Юлия Панченко - Возмездие (СИ)

— Ладно, раз ты пришла в себя от всего, что было, можно рассказать последние новости. Я, знаешь ли, страсть как тяготилась. Еще неделю назад узнала, — протянула загадочно Маринка, и мне на мгновение показалось, что в ее глазах мелькнула злость.

Она не знала того, что случилось со мной на самом деле, но ее вступление все же насторожило. Что еще там могло случиться?

— Не томи, — уже без улыбки поторопила я.

— Он завел постоянную подружку. Натыкаюсь на них, как назло, чаще обычного, — Маринка зажмурила один глаз, а другим наблюдала за моей реакцией. Только я не могла взять в толк — кто этот загадочный «он».

— Кто? О ком речь? — подняла брови, силясь понять.

— Ты серьезно? — подняла брови подруга. — Вадим твой, чтоб ему провалиться, — Марина опустила глаза, а я молча уставилась на нее.

Я о нем позабыла. Правда.

Новая жизнь была полна заботами, прогулками, кучей работы, беседами с дедом, планами, теперь еще вот Третьим, а что до прошлого — замужества, позорных обвинений, некрасивого развода, всё это осталось далеко-далеко позади.

Напоминание о муже отдалось затаенной болью в груди — далекой, почти неслышной, саднящей. И это ощущение было нормальным: пусть утекло много воды — да, разлюбила, но так и не смогла простить.

— Он давно не мой, — машинально поправила я.

— Да, конечно, прости, если это неприятно.

— Брось, — поморщилась я, хоть приятного, в самом деле, было мало. — И что за подружка? — как на автопилоте поинтересовалась я, хотя ничего слышать не хотелось — неинтересно потому что было.

— Полная твоя противоположность, — хмыкнула Маринка. — Полноватая, коротко стриженная брюнетка. Симпатичная, но с тобой и рядом не стояла.

— Маня, — перебила я, — не старайся, на самом деле мне все равно.

— Ладно, — погрустнела подруга. — Прости.

Помолчали.

Дальше разговор скатился к обсуждению новинок кинематографа, погоды и прочей чепухи. Распрощавшись, виртуально расцеловавшись, мы разошлись спать, ибо время было позднее.

Я выключила ноутбук, откинулась на спинку, запрокинула голову, зажмурилась…

С Вадимом мы познакомились на дне рождения общего знакомого, куда меня занесло совершенно случайно. Он заметно выделялся среди гостей — высокий, широкоплечий красавец-брюнет. Проводил до дома, попросил номер телефона, через час позвонил, а следующим вечером приехал и пригласил на свидание. Я влюбилась в него сразу — с первого взгляда, от того ухаживания принимала охотно.

В то время я училась в университете на первом курсе, и уже в те дни жизнь меня особо не баловала. Я держалась особняком от сокурсников и студентов общего потока — по разным причинам, но в основном от того, что времени для общения, компанейских посиделок — не находилось. Зачеты сдавались с трудом, потому что конспекты списывать было практически не у кого, а посещать абсолютно все лекции не было возможности — следовало работать, чтобы прокормиться. Помню, после подработки, (что я только не делала: переводила на родной язык всякую зарубежную чепуху, раздавала листовки, мыла посуду в китайском ресторане), я спешила на кафедру — попросить у преподавателей планы-конспекты. Мне было необходимо догнать материал, чтобы не нахватать хвостов, и преподаватели, завидев меня в кабинете, не упускали возможности укорить или усовестить. Смотрели они по-разному — одни недоуменно, другие с долей злости и высокомерия. Да, выглядела я так, что никому и в голову не приходило — прогуливаю не потому, что ленива, а потому, что дома есть нечего. Впрочем, находились и те, кто понимал и давал материал без единого лишнего слова.

Особенно меня не любил заведующий кафедрой, чем, безусловно, мне и запомнился. Он был молод, красив, на редкость умен — читал лекции, ни единого раза не заглянув в свой конспект, а спрашивал на семинарах так, что студенты выходили из аудитории с небывалым чувством облегчения, а, бывало, что и в слезах. Еще, наш великолепный Николай Николаевич славился небывалой едкостью и довольно острым чувством юмора. И вот он — сладкая мечта многих студенток (ведь девочки так любят плохих мальчиков), стоило мне переступить порог его святая святых, откладывал в сторону бумаги, которыми до того занимался, и поглядывая с видимым удовольствием, принимался за «десерт».

— «Что, Полещук, — говаривал Николай Николаевич, — решили осчастливить нас своим присутствием? Ах, бросьте, наши крепостные глаза не могут выдержать вашего барского великолепия. Верно, коллеги?» — что бы он ни говорил, всегда обводил взглядом улыбающихся преподавателей.

— «Мы слепнем, неумолимо слепнем, Полещук! Помилуйте, и являйтесь почаще, чтобы наши глаза привыкли к вашей сиятельной особе, или не являйтесь вовсе».

На все такие вот эскапады я реагировала довольно спокойно: улыбалась (полагаю, кривовато), делая вид, что мне не обидно совсем, а на самом же деле — закипала. Хотелось от сердца высказаться, а еще лучше схватить преподавателя за грудки и, нос к носу, приблизившись, сказать, чтоб катился со своими шутками ко всем чертям. Но, ясное дело, молчала — получить диплом стало делом принципа.

Отчего заведующий нашей кафедрой так взъелся, я не знала. Впрочем, может быть, он так общался со всеми.

В то время я была одна. Настолько одна, что даже поговорить было не с кем.

Со школьными друзьями порвала сразу после выпускного — никто из них не поддержал в тяжелую минуту: отвернулись, словно чужими людьми были друг для друга. В принципе, так оно и было, но поняла я это не сразу. Всё ждала звонков, дружеской помощи, но никто так и не позвонил, правда, денег собрали. Хотя, может, финансами скинулись учителя — конверт передавала классная руководитель.

Со своей бедой в эмоциональном плане я справлялась в одиночку. Тогда это было больно — сердце будто сжималось, и сделать вдох удавалось с трудом — сквозь зубы, сквозь многотонную плиту, что давила на грудь. Я почти не плакала, слезы пришли много позже — лились, а я задыхалась, съежившись в комок. Рыдала, и той горечи не было конца.

Причиной всему — и что работать приходилось много, и что друзей растеряла, было горе. За плечами, тяжелыми, черными, совершено не запомнившимися днями, остались похороны родителей. Они попали в автомобильную аварию и оба погибли в одночасье. Это случилось как раз перед выпускными экзаменами, когда уже был выбран ВУЗ, подготовлены документы, а я, как не в себя поглощала килограммами шоколад: зубрила билеты по истории и литературе.

Стоит ли говорить, что известие стало шоком?

Я хотела бросить всё — и экзамены, и поступление, но потом вспомнила, как родители мной гордились, как хотели, чтобы выучилась. Потому постаралась сделать так, чтобы они остались довольны, пусть даже никогда теперь и не узнаю — были ли. С высоты небес, наверное, не так видно, что на Земле творится.