Юлия Панченко - Возмездие (СИ)

Через несколько минут из ресторана вышел мужчина и, не оглядываясь, сел в машину. Отъезжать он не спешил: опустил стекло, закурил. Я притаилась в тени дерева, и как прирожденная шпионка, принялась за ним наблюдать. За тем, как он щурится, глубоко затягиваясь, как алый, но скудный огонек сигареты, освещает его лицо.

Он совсем не изменился за эти годы, разве что одеваться стал иначе. Сегодня на нем были надеты: черный вязаный свитер с невысоким горлом, черные брюки. Строгое серое пальто он небрежно бросил на пассажирское сиденье джипа.

Глядя на лицо — такое знакомое и неизвестное одновременно, у меня дико билось сердце: это, несомненно, он! Все те же хищные, слегка несимметричные черты, светлые волосы в идеальном беспорядке.

На такого мужчину: сильного, уверенного в каждом своем шаге, хотелось смотреть. Им хотелось любоваться издали: так, чтобы он даже не подозревал об интересе. Только так можно любоваться хищником: пантерой, тигром, барсом. Только находясь на большом расстоянии можно остаться не разорванным в клочья, если тигр захочет поиграть.

Какова была вероятность наткнуться на него тут — в совершенно незнакомом городе, какой я выбрала практически наугад? И все же он здесь. Проездом? Не верилось.

Я отступила дальше в тень, а потом отвернулась от высокого внедорожника с самым опасным и странным мужчиной на свете, сидящем на водительском кресле. Отвернулась, и поспешила домой.

Нужно ли говорить, что сон не шел, и я просидела у окна всю ночь. Счастливчик свернулся клубочком на коленях и чутко реагировал на каждое движение.

Думалось много и опять вспоминалось. Я, то плакала, то улыбалась, но в ту ночь совершенно точно поняла — никогда не забуду. Никогда не прощу.

А под утро явилась мысль, от которой снизошел покой. Такое простое решение, единственно верное, что не верилось, как я раньше о нем не догадалась. Чтоб перешагнуть через былое и собрать себя воедино, всего-то и нужно, что отомстить.

***

Отпуск подошел к концу, и я написала заявление на свой счет. Руководство золотодобывающей компании, где я трудилась, на сделку пошло мирно, только покрутило пальцем у виска. Но, мне до начальственных гримас дела не было: денег хватало с головой. Даже выплаченные давным-давно отпускные, нетронутой кучей валялись на банковском счету.

Так что, приступить к осуществлению своего, самую малость безумного, плана, я собралась с легкой душой.

Первым делом я нашла стрельбище. В десятке километров от города, старое, полузаброшенное, заросшее бурьяном аккурат по пояс.

Высокий забор местами покосился, предоставив некоторый обзор, чем я не побрезговала воспользоваться. На территории тут и там стояли хлипкие домишки, больше напоминающие сарайчики, на центральную каменную тропинку покушалась некошеная, пожелтевшая трава, кое-де выросшая по макушку.

От усадьбы веяло неприветливостью. Прибавив к виду заброшенности еще и низкие, свинцовые небеса, что грозили вот-вот свалиться на голову, сыпануть то ли дождем, то ли градом, размером с перепелиное яйцо, я подумала, что вряд ли Вселенная благоволит моей затее. Соглашаясь с мыслями и погодой, ветер солидарно забрался под куртку, ущипнул за живот, и я пожалела, что выбралась из машины.

Впечатление безнадежности и какого-то злого настроя производил и управляющий стрельбища — седой, хмурый дед с густыми, черными бровями. Он встретил у ворот, где я и стояла, оперевшись спиной о водительскую дверцу «Мазды», и сунув замерзшие кисти в узкие карманы.

Дед вышел, окруженный четырьмя здоровенными псами, от вида которых оторопь взяла. Собаки ворчали и терлись об выцветшие брючины хозяина, а тот, увидев меня, не замедлил скрестить руки на груди. Собаки, почуяв хозяйскую враждебность, беззвучно оскалились. Давно заживший укус бешеной дворняжки неприятно заныл.

— Чего тебе, — зыркая из-под своих кустистых бровей, поинтересовался дед.

— Это ведь стрельбище? — игнорируя неприветливость, спросила я в свою очередь.

— Ну, оно самое. Тебе чего надо? — повысил голос дед.

Собаки принялись хлестать себя хвостами.

— Теперь понятно, отчего тут так пусто. Ты, дед, совсем вежливость растерял. Впрочем, как и всех желающих выпустить пулю-другую.

От моей наглости, граничащей с хамством, дед потерял дар речи, но собрался с силами быстро. Нахмурился пуще и спросил сурово:

— Ты-то стрелять собралась? — вышло у него уж больно пренебрежительно.

Я на такое поведение отреагировала привычным пожатием плеч. Внимательно посмотрела старику в глаза и кивнула. Дед, прищурился, подумал минуту, а затем молчаливо посторонился. Собаки же, чувствуя перемену настроения, вдруг замели хвостами, а одна даже вздумала выть. В сочетании с окружающим пейзажем и погодой, получилось жутковато.

Я, бредя за хозяином след в след, тряхнула головой: реакция людей на выражение моего лица и блеск глаз, стала приедаться. Все почему-то принимались соглашаться с моими доводами, просьбами, иногда даже смиряться с откровенным самодурством. Дед вон, тоже не отличился.

Он шел впереди, фальшиво громко шаркая ногами, обутыми в какие-то лапти. Будто нарочно подражал старости, укрепляя известность о бедности пенсионеров. Но, не смотря на шарканье, растянутые треники с обвисшими коленками, дед на вид был довольно крепким — высоким, с прямой спиной, идеальной осанкой и широким разворотом плеч. Как бы ему не хотелось выглядеть жалко — не выходило. Я разглядела и сильные, крепкие руки, что хлопали собак по умным мордам, и жесткость черт, и высокий интеллект в ярких, отнюдь не старческих глазах. К тому же, во всех дедовых движениях угадывалась военная выправка. Впрочем, мнению на этот счет не стоило доверять в полной мере, поскольку военные мне чудились в каждом втором прохожем, а уж в крепком мужчине и подавно.

Мы прошли полигон, завернули за высокую теплицу — что она тут делала, ума не приложу, и очутились перед косым сараем. Дед махнул рукой, давая понять, что дальше пойдет один. Я послушно остановилась. Собаки рассредоточились по территории, и я перестала обращать на них внимание.

Спустя пару минут вернулся дед. Протянул ружье, а я так и осталась стоять — с открытым от удивления, ртом. Подозреваю, что такая гримаса отнюдь не добавляла мне баллов в дедовых глазах, но удивление было искренним во всех проявлениях.

— Что варежку разинула? — прикрикнул старик и потряс рукой. — Бери давай, и хватит уже глазищами зыркать. Поди, не мальчик уже, взгляды твои расшифровывать.

— Ты что, издеваешься, дед? Какое, к черту ружье? Я стрелять приехала из винтовки, в крайнем случае — из пистолета. Или ты думаешь, я на кабана в ближайший ельник с дробиной пойду?

Старик посмотрел на меня как на идиотку, честное слово — не больше и не меньше.