Наталья Андреева - Любовь.ru

А надо сказать, что недалеко от лестницы, веду­щей на первый этаж, стоит у нас большая деревян­ная кадка с пальмой. Огромная пальма. В кадке, в земле, торчал ржавый нож. Ржавый, но острый. Ми­лая моя Полина уж очень любила комнатные цветы. Пальма, цветок, конечно, не совсем комнатный, но жена возилась с ней с огромной любовью. И землю ножом этим вокруг растения рыхлила. Чтоб, значит, вода без препятствий проникала до корней. Почему я так подробно про эту кадку, вы сейчас сами пой­мете.

Когда я дверь в гостиную прикрывал, то услы­шал, как они начали ругаться. Как обычно, я значе­ния этому не придал и решил вниз не спускаться, а зайти в комнату на втором же этаже, окно которой выходило как раз к парадным воротам. Если ма­шина действительно к нам, тогда спущусь и гостей встречу.

Так вот. Зашел я в комнату, посмотрел вниз. И вижу, что не одна машина, а две возле ворот сто­ят. «Жигули» и «Пежо». Женская такая машинка, маленькая. А гости в дом входят. И тут мое внима­ние отвлек телевизор: он был включен, передавали последние известия. Я до политики охочий, задержался буквально на несколько минут, чтобы дослу­шать и даже сделал звук погромче.

А когда вышел к лестнице, моим глазам предста­ла ужасная картина. Внизу, на первом этаже, акку­рат прямехонько под выступом, где стояла кадка с пальмой, лежал с ножом в спине Мишка. И шея у него была как-то странно свернута на бок. Полина стояла возле пальмы вся бледная, а рядом с ней мужчина и женщина — перепуганные насмерть.

И вот когда я их увидел вместе, то сразу все по­нял. Все было налицо: и сын Мишка, которому я в тот день купил в комиссионке коньки, и выросшая с тех пор девочка, которую, оказывается, звали По­линой, и разведенная мною пара.

И тогда я подумал, что странно играет нами Судьба. Зачем все это? Какой во всем есть смысл, и почему они так стоят и смотрят друг на друга? И все случившееся глупо и нелепо. Только сына у меня уже больше нет...

Прочитав откровения Стрельцова, Люба на­долго задумалась. Уж слишком все просто: по­стоянные ссоры мачехи и пасынка, нож, торча­щий в кадке с пальмой. Интересно, а у следствия были сомнения по поводу того, кто убил Михаила Стрельцова?

Кого обвинили в убийстве, Павел Петрович?

Молчание.

Понятно теперь, почему Стрельцов так нерв­ничает. Тяжело переживает смерть сына. Винит себя в том, что вступил в повторный брак. И что молодая жена его оказалась стервой. Воспитание сказалось. Мать растила ее одна, и была целиком занята собой и своей карьерой, причем с отцом Полины ее развел фактически Павел Петрович Стрельцов. Он надавил на судью и второго засе­дателя. А закончилось все трагедией. Убийство в состоянии аффекта.

Но почему он молчит?

Впрочем, Люба уже привыкла получать от­кровения Стрельцова порциями. Сначала решил­ся рассказать об одном, потом пойдет и на другую откровенность.

Что с вашей женой, Павел Петрович? Она в тюрьме.

Вы страдаете от одиночества? Вас гнетет ком­плекс собственной вины?

Не вижу никакой возможности жить дальше. Вы верите в ее виновность?

Не мог же он сам воткнуть себе в спину нож?

Попытайтесь вспомнить все мелочи жизни с По­линой. Что было в ее характере положительного, способна ли она на такую ненависть, чтобы убить человека?

Конец связи. Больше никаких сообщений от Стрельцова.

В эту ночь она никак не могла уснуть. Почему-то непрестанно думала о Полине Стрельцовой.

Представляла ее лицо, задумчивое, романтич­ное, с темной косой, перекинутой через плечо, и с огромным ржавым ножом в тонкой руке. — Нет, этого просто не может быть!

Лучшая подруга прилетела к Любе на следу­ющий же день после своего свидания с Сергеем Ивановым. Загадочная, с сияющими глазами. Люба поняла, что Апельсинчику не терпится по­делиться своими похождениями.

— Ты представляешь! — с порога завопила Люська.

— Может, сначала в комнату пройдем?

— Да мне просто не терпится! Впрочем, я на минутку.

— Постой, ты, прямо с работы ко мне, что ли?

— Меня ж распирает! Не маме же с папой рассказывать, как я ходила с мужчиной в доро­гой ресторан?!

В кухне Люська плюхнулась на табуретку и спросила:

— А есть что поесть? Рестораны случаются в жизни редко, а кушать почему-то хочется всегда. Что у тебя сегодня в холодильнике? Засохший кусок сыра и пара недозрелых помидор? Постой. Тащи-ка из прихожей мою сумку.

Из недр Люськиной хозяйственной сумки Лю­ба в итоге извлекла батон белого хлеба, гирлянду молочных сосисок, бутылку кетчупа и несколько румяных яблок.

— Сойдет, — сказала Люська. — Ставь воду Для сосисок, а я пока буду рассказывать.

— В магазине «Чай, кофе» была? — спросила Люба, наливая воду в маленькую кастрюльку и ставя ее на плиту.

— А, — махнула рукой Люська. — Давай сра­зу к сути.

— А в чем суть?

— В том, что мне во что бы то ни стало надо измениться.

— Как измениться? — не поняла Люба.

— В лучшую сторону, — торжественно за­явила подруга. — Ну кто я есть?

— Хороший человек, — пожала плечами Люба.

— Да он принял меня за уличную девку! — отчаянно вскрикнула Люська. — Знаешь, каких трудов мне стоило его убедить, что это не так?

— Представляю.

— И только когда я посмотрела на себя гла­зами швейцара, открывшего перед нами дверь ресторана, я поняла, что надо срочно что-то с со­бой делать. Как ты думаешь, может, мне волосы перекрасить? Во что-нибудь нейтральное?

— Не знаю. Я в этом ничего не понимаю. Д нейтральное, это, по-твоему, что?

— Ну, блонд, например, — неуверенно сказа­ла Люська. — Или шатен.

— По-моему, у тебя начинает формироваться комплекс. По поводу собственной внешности.

— Ты со мной только психологию не разводи. Клиентам своим можешь очки втирать.

— Ты считаешь, что я плохой психолог? — обиделась Люба.

— А что, хороший? Как это там у вас говорит­ся? «Врач — исцелись сам». Вот, — торжественно изрекла Люська. И добавила: — Вода кипит.

Люба молча бросила в кастрюльку пять со­сисок.

— Ну, не дуйся, — примирительно сказала подруга. — Я же тебе главного еще не рассказа­ла. Как это все было. Честное слово, я старалась вести себя как можно скромнее! Водку не пила, пирожными не объедалась и выбрала в меню чего попроще. Какой-то морской коктейль. С ля­гушками, наверное. Потому что это оказалось не жидкое, в бокале, а на тарелке. Нечто. Неужели такое где-то живет? Б-р-р-р! И еще блинчики. Просила не сладкие (села на диету), и в них ока­залось черт-те знает что. Я даже толком не разо­брала. Вроде древесные побеги.

— Почему древесные?

— Потому что я их с трудом разжевала. Где еще такое может расти, как не на дереве?

— А на вкус? .

— Вот если нарвать на огороде стрелок чесно­ка, тех, что закручиваются, да обжарить до мяг­кости на растительном масле, да добавить туда томатику, обжаренного лучку и морковки...