контроль над собой. Вой тела, сошедшего с ума. У тела есть свой ум и своя душа. И это ум тела и душа тела выли от безысходности. И человек, слышащий этот вой, воспринимал его именно непосредственно телом. Потому что тело одного человека похоже на тело другого человека намного больше, чем одна душа похожа на другую душу. Самое ужасное, что было в этом вое, это его мгновенная понятность. И именно то, что становилось понятно, было для живого человека совершенно непереносимо.

Люди бежали на площадь кто с чем. С топорами, с косами, но многие с ружьями.

Иевлеву кто-то схватил за рукав. Она обернулась и увидела Сильвию. Та, ни слова не говоря, тащила её прочь, за пазик. Иевлева не сопротивлялась. Только когда они зашли за пазик и стали выбираться с площади, какой-то мужик вдруг узнал Иевлеву и заорал:

– Вот она – ведьма, сучья тварь!

Хотя у него вышло скорее визгливо и не очень страшно, толпа услышала этот крик и качнулась в их сторону. Но тут вспыхнул пазик. То ли там загорелось от вырванных проводов, то ли кто-то поджёг. Но пазик вспыхнул так, как будто это был большой факел в форме автобуса. Площадь осветилась огнём. Люди отпрянули. Елизавета Петровна закричала неправдоподобно громко, на всю площадь:

– Уберите лапищи, никто кроме неё вам не поможет.

На площади стало тихо. Слышен был только треск огня в полыхающем пазике.

Вдруг в наступившей тишине кто-то крикнул:

– В огонь её!

– В огонь! – заревела толпа и снова придвинулась.

Но Сильвия уже бежала, таща Иевлеву к стоящей с открытыми дверьми «семёрке», а неизвестно откуда взявшийся родственник Петровны, бывший опальный сельский журналист, отбрасывал всех, кто пытался им помешать.

Может, толпа и смяла бы их. Но у них появился неожиданный союзник. Из темноты выскочили двое, которых деревня тоже помнила, условно называя их – «два амбала». Только теперь жители хутора смогли вполне оценить справедливость этого определения.

Один амбал стал у машины, никому не давая подойти к ней. Другой сразу оттеснил толпу, действуя с такой энергией, что почему-то даже ослеплённые бешенством мужики отступали перед ним.

Сильвия села за руль, один из амбалов засунул в машину Иевлеву, другой сел сам рядом с ней. Машина рванулась и, огибая толпу, пролетела по клумбе, которая летом засаживалась цветами. Понеслась решительно прямо на мужика, кинувшегося наперерез. Мужик отскочил, машина вылетела с площади и понеслась к реке.

– Откуда ты взялась, ты же уехала? – спросила Иевлева глуховатым голосом, глядя перед собой.

– До Аксая я доехала, – ответила Сильвия, – но как-то всё медленнее и медленнее ехалось. Перед мостом я остановилась, развернулась и под крики моего любовника поехала обратно. Кстати, это он поджёг автобус. По моему приказу. Я ему дала бутылку ацетона.

– Девушка, – обратился к Сильвии сидящий рядом с Иевлевой гигант, – а вы, извиняюсь, ротой не пробовали командовать?

– А что? – спросила Сильвия мрачновато.

– Мне кажется, у вас талант. Я вас приглашаю на военную службу. Группа неофициально «вампирский спецназ» называется. ГРУ Минобороны. Соглашайтесь.

– Да, – отозвалась Сильвия, помолчав. – Как говорится, не в бровь, а в глаз. Это вас Фролов тренировал?

– Нас, – ответил амбал.

– Хорошо, я подумаю, – пообещала Сильвия.

– Я серьёзно говорю, – продолжал амбал. – А куда едем?

– Как куда? – переспросила Сильвия. – На кладбище, естественно.

В гуле толпы сначала тонул ещё какой-то непонятный звук. Его отлично знал директор совхоза, ещё несколько мужиков, из которых одни помнили войну, другие уже в мирное время в армии слышали этот звук. Низкий гул и рокот.

Мужики вышли из толпы, внимательно прислушиваясь. Звук наконец усилился настолько, что не заметить его уже было нельзя. Один из мужиков наконец крикнул:

– Танки!

На площадь хлынул свет фар. Со стороны реки, но не по дороге, чтобы её не уродовать, а прямо по склону от реки шли две машины. Они прибавили обороты на крутом участке подъёма, влезли наверх и остановились.

От здания конторы влево был магазин сельпо, а за ним до самой дороги и дальше за дорогой – открытое пространство. Танки остановились на самом краю этого пространства, за дорогой, далеко от площади и от скопления людей. Выключили дальний свет, но моторы не выключили. Отсюда с площади их было отлично видно. Две наковальни размером с дом.

Танки редко выезжали за пределы военной части. Для жителей хутора, даже для механизаторов-трактористов танк был машиной из другой жизни, из какой-то параллельной действительности, которая, может, и недалеко, но за большим забором, там, куда вход строго воспрещён, куда обычному человеку нельзя. И, значит, там жизнь не обычная, в смысле – не обыденная. Там ползают по полю полушария на гусеницах и стреляют из пушек и пулемётов, а управляют этими горами металла люди, которые сидят внутри. И эти люди, получается, весят десятки тонн и плюются огнём на километры.