Александр Слепаков - Вся история Фролова, советского вампира

– Товарищи, – сказал офицер, – территория оцеплена, вход строго воспрещён. Никакой опасности для жителей села нет. Просим всех разойтись.

Танки действовали на толпу безотказно, самим своим видом. Настолько красноречивым, что агрессивность толпы сразу резко пошла на спад. Танки очень сильно, если можно так это определить, отвлекали народ от мыслей про вампира. Они были почти таким же сильным фактором, привлекающим внимание, как и сам вампир. Только положительным. Чего стоил хотя бы тот факт, что башни четырёх машин, то есть всех, кроме головной, были повёрнуты не к хутору, а к кладбищу. Эти пушки, направленные на вампира, не могли не действовать успокоительно. Из толпы даже посыпались какие-то весёлые намёки, связанные с торчащими вверх стволами. Офицер спросил:

– Есть тут представители органов советской власти? Попрошу подойти.

К машине вышли из толпы два человека. Это были директор совхоза и участковый. Танкист вылез на броню, спрыгнул на землю. Снял шлем, чтобы облегчить говорящим доступ к микрофону. Показал, куда говорить. Сначала сказал участковый.

– Мужики, – сказал участковый, – опасности для вас и ваших семей никакой уже нет. Тут армия нам помогает. Мы всё контролируем. Поэтому слышали, что товарищ капитан сказал? По домам все идите.

Потом заговорил директор совхоза. Он был немногословен:

– А ну, чтоб духу вашего тут не было. Понятно? Кому не понятно, так объясню, что крепко и надолго запомнит.

Из толпы донеслись какие-то весёлые выкрики, видно было, что на директорскую резкость мужики не обиделись.

Трое самых активных мужиков, воспользовавшись тем, что всё внимание толпы было сосредоточено на танках, а танкистов – на толпе, обошли вокруг косогора и подошли к воротам кладбища. Там они встретили двух амбалов (второй успел подтянуться) и какую-то девушку. Поскольку мужики находились под действием алкоголя, они не испугались ни амбалов, ни, главное, девушки. Наоборот, они почему-то думали, что девушка испугается их. У одного из них в руках был топор, у другого – большой молоток. Третий был с ружьём.

– А вы куда, я извиняюсь? – спросила Сильвия.

– Иди ты на х**! – хором ответили мужики.

– Всему своё время, – ответила Сильвия. – А вам на кладбище нельзя.

– Да иди ж ты на х**, сказано тебе, – мужик замахнулся топором.

Сильвия не отскочила, не закрылась руками, а просто стояла, смотрела мужику в глаза и наконец тихо сказала:

– Что, не терпится на кладбище?

Мужик задумался…

Там, на этом самом кладбище, было что-то страшное, которое убило Мишку и Юрку и Кононовых Петра. И поэтому надо было зарубить это страшное топором. Но вдруг в его мозгу появилась мысль: а что, если это страшное, наоборот, уничтожит его самого? И тогда он, например, никогда уже не выпьет брагу, которая спрятана от жены в сарае за лопатой. Литровая банка с брагой представилась ему так явственно. Вот лопата, прислонённая к стенке сарая возле двери. А за ней так незаметно стоит она. Банка с брагой. Стоит, скрытая от всех. От всего мира. Только ему известно, что она там. Так она там и простоит до весны. Испортится. Найдут её при случае, выльют на помойку. Вот и всё. А может, и не найдут. Жена продаст дом, уедет к сестре в станицу Кущёвскую Краснодарского края. А новые хозяева? Станут они разбирать инструменты в сарае, поднимут лопату, а там стоит банка. А в ней гадость какая-то, вроде уксуса. Новый хозяин – умный мужик. Догадается он, что это была брага. Что спрятали её здесь от пытливого бабьего взгляда. Спрятали толково. Но не выпили. Почему? Всё поймёт умный мужик, новый хозяин. Всё он поймёт. И тогда он скажет…

Тут Сильвии надоело ждать, пока мужик с топором выйдет из мыслительного процесса. Она аккуратным движением забрала у него топор, кинула его через головы мужиков на дорогу, чтобы, возвращаясь, они подняли его. И сказала негромко:

– Домой идите.

