Джастин Дэвис - Лучшая месть

– Думаете? Хотите знать, где сейчас Тайлер?

– Ему тоже не поверят.

– Вы рассчитывали на это, верно? Как рассчитывали со мной. Но Тайлер получил помощь.

– Если вы имеете в виду эту маленькую сучку…

Сент-Джон нанес удар, прежде чем осознал, что делает. Он почувствовал боль в костяшках пальцев за секунду до того, как его отец упал наземь.

В следующий момент Джесса оказалась рядом с ним.

– Пока ты действительно не убил его, – сказала она, словно они не обсуждали ничего более серьезного, чем ее запасы птичьего корма, – ты должен знать, что половина города уже здесь.

Так вот что он чувствовал. Джесса привела кавалерию. Или, по крайней мере, свидетелей.

– Я не хочу его убивать. Он того не стоит.

Джесса сжала его руку.

– Да, не стоит. И то, с чем ему предстоит столкнуться, будет для него хуже смерти.

Олден быстро поднялся. Сент-Джон увидел, что минимум двадцать человек стоят во дворе между задней стеной магазина и складом, с ужасом и отвращением глядя на его отца.

− Дэм не имел в виду, что я помощь для Тайлера, – сказала Джесса, глядя на Олдена, как на мешок с червивым кормом. Как ни странно, теперь, когда она была рядом, Сент-Джон начал наслаждаться происходящим. – Если вам действительно интересно, где Тайлер – в чем я сомневаюсь, так как единственное, что вас сейчас беспокоит, – это вы сами, – то он с человеком, которому поверят все.

– Мистер Олден? – Голос, прозвучавший сзади, заставил Олдена повернуться. Человек в форме шерифа приближался к нему – судя по его лицу, его задача ему не нравилась. За ним следовал второй помощник шерифа. – Вам придется пройти с нами, сэр. Были сделаны серьезные заявления.

– Никуда я с вами не пойду! – Олден указал на Сент-Джона и Джессу. – Не знаю, что они вам наговорили, но это куча вранья!

Помощник шерифа нахмурился:

– В действительности обвинения были выдвинуты посторонним источником. И вполне надежным.

– Кем?

– Джошуа Редстоуном.

Сент-Джон видел, как изменилось выражение лица Олдена, когда он услышал столь знаменитое имя и бормотание в толпе наблюдателей.

– А он тут при чем? – осведомился Олден.

– Это мой босс, – просто сказал Сент-Джон.

– И, – добавила Джесса, – один из его самых старых и близких друзей. Так что вам конец.

Олден выругался, шагнув назад. Помощник шерифа взял его за руку. Когда он попытался вырваться, подошел второй помощник и взял его за другую руку.

– Сукин сын! – Олден свирепо уставился на человека, чьим отцом он был. – Я радовался, избавившись от тебя. Ты стал староват для меня.

Горожане ахнули в унисон. Олден казался удивленным, словно забыв о свидетелях. Он посмотрел на их шокированные лица. Фамилия Редстоун полностью изменила баланс, и он понимал это.

– Черт тебя побери! – завопил Олден.

– Уже пытался, – съязвил Сент-Джон.

– И не смог, – добавила Джесса. – Он гораздо сильнее вас. И всегда был сильнее.

– Я всегда знал, что между вами двумя что-то было, – огрызнулся Олден. – Я знал, что вы…

– Вы ничего не знали обо мне, – прервал его Сент-Джон. Его голос был теперь абсолютно спокойным, но казался более зловещим, чем в минуты гнева. – Как ничего не знаете о Тайлере. И никогда не узнаете.

Олден тщетно пытался освободиться, но помощники шерифа, убедившись в правдивости обвинений, крепко держали его. Один из них достал из-за пояса наручники и защелкнул их на запястьях Олдена – звук щелчка казался подводящим итог всему. Элберт Олден съежился, как проткнутый волдырь. Слюна поблескивала у него на подбородке, когда он уставился на сына, которого не видел двадцать лет.

– Тайлер был плохой заменой, – сказал он.

Сент-Джон оставался неподвижным.

– Ты никогда этого не забудешь, – продолжал Олден, и впервые злоба его души отразилась во взгляде. – И я тоже. Ничто не чувствуешь так хорошо, как собственную плоть и кровь.

Джесса сжала руку Сент-Джона, и в тот момент ее прикосновение удержало его от того, чтобы на месте прикончить этого монстра.

− С Тайлером все будет в порядке, – заверил ее Джош. – «Редстоун» позаботится об этом.

Джесса кивнула – она познакомилась с Джошем Редстоуном всего несколько часов назад, но уже знала, что у него слово не расходится с делом.

– У меня есть свои люди в фонде Уэстина, у которых много опыта работы с травмированными детьми.

Джесса кивнула снова.

– Я хотела для него что-нибудь подобное, – сказала она.

– Это чудо, что его организм функционирует нормально, – отозвался Джош. – Думаю, нам может понадобиться расширить фонд, введя в него программу действий с последствиями таких случаев. – Посмотрев на нее, Джош добавил: – Дэм уже в самолете.

– Он собирается убежать, не так ли?

Джош кивнул:

– Да. Возможно, навсегда. Вы сможете с этим справиться?

– Я знаю, что он никогда не будет таким, как человек с нормальным детством. Но я также знаю, как он силен, чего ему стоило добиться теперешнего положения.

– Не отказывайтесь от него, Джесса.

– Никогда не откажусь. Он не позволит случившемуся управлять им, когда поймет, что все осталось позади.

Джош добродушно улыбнулся:

– Похоже, вы именно то, на что я надеялся. Вы будете его окончательным спасением, Джесса.

Она покачала головой:

– Я всего лишь я. Спасти его я не могу, как не могла раньше. Но он может спасти себя сам – ему хватит сил.

– Да. Не многие понимают это, когда он покинул вас таким образом. Но это так, Джесса. Дэм бежит от возможности, в которую боится поверить, как он однажды бежал от реальности, слишком безобразной, чтобы существовать в ней.

– Знаю.

– Дайте ему время. Потом позвоните мне. Или я позвоню вам, когда он будет в лучшем состоянии, чем теперь.

Мысль о том, чтобы позвонить великому Джошу Редстоуну, заставила ее улыбнуться.

– Разумеется. Я просто сниму трубку и потребую соединить меня с одним из самых важных людей в мире.

– Я всего лишь я. – Джош намеренно повторил ее слова. – И я всегда отвечу на ваш звонок.

Джесса посмотрела в дымчато-серые глаза, видя в них то, что видели многие другие.

– Теперь я понимаю, почему «Редстоун» таков, каков есть. Потому что вы – это вы.

– «Редстоун» – это его люди. Так было всегда. – Он положил ей на плечо мягкую теплую руку. – И всегда будет.

Когда Джош ушел, Джесса думала о том, был ли какой-то скрытый смысл в его последних словах.

Сент-Джон ежился, стряхивая с себя ледяную воду, пытаясь сосредоточиться на всех аспектах своего бытия. Холод озера, ощущение ветра на его мокром теле, контрастирующее тепло солнца, пробивающегося сквозь балдахин деревьев, чувство чистоты, по крайней мере физической, и грубое ощущение отросшей бороды, когда он почесал подбородок, который не брил почти неделю.