Георгий Мо - Эровый роман. Книга третья

– Забавно! Много пятерок?

– У нас десятибалльная система оценивания знаний студентов. Почти у всех восемь, девять редко. Кое-кому придется пересдать. Все такие умные, хотят быть ударниками за просто так. Но я, даже в лучшем случае, не могу им натянуть на пятерку. Медицина – не та область, где можно закрыть глаза на незнание.

– Ну да.

– Да ну этот зачет! Давай лучше о тебе?! Ты больше вредности не ел?

– Лия! Ну, может, хватит?!

– Просто скажи: ел или нет?

– Ничего я не ел! Скоро с твоим контролем буду жевать только траву, – вновь злился я.

– Но ведь ты понимаешь, как это важно!

– Нет! Я не понимаю! Не понимаю! Но, главное, что я не могу взять и изменить свои привычки по щелчку пальцев!

– Ну, Русте-ем, – голос ее с трепетом дрожал. – Надо постараться. Это просто необходимо! – она с шумом выдохнула. – И почему ты говоришь, что не можешь изменить свои привычки? Ведь ты и раньше не ел особо сладкого. Всегда следил за фигурой. Тебе должно быть легко. Ты просто упрямо сопротивляешься! Что ж! Тогда… Так ты когда к папе летишь?

– Решила сменить тему. Так лучше. Завтра. Я уже купил билет на самолет. Вылет в обед.

– Ты мне обещаешь согласовать свое меню с кухней?

– Уф!

– Ну, пожалуйста-а. Ну, Русте-ем… – снова сладко тянула она.

– Ну, хорошо. Я попробую.

– Ура! Ура! Теперь расскажи, чем ты сегодня занимался.

– Да не знаю. Гулял по городу.

– Ммм. Где гулял?

– Тебе ничего не дадут названия улиц. Ностальгия, воспоминания.

– Воспоминания… Ностальгия… О чем-то? Или…

– Ты снова о ней? Еще скажи, что ты не ревнуешь! Что в очередной раз ты мне выносишь мозг подводками к тому… видел ли я ее?! Нет! Не видел!!!

– Почему ты тогда нервничаешь?

– Я уже устал отчитываться! Я говорил много раз, что я видел ее в последний раз год назад. Все! Больше нас ничего не связывает!

Она замолчала. Больше к теме о Надин не возвращалась. В этот вечер.

– Расскажи мне подробнее о разговоре с Кристиной. Почему она никак не решится на отцовство?

– Она не дает мне точного ответа на этот вопрос. Кажется, что ее что-то гнетет. Скорее всего, страх, что деньги ее смогут разлучить с сыном; что она потом будет корить себя за то, что подписала собственноручно отказ от ребенка.

– И что, даже твои убеждения не помогают ей думать иначе?

– Пойми… Я не хочу на нее давить. Я не хочу приводить сотни доводов к тому, что так будет лучше. Я не знаю… Будет ли так лучше… Но я хочу!

– Конечно, будет! У тебя намного больше возможностей помочь парню. Тем более в нем кровь твоего близкого друга. Он тебе почти как сын.

– Почти как сын. Ты права. Я испытываю странные эмоции рядом с ним. В этом году он стал еще старше. Все отчетливее я узнаю в нем Андрея. Его глаза…

– А твой папа знает о твоем желании…

– Нет! – не дождавшись вопроса, я перебил Лию, почти прокричав гневно. – Ты что! Конечно, не знает!!!

– А что будет, если он узнает? – прозвучало почти шепотом, словно нас могли подслушивать.

– Хы. Скорее всего…

– Не продолжай. Ты всегда с грустью говоришь, когда темы разговоров касаются отца. Кажется, у вас очень тяжелые отношения. Честно! Я не особо понимаю твое сильное желание об усыновлении мальчика, хотя и поддерживаю. Ты бы мог просто помогать ему. Но почему-то не хочешь…

– Не надо! Я говорил тебе много раз. Не лезь в это!

– Я и не лезу, Рустем. Я просто сильно любопытная! И меня это гложет. Я хочу все-все-все знать. Вот такая я!

– Не всегда это полезно.

– Ты еще скажи, что много знать это небезопасно!

– Бывает и так.

– Ой! Не надо мне киношных страстей! Что ты меня пугаешь? Насмотрелся бандитских фильмов? Ох мужчины! Любите вы смотреть всякие стрелялки!

Вокруг отеля, в котором я остановился, стонали как обычно безлико дома. Серые подъезды скалили зло зубы июньскому теплому вечеру. Этот город, по обыкновению, был мрачным и сухим к тем, кто возвращался в него в ностальгической печали. И даже к тем, кто год от года утопал в его жизни безвылазно.

Терпение, с которым жили люди этого города, было на минорной ноте, переросшей в острый хронизм. Апатия часто рождалась в темных улочках и становилась отчаянием. Мир в этом мегаполисе был негармоничным. Здесь можно было пропасть навсегда, не почувствовав никакой отдачи от крохотной надежды выжить. Черные дни протекали на повторе в каждой подворотне. Кто-то еще верил во что-то лучшее, приоткрывая двери для счастья. Но в них могли зайти только воры или убийцы, цинично расправившись над чьим-то ожиданием лучшего. И так летели дни за днями, суета за суетой, будни за буднями, и лишь периодический салют окрашивал этот серый город во что-то яркое. Словно конфетти из разноцветных огней было способно его спасти от мрака.

Раскинув руки от полного сочувствия жизни в таком месте, можно только лететь вниз с моста в реку, которая всегда была одной из визиток этого города. Но его нравственное уродство не позволяло исправить его же серость даже после самопожертвования. Только добавить очередную мерзость и грязь в копилку на и без того окриминаленную столицу региона, но не поменять. Каждый второй житель мог жаловаться и снова терпеть, говоря про достойный финал их жизни. Но город миллионник снова скажет свое тьфу, когда очередные новости озвучат очевидное – ничего не изменилось. День вновь принес по реке новые трупы.

Я уже знал, что в этом месте нельзя мечтать. Город похоронит тебя вместе с твоими крошечными надеждами. Тут можно было ждать лишь одного – смерти. Ну или…, что однажды можно возродиться вновь зеленой травой.

– Красивый закат! – с восторгом озвучила очевидное Лия.

– Правда? По-моему, обычный.

– У нас редко бывают розовые закаты.

– Неправда! Ты просто не замечала! Сидишь вечерами дома за учебниками и никогда не смотрела на небо.

– Не такая я уж и заучка… – голос ее был с нотами обиды, но это было в ее манере: делать его немного детским, игривым, что-то выпрашивающим, например, похвалы.

Блаженные облака заполняли собой все пространство вокруг меня. Солнце, пробираясь сквозь них, разливало по небу розовые краски. Казалось, они пронизаны насквозь жаром огня, похожие на уже потухшие угли, которые слегка извергают языки пламени. Цвета красной охры, пурпура, драгоценного рубина и сам багрянец солнца смешивались с нежными волнами перламутрового счастья вечера. Безмолвное бледно-синее небо отдавалось до конца розовому великолепию. Даже воздух застыл, когда краски стали переплетаться друг с другом.

Магия заката останавливала на себе взгляды. Каждый, кто устремлял свой взор в бездонное небо с замиранием сердца, затаив дыхание, как заколдованные, не мог оторвать взгляда. С особым магнетизмом струилось алое свечение. Бриллиантовыми искрами сверкали небесные волны, которые добрались до самого дальнего края небосклона.