Александр Слепаков - Вся история Фролова, советского вампира

И другие в таком же духе. Ребята мне объяснили, что это акростих. Первые буквы строк составляют слова «солнце мира». Ну и что? Зачем такую муру носить в редакцию? И они правы по-своему. Я им не стал объяснять, кто такой Жугдер Гунгаевич. Они бы и так не поняли. Но про себя подумал: вся эта история начиналась со слов о том, как глубоко суть может быть скрыта за внешней формой, которую ты видишь. Как-то так.

И действительно, Жугдер Гунгаевич был, правда, на этот раз в брюках, а не в трико. Но брюки были глубоко родственны его трико во всём: те же вытянутые колени, тот же торжественно-затрапезный вид. Стихи, конечно, – полный бред, честно говоря. И, написав эту жуткую х**ню, он пошёл её публиковать в газету. Зачем? И какие у ребят после этого шансы понять, увидеть, кто перед ними? Да почти никаких. А меня эти идиотские стихи растрогали. Меня, представляете? После всего, что я уже знал о Жугдере Гунгаевиче, он меня этими дурацкими стихами и идеей отдать их в газету просто добил. Мне стало грустно и интересно.

Поменять Новосибирск на Ростов, конечно, намного легче, если в этом помогает Максим. Максим сказал, что вы́решит квартирный вопрос, и он его вы́решил. Именно вы́решил, по-другому не скажешь. Какими бы сложными комбинациями ни искушала Таисия, она не может, конечно, соперничать с горисполкомом, в ведении которого весь квартирный фонд города. А сам горисполком находится в некоторой степени в ведении Максима. Ну… в достаточной степени, если вспомнить, помощником чьего референта он, Максим, являлся. Папа и мама согласились бы и на однокомнатную квартиру, только недалеко от Тамары. Но тут вмешался Максим, и результатом его вмешательства оказались две трёхкомнатные квартиры в одном доме, в новом, только что построенном доме на Пушкинской, сразу за Домом кино. Папу и маму, как заслуженных ветеранов труда, прикрепили к особой поликлинике. Что поликлиника особая, умная дочь им не сказала. Пусть думают, что просто это их районная поликлиника, тем более что она недалеко – угол Чехова и Энгельса.

К новому году успели с переездом. Вернее, с двумя, а точнее, с тремя. Так как Гущин отдал свои две комнаты на Западном и поселился с Тамарой под одной крышей, в новой трёхкомнатной квартире. На работу он теперь ходил пешком и свой брак с Иевлевой, а они действительно решили пожениться, называл браком по расчёту. Маме и папе Гущин очень понравился. Правда, мама не удержалась и как бы невзначай спросила, не был ли он когда-нибудь в Румынии? Он сказал, что был, а он действительно ездил туда на конференцию с докладом. Маму это совершенно удовлетворило, и больше вопросов она не задавала. Князь?! Неважно.

Действительно неважно, потому что Гущин вёл себя так, как будто его отцовство – это нечто само собой разумеющееся. По жуткому блату достал книгу доктора Спока о том, как воспитывать маленьких детей, прочёл и сказал, что это полный бред. Что мальчика вообще чем меньше воспитываешь, тем он лучше воспитывается. Будущий дедушка поддержал его, будущая бабушка промолчала.

Тамара не скрыла от Гущина, кто отец ребёнка. Гущин информацию перенёс стоически. Тамара не требовала, чтобы он во всё это поверил. Приключения с ящером она пережила в отсутствие Гущина, что было очень хорошо, так как для самого Гущина намного безопаснее. Особенно учитывая то, что случилось с поэтом.

Тамара очень рада была отъезду Гущина после того эпизода, когда вмешалась Сильвия Альбертовна. Какое счастье, что Гущин сотрудничает с Институтом биологии Академии наук. Какое счастье, что они изучают и охраняют белых медведей. И именно на вторую половину ноября назначили экспедицию на остров Большой Ляховский.

Гущин понимал, что Тома не стала бы выдумывать вампира. Она же нормальная женщина. Зачем такое выдумывать? Такое, наоборот, следует скрывать, чтоб не выглядеть одиозно. Но Тома рассказала, скрывать сочла неправильным. Только просила не говорить родителям. Ну, это само собой разумеется. В конце концов, если кто-то должен усыновить ребёнка вампира, пусть это будет доктор биологических наук. «Пусть это будешь ты», – сказала Тамара. И точка. О своих приключениях под землёй, вообще о заговоре Снегирёва Тамара не сказала никому. Даже Гущину. Знала только Сильвия, но она – могила. Это вообще-то, ребята, государственная тайна. Как и лечение пациента, которого является помощником референта Максим. Ни слова. Всегда можно что-то придумать. Ну есть у неё связи, ну помогает она разным людям, а они помогают ей, устраивают квартиры, например. Это же касается здоровья, говорить вообще нельзя. Это понятно. Никто особо и не расспрашивал.

Но и Гущин рассказал ей о своей встрече на острове Большой Ляховский. Тамара выслушала молча. Переспросила только о прикосновении рук. Она была под сильным впечатлением от услышанного. Это для неё как бы ставило точку в истории со Снегирёвым. Гущин сделал, кстати, некоторые анализы материала, который доставил Иевлевой участковый, или, проще выражаясь, г**на крокодила. Да… После этого он несколько дней был задумчив. Не шутил по своему обыкновению. Потом вечером за ужином, спрошенный прямо, что он думает, сказал так:

– Тома, то, что показали анализы, меня испугало. Честное слово. Это как если бы отдалённая часть космоса вдруг оказалась у тебя на балконе. Ты знаешь, какой я любопытный и инфантильный. Но лезть туда за этой рептилией было бы просто безумием. Ты знаешь – почему. Мы никому не должны об этом говорить, никому ничего не показывать. И очень попросить наших знакомых сделать то же самое. Это просто опасно. Мой вердикт: результаты анализов порвать, материал слить в унитаз.

Я так и остался с Сильвой. Она, конечно, человек очень странный. После всего, что с ней было – ничего удивительного. Она мне рассказала такие вещи, что кое-что из этого я бы предпочёл не знать. Она, конечно, сильно изменилась после нашей поездки в Новочеркасск. И особенно после того, как на кладбище на неё вылили ведро воды. Да, очень сильно изменилась. Но в двадцатидвухлетнюю девочку так и не превратилась. Получилась из неё такая дама лет около тридцати, интересная, вполне в моём вкусе. Она сделала себе новые документы, соврав, что потеряла старые. Новый паспорт, новые права. На работе поудивлялись её изменившемуся имиджу, но чего с человеком не сделает диета, спорт… Похудела, помолодела. Ничего страшного, это бывает. И нам бы неплохо, сказали женского пола коллеги по работе. Я сначала продолжал жить в своём подвальчике, часто оставаясь у Сильвы ночевать. Так было и в ночь, когда ей приснился поэт. Так что вообще я стал больше бывать у неё, чем у себя. Но подвальчик за собой сохранил. Всегда лучше иметь поле для манёвра. На всякий случай.