Ада Грин - Нарисованные люди

– Ты дура, Яна Ковалёва, – глубоко вздохнув, декларировала она и рассмеялась, несмотря на пару упавших из глаз слезинок, которые она тут же стерла с деревянной панели между сидениями.

– Сколько прошло времени? – в голове ее все еще каша, но хотя бы конечности начали ощущаться как свои.

– Шестнадцать часов, ты хочешь пить?

– Нет, что бабуля…

– С ней все хорошо, Илья убедил ее, что ты немного перебрала с алкоголем на домашней вечеринке и отсыпаешься, а утром обязательно ей позвонишь и отчитаешься, как плохо не знать собственного алкогольного порога, – Диана склонила голову на изгиб сидения и улыбнулась, поправляя и так хорошо укрывающий девушку плед.

– Как вы нашли меня так быстро? Как вообще узнали, что меня похитили?

– Домой после обеда пришел полицейский с вопросом: «Мы тут узнали, что вас похитили и избили, что вы на это скажете?», – укоризненный взгляд в Дианином исполнении выглядел комично, так что Яна хихикнула. – Тогда я догадалась, что ты пошла в УВД и тебя, возможно, выкрали. Со мной это случилось также быстро. Я позвонила Герцу, и тебя очень оперативно начали искать…

Князева посмотрела на девушку внимательным оценивающим взглядом, словно пыталась определить, стоит начинать другой разговор или нет, но в итоге не сдержалась:

– Яна, чем ты думала? Чем ты думала, когда шла на это? Ты думала о бабушке, о своей жизни? Неужели ты так сильно хотела защитить меня, вроде бы чужого человека, ценой своей жизни? Стать наживкой без группы поддержки? Ты с ума сошла?!

– Я… видела, какой ты вернулась. Сломанной. Я хотела заставить тебя понять, что это может случиться со многими другими людьми, а ты не выглядишь такой беспринципной, чтобы плевать всех остальных, – тихо проговорила Яна и заметила приближающуюся к машине фигуру Герца, омоновский автозак отъехал от цеха и мигнул фарами, скрываясь за деревьями по дороге. – Да, план был дурацкий, но все ведь закончилось.

– Поклянись, что никогда так больше не будешь делать, чудо-женщина, – погрозив ей пальцем, Диана дождалась ответной клятвы и повернулась, усаживаясь на сидении прямо. Дверь у ног Яны неожиданно открылась, Григорий наклонился и заглянул в машину, он прошелся по девушкам одинаково-холодным взглядом и закинул за заднее сидение тяжелую кожаную папку. Ковалёва чувствовала твердость его бедра кончиками пальцев ног, так близко он стоял к машине. По щекам разлилось тепло, едва их взгляды встретились, ее снова окатило густой волной его бархатистого голоса:

– Доигрались?

Дверь захлопнулась, а Гор сел на водительское сидение и завел двигатель, Диана притихла, не решаясь больше заводить разговор. Они проехали по пустынной трассе почти полчаса, прежде чем оказались в черте города. К тому моменту Яна задремала под льющуюся из колонок тихую непопулярную музыку.

Ей удалось поспать буквально несколько минут, прежде чем очнуться от ощущения давящей тревоги. Она была сравнима со странным чувством, которое выталкивает тебя из сна, и заставляет судорожно всматриваться в самые темные углы собственной спальни. На периферии сна слышались радио-разговоры, томный женский голос вещал о погоде на грядущий день, разбавляя короткие новостные справки колоритными блюзовыми композициями под шум вентилятора, выпускающего в салон теплый воздух.

– Спасибо, что приехал и за помощь, конечно, тоже спасибо, – Диана говорила шепотом, опасаясь разбудить лежащую на заднем сидении Яну, которая за все время поездки ни разу не двинулась. Несмотря на пробуждение, Ковалёва предпочла не открывать глаз, не разрывать интимную атмосферу чужого диалога. Вот только собеседник Князевой молчал, и рыжеволосая продолжила. – Когда ты прилетел из командировки?

– Во вторник, – у Яны не находилось ответа, почему она так остро реагирует на тембр его голоса. Но даже дыхание замерло, едва слух уловил обволакивающий бас-баритон. Заскрипела кожа, которой были обтянуты сидения в машине. А после послышался тихий вздох. Ковалёва не сдержала любопытство в узде и распахнула глаза, что она ожидала увидеть? Как эти двое слились в поцелуе? Но мужчина и женщина сидели на своих местах, и напряжение между ними можно было увидеть невооруженным взглядом.

Черный полноразмерный внедорожник стоял во дворе знакомого дома, предрассветные сумерки озаряли серую архитектуру среднестатистического жилого района. Темные кроны деревьев прятали за собой окна многоквартирного жилья, да и с ее ракурса сложно было разглядеть больше, чем небо темно-персикового цвета. От мысли о том, что нужно выходить из теплой машины, Яна поежилась и прижала встопорщенный плед к обнаженному верху плотнее. Ее маневр привлек внимание. Из-за сидения показалась Князева:

– Доброе утро, Яна, – в глазах девушки можно было заметить волнение и неловкость, но она все еще держала лицо доброжелательности. Ковалёва чуть улыбнулась в ответ и с осторожностью спустила ноги с сидения, попыталась усесться по центру, придерживая мягкую преграду, защищающую ее от обнажения у груди. Где-то там между пледом и ее кожей запрятался голубой свитер Дианы, но ноющие плечи совсем не добавляли Яне желания активно шевелить руками. – Я подумала, что ты приведешь себя в порядок у меня дома, а после Илья тебя отвезет. Не стоит твоей бабушке видеть тебя в таком виде. Как ты себя чувствуешь? Может врача стоит вызвать?

Яна отрицательно покачала головой и провела ладонью по всей длине волос, сбившиеся в сосульки светлые пряди ощущались как старая солома. А на коже все еще можно было уловить металлический запах мутной воды, в которую ее окунали. От грязи и воспоминаний этой ночи захотелось отмыться, Ковалёва заерзала в замешательстве и случайно встретилась взглядом с темными глазами Герца в отражении зеркала заднего вида. Он смотрел на нее, не мигая, буравил жестким взглядом, ловил каждое движение ее пальцев в волосах и словно контролировал окружающий девушку воздух.

– Все хорошо, – прошептала она. Себе и всем вокруг, вбивая в свою звенящую от недосыпа голову – теперь все в порядке. Диана заметила резкость в словах и движениях, ведь совсем недавно с большим трудом избавилась от этих мелких деталей в поведении, выдающих глубокую психологическую неустойчивость. Она проникла между сидениями и склонилась к Яне, осторожно забирая ее ладонь от волос, которые та пыталась судорожно расправить, и сжимая в своих теплых ладонях.

– Ты права, теперь все хорошо, и будет хорошо впредь, потому что этот опыт сделает тебя сильнее, главное – перешагнуть через свое прошлое и жить дальше, ты слышишь меня? – Князева и представить себе не могла, сколько раз ей пришлось перешагивать через то самое прошлое. Ковалёвой впору играть в классики, а не жить. Прыжок сюда, прыжок туда. Вытряхивать плохие дни из мешка воспоминаний, как пыль из старого пылесоса. А ведь пылесос – самое подходящее к ней сравнение. Впитывать все самое черное и грязное, что может встретиться на пути у двадцатилетней студентки и прогонять через себя. Похоже на ее жизненное кредо. Яна не жалела ни об одном сделанном за последние дни шаге, но после каждого столкновения с чернотой хотелось отмыться, как сегодня, и стать по-новому той девушкой, которая легко прыгает по расчерченным на асфальте мелом кубикам.