И тогда мужики подумали, что, может быть, правда лучше пойти домой. Вот оно, кладбище, только зайти в ворота. Но в ворота зайти нельзя. Перед ними стоит какая-то не то девка, не то баба и стрижёт глазами не хуже самого вампира. А за ней два шкафа, и они сплетут из мужиков половичок. И опасность, подстерегающая на кладбище, вообще не важна, потому что положат их тут на подходе.

Мужики погудели для порядка и пошли обратно, но топор подобрать не забыли.

Из ворот кладбища вышел Пальчиков. Он сказал, обращаясь к Сильвии:

– Майор Ершов просит вас подойти.

Сильвия пошла за Пальчиковым между могилами. В свете ручного фонарика она увидела мужчину в танкистском кожаном шлеме, сидящего на скамейке возле могилы. Рядом с ним сидела Иевлева и держала в своих руках огромную руку гиганта, стоявшего на коленях перед собственной, как она догадалась, могилой.

Майор милиции, который приехал на «Волге» с ростовскими номерами и назвался знакомым Тамары Иевлевой, тоже был здесь, он, собственно, и позвал Сильвию. Он же обратился к военным:

– Товарищ полковник, товарищ подполковник, здесь заканчивается задание для армии и начинается для милиции. Прощаясь, не протягивайте ему руки. Так и ему легче, и вам спокойнее. Вы никогда не узнаете, чего стоило ему ваше присутствие. Как трудно ему было удержать себя. Такая необычная форма боевого братства. Не хуже любой другой. У меня есть определённый опыт общения с такими, как Фролов. Может, он бы и не справился, это могло бы оказаться сильнее его. Но Тамара Борисовна держала его за руку. И ваша верность, смелость или просто непонимание, что вы делаете и чем рискуете, всё это вместе и спасло его в конечном счёте. Спасло в том смысле, что человек в нём не успел умереть… Не знаю, как это сказать… Не суть важно. Главное, что спасло. Товарищи офицеры, благодарю вас, вы свободны.

Пушкарёв и Пальчиков встали, Фролов не мог ещё говорить, но смотрел на них, его маска так до конца и не превратилась в лицо. Но немного разгладилась, и он хотя бы уже не выл и не свистел. Они поняли, что он смотрит на них и видит их, и понимает, кто они. Тогда они оба вытянулись и отдали ему честь. Потом повернулись и пошли к воротам. Слышно было, как хлопнули двери машины, заработал мотор, машина тронулась. Танки внизу тоже, подвыв, развернулись и ушли в сторону базы.

Теперь не было слышно ни моторов, ни толпы… Только шум ветра, который ближе к полуночи подул сильнее. Не было слышно и треска огня, хотя огонь был хорошо виден. Это горел подожжённый соседскими мужиками дом Фролова. Дом, простоявший пустым всё лето, и осень, и начало зимы.

Иевлева держала Фролова за руку. Она ещё раньше заметила, что никаких следов от полученных на площади ран нет. Она не спрашивала себя, убил бы он тех трёх человек по дороге с площади, если бы не был ранен. И почему он ударил Степана. Степан стоял сзади, может, Фролову показалось, что это Степан стрелял. А скорее это просто была неконтролируемая реакция на боль. Сейчас она чувствовала, что он успокаивается, что ей удаётся понемногу успокоить его. Но его тело было огромное, чужое, и оно предъявит свои права. Через час или через несколько часов. И никто не сможет его удержать. И уже он не сможет так, как раньше, осторожно, не убивая… Такой огромный, страшный и такой беззащитный, беспомощный одновременно. Сейчас ему нужно только одно – эта небольшая передышка. Может быть, майор найдёт какой-то выход.