Александр Слепаков - Вся история Фролова, советского вампира

И конечно, настроение толпы сразу изменилось при появлении танков. Никому и в голову не пришло, что танки могут им лично чем-то угрожать. Например, открыть огонь из пулемётов по толпе. Но танки, вне всякого сомнения, представляли советскую власть. И хотя воля народа важнее всего, но без разрешения советской власти и Коммунистической партии никто никого ни хватать, ни тем более кидать в огонь не будет – это совершенно исключено! Это вообще невозможно. Это всё равно что головой пробивать танковую броню.

Вампир, конечно, с**а, и раз он опять появился и на людей кидается, и к тому же пьёт кровь… а он, гад, совсем ох**ел, и пьёт кровь так, что человек сразу ласты отбрасывает… Значит, надо его кончать всем миром. Иначе как спать ложиться? Это в своём доме нельзя нормально лечь спать. Потому что ложишься в свою, понимаешь, кровать и не знаешь, проснёшься ты в родном совхозе или в раю с Лениным и Карлом Марксом. И детей тоже страшно спать укладывать. Тем более утром был крокодил. Вечером вампир. Это что за социалистическая действительность такая? Так же нельзя жить!

Но, с другой стороны, танки так просто по улицам тоже не ездят. Раз пустили танки, значит, очень серьёзно наверху всё понимают. И Фролов, гад, будь он сто раз вампир, так просто на танк не попрёт. Значит, думают там наверху. Про народ не забывают. Вон они стоят – утюги, б****. Давай, с**а-вампир, попробуй на вкус броневую сталь.

Но если как следует прислушаться, то вой, доносившийся с кладбища, не стих. Двигатели не ревут, спокойно рокочут на холостом ходу. И если выйти из толпы, то слышно, хоть и не громко, но очень явственно. Вернее, то слышно, то не слышно. Но непонятно, то ли он прекратился, то ли его всё-таки заглушает звук работающих моторов. Но если он затих – то откуда известно, что он не раздастся опять, например, через пять минут. А если он просто заглушается шумом моторов, то тогда ещё хуже. То место, откуда этот вой долетает… надо туда идти и с**у эту вампирскую на части рвать. А место это – кладбище, кстати, потому что вой долетает с той стороны. Собственно говоря, на площади делать было больше нечего. Тем более что пазик догорел, и от него шёл густой, исключительно вонючий дым.

Как только народ пошёл с площади, танки развернулись и ушли вниз по склону.

Когда Сильвия подъехала к воротам, она обнаружила, что кладбищем интересуются не только они. Там стояла уже командирская машина, из неё выпрыгнул офицер и пошёл к Жоре, вылезшему из «семёрки» и помогавшему выходить Иевлевой.

– Ну что, товарищ полковник, – крикнул Жора, – как он там?

Полковник сначала длинно и витиевато выругался, потом его взгляд упал на присутствующих женщин, и он попросил прощения.

– Не нужно стеснять себя, товарищ полковник, – сказала Сильвия. – Мы с подругой тоже охотно выразились бы подобным образом, если бы это могло чем-то помочь.

– Я не знаю, что делать, – проговорила Иевлева как-то скорее на вдохе, чем на выдохе.

В наступившей тишине вдруг опять явственно донёсся с кладбища свистящий вой.

– Я не знаю, что делать, – повторила Иевлева.

– А кто вы вообще такие? – удивился полковник.

– Долго рассказывать, – мрачно сказала Сильвия. – Мы имеем к нему самое непосредственное отношение.

– То есть?

– Давайте сейчас не будем друг друга расспрашивать, – попросила Иевлева. – Когда я видела его в последний раз, с ним было всё в порядке. Вы не знаете, что с ним случилось?

– Он был в командировке, – ответил полковник.

– В какой командировке? – вскрикнула Иевлева. – Вы с ума сошли! Вы что, командировочные ему платили?

– Командировочных не платили, – ответил полковник, – но он ездил далеко. Не было другого выхода. После этого всё и началось.

– Куда ездил? Мне Петровна сказала, что он с военными какими-то бегал. Это с вами, что ли?

– Ну, с нами. Вы, может быть, знаете, как ему помочь?

– К нему сейчас нельзя подходить.

– А я всё-таки попробую.

– Что вы попробуете? – не поняла Иевлева.

– Пойду просто посижу с ним, – ответил полковник. – Пусть он знает, что он не один.

– Это опасно не только для вас, но и для него, – начала Сильвия.

Но Иевлева перебила:

– А что, может быть, это единственное, что нам осталось.

– Тогда и я пойду, – сказал Жора.

– Вам не надо ходить, – обратилась Сильвия к Жоре.

– Почему? Вам страшно остаться одной?

– Ну, прямо сразу страшно! Вы ж меня на военную службу приглашали. Но вы такой большой, такой, извините, полнокровный. Не ходите, ему будет полегче.

Снизу со стороны косогора к воротам кладбища подошёл ещё один офицер, в кожаном танкистском шлеме.

– Олег, – сказал он Пальчикову, – я им приказал, если народ появится – они прожекторы включат, моторы заведут, – думаю, этого достаточно будет… Ну как там? – он кивнул в сторону кладбища, откуда доносился приглушенный свистящий вой.

– Ну сам же слышишь, что хреново, – ответил Пальчиков. – Мы тут решили пойти посидеть с ним. Только мне страшно женщину с собой забирать. А она говорит, что всё равно хочет идти.

– А вы кто такая? – спросил офицер-танкист. Ведь он, как и Пальчиков, не знал Иевлеву.

– Почему я вообще разрешения должна спрашивать? – возмутилась Иевлева. – Я что – мобилизованная?

Она повернулась к ним спиной и торопливо пошла между могилами, туда, где раздавался вой. Пальчиков зажёг фонарь, и они с Пушкарёвым торопливо пошли вслед за ней.

Они увидели фанерную тумбу с красной звездой. На тумбе была надпись «Фролов Василий Петрович». И даты жизни. Перед этой тумбой на коленях стояла гигантская фигура, и, задрав ужасную маску, совсем не похожую на человеческое лицо, к небу, это существо издавало свой горестный свистящий вой.

Подполковник Пушкарёв оказался к нему ближе всех, потому что Иевлевой и спешившему за ней Пальчикову пришлось обходить могилу какой-то старухи. Не колеблясь ни одной секунды, подполковник подошёл к этому стоящему на коленях великану, тронул его за плечо и прямо в жуткую повернувшуюся к нему маску сказал:

– Слышь, мужик, мы тут с тобой побудем!

Маска смотрела на мужчину в кожаном танкистском шлеме и, кажется, хотела что-то сказать, но сведённые судорогой губы не пропустили слов.

Подполковник сел на скамейку у соседней могилы, достал сигареты, одну сунул себе в рот, потом протянул пачку Фролову и спросил:

– Куришь?

Маска отрицательно помотала головой.

– А ты закури, – сказал танкист, – может, тебе легче станет.

Великан неуверенно протянул руку. Но лапа у него была такая большая, что, конечно, сигарету из пачки он достать не мог. Пушкарёв вытащил сигарету сам и протянул Фролову. Пальчиков с Иевлевой, стоявшие с другой стороне могилы, тоже протянули руки и взяли себе по сигарете.